Рассказ Брайтона Хэммона, негра

    Перевод с английского Азата Абдуллатыпова


    Рассказ о необычайных страданиях и удивительном освобождении Брайтона Хэммона, негра, слуги генерала Уинслоу, из Маршфилда, Новая Англия, который вернулся в Бостон после почти тринадцати лет отсутствия. Содержит изложение множества трудностей, которые он претерпел с того времени, как покинул дом своего хозяина в 1747 году, и до самого возвращения в Бостон – как он был выброшен на берег на мысах Флориды, столкнулся с ужасной жестокостью и бесчеловечным варварством индейцев, убивших всю команду корабля, а также как он провёл четыре года и семь месяцев в закрытом подземелье, и как он замечательным образом встретил в Лондоне своего старого доброго хозяина, который возвращался в Новую Англию пассажиром того же корабля.


    Хэммон, Брайтон.
    14 стр.
    Бостон
    Напечатано и распространяется Грином и Расселом, Квин-Стрит.
    1760


    К читателю.


    Поскольку мои условия и состояние моей жизни очень удручающие, нельзя ожидать, что я смог бы составить описание тех страданий, которые я претерпел, или поведать о сохранившем меня Провидении доброго Господа, как человек, находящийся в лучшем состоянии; но предоставим судить об этом самому читателю, а я лишь изложу события так, как их представляет моё сознание.


    В понедельник, 25 декабря 1747 года, покинув своего хозяина, я отправился из Маршфилда с намерением отправиться в морское плавание, и на следующий день, 26го числа, добрался до Плимута, где сразу же записался на борт шлюпа под командованием Джона Хоуланда, судовладельца, направлявшегося на Ямайку и в Залив. Через короткое время мы отчалили из Плимута и после приятного тридцатидневного плавания прибыли на Ямайку. Там мы задержались всего на пять дней, после чего отчалили по направлению к Заливу, куда благополучно прибыли через десять дней. Мы загрузили судно древесиной и отплыли из Залива 25го мая, а 15го июня нас выбросило на рифы возле мыса Флориды, примерно в 5 лигах от побережья. Лишённые всякой помощи, мы не знали, что делать и каким курсом двигаться в нашем плачевном положении. Капитану советовали, просили, умоляли выбросить за борт всего двадцать тонн древесины, и мы бы были спасены. И если бы он так сделал, он мог бы спасти судно, груз, и не только их, но также и свою жизнь, равно как и жизнь помощника и девяти матросов, о чём я сейчас расскажу.


    Проведя на рифе два дня, капитан приказал вытащить судно, а затем спросил, кто желает остаться на борту. Вся команда хотела сойти на берег в тот раз, но поскольку шлюпка не могла принять на борт двенадцать человек сразу, а нужно было предотвратить недовольство, то на борту остались капитан, пассажир и один матрос, в то время как старший помощник и семеро матросов, а также я, получили приказ отправляться на берег на шлюпке, чтобы половина сошла на берег, а четверо остальных возвратились на шлюп и доставили на берег капитана и остальных. Капитан приказал нам взять с собой оружие, снаряжение, провизию и принадлежности для приготовления еды, а также парус, чтобы мы могли поставить из него палатку и укрыться от непогоды.


    После отбытия от шлюпа мы взяли курс на берег, и в двух лигах от него мы заприметили группу каноэ, которые мы сперва приняли за скалы, поскольку они двигались нам навстречу; на одном из них мы увидели английский флаг, при виде которого мы немало обрадовались. Однако, приблизившись, мы обнаружили, к своему превеликому удивлению, что в них были индейцы, числом шестьдесят. Будучи столь близко к ним, мы не могли спастись бегством. Вскоре они приблизились и захватили нас, забрав всё наше оружие, снаряжение и провизию. Затем вся группа каноэ (а их было около двадцати) направилась к шлюпу, за исключением двух, командам которых было поручено нас охранять. Нам приказали следовать за ними. Восемнадцать каноэ, которые взяли курс на шлюп, шли настолько быстрее нас, что их экипажи поднялись на борт за три часа до нашего прибытия, убили капитана Хоуланда, пассажира и матроса; мы зашли с левого борта, а они приказали нам перейти на правый, и когда мы огибали нос, мы увидели, как все индейцы приближаются к нам и заряжают ружья.


    Видя это, помощник капитана сказал: “Мы все мертвецы, парни!”, и до того, как мы перешли на другой борт, они разрядили в нас свои ружья и убили троих из экипажа: Рейбена  Янга из Кейп-Кода, помощника капитана; Джозефа Литтла и Лемюэла Доути из Плимута. После этого я немедленно прыгнул за борт, выбрав скорее утонуть, чем быть убитым этими жестокими и бесчеловечными дикарями.Через три-четыре минуты я услышал ещё один залп, который забрал жизни ещё пятерых – Джона Ноуланда и Натаниэля Рича, оба из Плимута; Элкана Коллимора и  Джеймса Уэба, неизвестно откуда, и Мозеса Ньюмока, мулата. После того, как они убили всех людей в шлюпе, одна из лодок направилась ко мне и настигла меня. Меня втащили в каноэ, жесточайше избили абордажной саблей, после чего связали. Затем лодка со мной снова подошла к шлюпу, и тогда индейцы, остававшиеся на борту шлюпа, расселись по каноэ и подожгли судно, издавая чудовищные крики и дикие вопли, как огромная стая дьяволов.

