Извращенец из шестьдесят девятой квартиры

Я пенсионер. Живу один.

Дачи у меня нет. Гаража нет. Рыбачить не люблю. Кроссворды надоели, и то давно. Телевизор сломался, а чинить некому. Утром пробегусь трусцой, гимнастику сделаю, позавтракаю — чем дальше заняться?

Правильно! В доме напротив Семёныч живет, такой же бездельник — то и дело невестку с сыном посылает (на дачу, а вы куда подумали?), вот мы с ним целый божий день сидим в беседке и то в шахматы, то в шашки играем.

Скоро Гарри Каспарова и Харма Вирсму одолеем!

Но я не про то.

Беседка у нас недалече от второго подъезда моей девятиэтажки.

Кто белыми играет, у того подъезд перед глазами.

А белыми по нашей традиции играет, кто партию выиграл. А я играю сильнее Семёныча — значит, больше он спиной к подъезду сидит, а я лицом.

Пока он над своим ходом думает, я, стало быть, наших красавиц разглядываю.

Михайловну, Павловну и Саввичну.

Они на лавочке у подъезда каждый день заседают, ага.

Вечером сериалов насмотрятся, а днём решают мировые проблемы — кто с кем в следующей серии сойдётся или расстанется. Или что там у них нынче в сериалах творится...

Так вот! Месяц назад во втором подъезде такое началось, что они про сериалы говорить перестали.

Нет, смотреть не бросили, и свет нам не отрубили — не на Украине живем.

Про Украину мне Семёнович начинает рассказывать, когда заболтать хочет, чтоб я фигуру или шашку прозевал. Это он у нас новости и ток-шоу всякие смотрит, когда во дворе стемнеет и мы по домам расходимся...

Но я не про то.

Месяц назад у нас, стало быть, свой сериал начался!

Сначала пришёл во двор какой-то странный парень. Ну как баба! Низ — брючки белые в облипку, верх — что-то вроде кофточки розовой вместо рубашки, волосы крашенные... фу!

Этот... гей, стало быть. Как нынче говорят.

Подошёл к двери второго подъезда, позвонил по домофону и громко, на весь двор, сказал тоненьким голосочком:

— Алё, шестьдесят девятая квартира? Коленька, сладенький мой, это я, твоя зайка Шурочка!

И зашёл в дом. Коленька ему, стало быть, открыл.

Девчонки у подъезда — Михайловна, Павловна и Саввична, стало быть, — цитатами из сериала так и подавились.

И я, признаться, так рот разинул, что коня можно было засунуть. Да не шахматного, а живого!

Часа через три вышли из подъезда оба — Коленька и Шурочка.

Последний (или последняя, пёс их знает, этих гомогеев) проворковал... ла... ну, в общем:

— Нет, миленький, дальше провожать меня не надо! Ты был великолепен! Пока-пока, до встречки, счастливенько, пусик любимый!

Три девицы под окном... то есть, у подъезда опять дар речи потеряли. И мы с Семёнычем оба охренели.

Ну Коля!

Но это было только начало.

На следующий день приходит во двор шикарная чмара. Это из «Двенадцати стульев», ага. Грудь — во, задница — во... а ты тоже знаешь анекдот про «не показывай на себе, плохая примета»? Ничего, мы не на зоне.

Платье на ней роскошное, висюльками вся обвешана, а духами так забрызгана, с таким шлейфом, что до беседки донёсся. Семёныч как чихнул — все фигуры с доски попадали, а я как раз мат ему объявить собирался!

Подходит, стало быть, та чмара к двери второго подъезда, звонит по домофону и говорит слово в слово то же самое, что Шурочка.

И про шестьдесят девятую квартиру, и про Коленьку сладенького.

Только не про зайку Шурочку, а про киску Настеньку.

И не тоненьким голосочком, а басом.

Да таким, что если бы Шаляпин и Штоколов ожили и услышали, снова умерли — от зависти!

И Коля этой... или этому... тоже открыл.

Красавицы у подъезда сначала каждая за свою грудь — левую половину — схватились, потом за валидолом полезли.

А я в такой ступор впал, что мне Семёныч нахалом детский мат успел поставить, пока отпустило.

Часа через три Коленька этого Настеньку из подъезда вывел и сказал, что проводит до трамвая.

Пока шли через двор, у Настеньки грудь из-под блузона вывалилась — и на асфальт. Он такой мат объявил, что весь дом услышал.

Когда Коля вернулся к подъезду, я думал, девчонки на нём шесть дыр просверлят взглядами. А я ещё две добавлю.

На третий день подходит к Колиному подъезду мужик лет сорока и собаку ведёт. На поводке, с намордником, как положено.

Звонит по домофону:

— Здрасьти, шестьдесят девятая квартира? Николай? Сучку для интимных услуг заказывали?

Николай опять открыл.

А у него, чтоб ты знал, кобеля нет! Откуда знаю — у него вообще нет собаки!

Саввичне «скорую» вызывали.