    Как только судно догорело до водной глади, индейцы взяли курс на побережье, захватив и нашу шлюпку, на которую пересело пять из них. Когда мы сошли на берег, меня отвели к хижинам, где я уже ничего не ждал, кроме немедленной смерти, поскольку по дороге они часто говорили мне на ломаном английском, что собираются заживо изжарить меня на костре. Но Провидению Господню было угодно другое. Господь помог мне среди этих гор трудностей, и со мной обошлись лучше, чем я опасался, и вскоре развязали меня, но каждую ночь оставляли при мне охранника. Они держали меня так около пяти недель, и обращались со мной довольно хорошо. Кормили меня варёной кукурузой, которую часто ели и сами.


    От этих злодеев я сбежал так: из Сент-Августина прибыла испанская шхуна, хозяин которой, которого звали Ромонд, попросил индейцев позволить мне подняться на борт.  Они согласились, и капитан* ,которого я хорошо знал, снялся с якоря и отвёз меня в Гавану. Я пробыл там четыре дня, после чего индейцы пришли за мной, и потребовали отдать меня им, поскольку я был их пленником. Они подали жалобу губернатору, и ещё раз потребовали меня уже у него; но губернатор в своём ответе сказал им, что, поскольку они предали смерти всю команду шлюпа, то им не удастся меня заполучить снова; он заплатил за меня десять долларов, добавив, что не позволит им более убивать кого-либо, а вместо этого заберёт всех, кого они только смогут доставить из числа людей, выброшенных на рифы, и будет платить по десять долларов за голову.
    
    * Я познакомился с этим господином, поскольку в прошедшую войну его взял в плен английский корсар и привёз на Ямайку как раз тогда, когда я там был.

 
    В Гаване я жил в замке губернатора около двенадцати месяцев, и однажды, когда я шёл по улице, я столкнулся с отрядом вербовщиков, которые сразу же схватили меня, бросили меня в клетку, где с ещё несколькими людьми держали до следующего утра, когда нас всех вывели и спросили, кто пойдёт на королевские корабли, которые, количеством четыре, были построены недавно и предназначались для испанской метрополии. Когда я отказался служить на судне, меня бросили в замкнутое подземелье, где держали в заточении четыре года и семь месяцев; находясь там, я часто подавал прошения губернатору через людей, которые приходили навещать узников, но они так и не осведомили его обо мне, и он оставался в неведении о том, что происходило со мной, что было причиной моего столь долгого заточения. Но по велению доброго Провидения капитан торгового судн+а, направлявшийся в Бостон, получив пробоину, был вынужден зайти в Гавану на ремонт, и на ужине у миссис Бетти Говард она рассказала ему о моём печальном положении, и сказала, что будет рада, если он каким-нибудь способом освободит меня. Капитан сказал миссис Говард, что приложит все усилия для моего освобождения и облегчения моих страданий.


    Будучи верным слову, после ужина он пошёл  в тюрьму и спросил надзирателя, может ли он меня увидеть. После его просьбы меня вывели из подземелья, и капитан расспросил меня обо всём и сказал, что переговорит с губернатором о моём освобождении из этого ужасного места. Он так и сделал, и на следующий день губернатор приказал, чтобы меня выпустили. После освобождения из темницы я ещё год жил у губернатора, и в это время предпринял три попытки бежать, и последняя из них оказалась удачной. В первый раз я проник на английский двенадцатипушечный  корабль под командованием  капитана Марша с несколькими товарищами. Мы спрятались на борту, а на следующий день, когда корабль поднял паруса, я подумал, что я в безопасности, и появился на палубе. Но как только нас обнаружили, капитан приказал спустить шлюпку и отправить нас на берег. Я взмолился к капитану, чтобы он позволил хотя бы мне остаться на борту, просил, рыдал, чтобы он смилостивился, приняв во внимание моё несчастное положение, и добавил, что меня почти пять лет держали в закрытом подземелье, но капитан не внял никаким мольбам из страха навлечь на себя немилость губернатора и заставил нас отправиться на берег.


    Проведя на берегу ещё двенадцать месяцев, я предпринял попытку второго побега, устремившись на борт шлюпа, отправлявшегося на Ямайку. По пути из города к шлюпу меня, к несчастью, поймала стража, и отправила обратно в замок, где меня заточили. Однако спустя короткое время меня выпустили и вместе с несколькими другими рабами отправили носить по всей стране епископа из замка, который обращал стариков, крестил детей и так далее, за что получал немалые деньги. На этой службе я провёл около семи месяцев, и жил при этом очень хорошо, а затем вернулся в замок, где мне была предоставлена свобода перемещения по городу и самостоятельного заработка. В то время в гавань зашёл Бобр, большой английский военный корабль, и узнав у кого-то из команды, что он выйдет в море через несколько дней, я понял, что мне ничего не остаётся, как найти возможность совершить побег.