А Павловне, Михайловне и мне Семёныч пол-ассортимента успокоительных из аптеки притащил. Потом еле откачал от передоза — хорошо, невестка с сыном с дачи вернулись, помогли.

На четвёртый день в шестьдесят девятую квартиру... никого.

На пятый — никого.

И на шестой, и на седьмой, и пока Саввична не поправилась.

А как только на лавочке у подъезда кворум собрался, приходит во двор тот же мужик лет сорока.

Только вместо собаки на поводке — с мешком на спине.

Звонит по домофону:

— Здрасьти, шестьдесят девятая, Николай? Откройте, я вам куклу из секс-шопа привёз, как заказывали!

Мне ничего, Семёныч к тому дню в беседке старую фляжку припрятал, налил мне успокоительного — я тяпнул.

Потом, пока он красавиц у подъезда нашатырным спиртом поливал, я ещё с горла этилово-спиртного похлебал — совсем успокоился.

Хорошо, что Семёнычу половину оставил.

А то бы он прямо в тот момент Николая убивать пошёл.

Шахматной доской.

Так разозлился, что этот извращенец наших девчонок чуть не угробил.

Я с сыном Семёныча поговорил, чтобы тот батю как-нибудь на дачу заманил, а то как бы в подъезде убийства не случилось. Но какое там. Где Семёныч, а где дача...

Сидим, стало быть, играем защиту Немцовича, я глаза раскашиваю — один на доску, второй на домофон — и переживаю.

И да, слушаю, как красавицы Николая обсуждают да версии гоняют, с кем он ещё...

Как вдруг подходит к Колиному подъезду девушка лет двадцати двух... или трёх... ну, двадцати трёх, стало быть.

Звонит по домофону:

— Алё, Коля? Это Маша.

Голос, слышу, девичий.

Фигура, гляжу, нормальная, хоть и красивая.

Девушка как девушка. И одета прилично...

Тут Саввична как вскочит с лавочки да как взвизгнет:

— Девушка! Вы к кому?!

Михайловна и Павловна тоже к этой Маше бросились — и дуэтом:

— Ты в какую квартиру?!

Девушка поворачивается к ним и так спокойно отвечает:

— В шестьдесят девятую, к Коле. А вы почему интересуетесь?

Как наши красавицы на неё налетели!

Как начали наперебой орать, какой Коля извращенец!

Она, бедняжка, стоит, глазками хлопает, а они её окружили, потом за руки схватили и кричат:

— Беги отсюда, милая, беги! Найдёшь себе парня нормального! А этого забудь!

Тут открывается подъезд и выходит Николай.

Девчонки Машу бросили — и на него.

Семёныч вскочил, доску задел — опять фигуры попадали, когда я мат объявить приготовился, — и то ли заступаться за девчонок бросился, то ли оттаскивать их от Николая, чтоб ещё они за убийство не сели.

Я Семёнычу в спину мат объявил — и за ним побежал.

Поспешил к нему на помощь, стало быть, как Чип и Дейл.

Ко мне внуки приезжали — этот мультик смотрели. Тогда ещё мой телевизор работал.

Но я не про то.

Орут, стало быть, девчонки на Николая, а он стоит, слушает — и краснеет.

Смех сдерживает.

Из последних сил.

Пока не помахал рукой в сторону кустов напротив лавочки.

Из-за кустов вылазит пацанёнок с этим... как его... гаджетом.

Сам еле живой от смеха.

И говорит:

— Бабушки, вас снимает скрытая камера! Можете передать привет внукам!

Оказывается, он всё на видео снимал каждый раз, когда к Николаю приходили.

А этот Коля, юморист хренов, потом... как его... в Ютюб выкладывал.

А мужик с собакой и мешком — его дядя. А Шурочка и Настенька — студенты университета культуры!

Мы с Семёнычем и девчонками его чуть не побили. Колю, стало быть.

Да камера включена была.

И Маша попросила, чтобы мы простили дурака.

Хорошая девушка, на внучку Павловны похожа...

Мы только про гаджеты всё высказали.

Вот, стало быть, так и сказали:

— Ну, Коля, и гад же ты!

Маша с него при нас слово взяла, что он исправится.

И правда, больше к Коле никто не приходил, кроме неё. А на этом своём Ютюбе они... как его... видеоблог про собак начали вести.

Что? Я говорил, у Коли собаки нет?

Зато у Маши есть.

И не одна, а шесть.

Что-то я стихами заговорил.

О! Гляди, Маша с Колей идут. В шестьдесят девятую квартиру.

Слушай, что за разговор будет!

Слыхал? «Здравствуйте, бабушки!» — «Привет, извращенец!»

Это Саввична с Николаем так здоровается. Ей тогда в больнице укол больно сделали — до сих пор злится.

Ладно, я к Семёнычу, мат объявлять.

А ты ступай вон к нашим красавицам, послушай, что они про сериалы говорят. Их сейчас вроде про настоящих извращенцев стали снимать.