    Итак, одним воскресным вечером лейтенант корабля и несколько человек с баржи были в таверне, и миссис Говард, ранее проявившая ко мне дружеское участие, обратилась к лейтенанту с просьбой взять меня на борт. Лейтенант сказал, что с удовольствием это сделает, и я немедленно отправился на борт баржи. На следующий день испанцы подошли к Бобру и потребовали вернуть меня и ещё несколько человек, которые так же сбежали от них, как и я, чуть раньше меня; но капитан, который был истинным англичанином, отказал им и сказал, что не мог удовлетворить их требование выдачи английских подданных под английским флагом. Через несколько дней мы подняли паруса, направляясь на Ямайку, куда мы прибыли в безопасности после лёгкого и приятного перехода.


    Проведя немного времени на Ямайке, мы направились в Лондон в составе конвоя торговой флотилии, которая вся в целости и сохранности прибыла в Даунс. Я нанялся на другой корабль, Арценцель, и провёл на нём около месяца. С этого корабля я перешёл на Сандвич, девяностопушечник; на Сандвиче я задержался на  шесть недель и затем был приказом переведён на борт Геркулеса под командованием Джона Портера, 74-пушечного корабля. Мы вышли в океан и встретились с 84-пушечным французским кораблём, с которым у нас была славная битва. В ней мы потеряли около семидесяти человек убитыми и ранеными, наш капитан лишился ноги, а я был ранен в голову небольшим осколком.
Мы могли бы взять этот корабль, если бы он не посрубал нам большую часть такелажа своим огнём. Через несколько часов показался 64-пушечный английский корабль и взял его.  Я списался с Геркулеса 12 мая 1759 года, пробыв на борту 3 месяца, по причине ранения в руку, будучи признанным негодным к службе.


    После честной выплаты полагавшегося мне жалования меня отправили в Гринвичский госпиталь, где я вскоре выздоровел. Затем я устроился коком на Капитан Мартин, военный корабль королевского флота.На борту его я был два месяца, Получив расчёт, я уволился в октябре. После списания с Капитана Мартина я заболел лихорадкой в Лондоне, и был в больнице около 6 недель, потратив все свои деньги и оставшись в крайне тяжёлом положении. К несчастью для меня, я не знал о том, что мой добрый хозяин был в Лондоне в это трудное время.


    Выздоровев, я записался на борт большого корабля, направлявшегося в Гвинею, и однажды вечером в пабе я услышал беседу группы людей, говоривших об оснащении судна, направлявшегося в Новую Англию. Я спросил, в какую часть Новой Англии следовало это судно. Мне сказали, что в Бостон. Когда я спросил, кто командир судна, мне сказали, что это капитан Ватт. Через несколько минут зашёл старший помощник этого судна, и я спросил его, не нужен ли капитану Ватту кок. Он ответил, что нужен, и что капитан Ватт будет через несколько минут. Через полчаса зашёл капитан Ватт, и я записался к нему сразу же после того, как с мольбами списался с судна, следовавшего в Гвинею. Я служил на корабле капитана Ватта почти три месяца до отплытия. В один из дней, работая в трюме, я услышал, как кто-то упоминает в разговоре имя Уинслоу, и мне стало очень любопытно. Я спросил, о каком Уинслоу они говорят. Мне ответили, что это генерал Уинслоу, один из пассажиров. Я спросил, какой генерал Уинслоу? Я никогда не знал своего доброго хозяина под этим званием.


    Расспросив подробнее, я обнаружил, что это должен быть мой хозяин, и через несколько дней правда открылась и я имел счастье лицезреть этого господина, и чувства так обуревали меня, что некоторое время я даже не мог с ним говорить. Мой добрый хозяин был чрезвычайно рад меня видеть, говорил мне, что я будто восстал из мёртвых, ведь он думал, что меня уже много лет нет в живых – он не слышал обо мне ничего в течение тринадцати лет.


    Я думаю, я не отклонился ни в одной части своего повествования от правды, и хотя я умолчал об очень многих вещах, но то, что написано, может быть достаточно, чтобы убедить читателя, что я претерпел самые мучительные страдания. И тем не менее, благодаря божественной милости, я был столь чудесным образом спасён и убережён от такого множества опасностей; об этом я желаю всегда помнить с благодарностью до тех пор, пока я жив на этом свете.


    Итак, по провидению Господа, который спас слугу своего Давида из лап льва, и из лап медведя, я освобождён из долгого и полного ужаса заточения среди дикарей хуже, чем эти звери; и теперь я возвращён на мою родную землю, чтобы показать, какие великие деяния Господь совершил для меня. Я позову всех людей и скажу: “О, восхваляйте Господа вместе со мной, и давайте вместе воскликнем имя Его!” И люди будут славословить Господа за доброту Его и за чудесные деяния Его для Сынов Человеческих!