Зоя Заккария Палеолог. публицистика

                Константинополь

                ***
Полное имя византийской принцессы, известной как Зоя Палеолог, было Зоя Дзаккария Палеолог. Дзаккария - по имени матери. Палеолог – по отцу. И если в мире большой политики и высоких ставок имя отца приносило Зое приличные дивиденды, то имя матери, напротив, эти дивиденды принижало.
Нет необходимости подробно останавливаться на том, что род Палеологов - последняя императорская династия Византии оказался не только самым долговечным, но и самым насыщенным историческими событиями. С ним одновременно связано как время подъема византийского искусства, известного под названием палеологовского возрождения, так и время крушения великой Византийской империи.
Впрочем, первый из известных Палеологов – Никифор Палеолог начинал, как и многие до него с должности византийского военачальника, который в последствии получил за свои заслуги перед властью теплое местечко и в 1091 году стал наместником Месопотамии – византийской территории, расположенной на землях Восточной Турции. Такие территориальные образования назывались фермами и служили для защиты окраинных границ империи от нападения арабов и позднее от турков-сельджуков. Но, пробыв на этой должности всего четыре года, Никифор погиб в одном из многих сражений, которые Византии приходилось вести в борьбе с внешними врагами. Вместе с Никифором погиб в этой битве и его младший сын Николай Палеолог, но старший – Георгий Палеолог, продолжив успешную карьеру отца в чине военачальника, поднялся выше и, женившись на Анне Дукине, сестре императора Алексея I Комнина, открыл одному из своих сыновей  - Михаилу Палеологу дорогу к власти. В итоге, Михаил дослужился до высшего придворного титула – севастократора, который в византийской иерархии шел сразу за титулом императора.
Однако династия Палеологов была заложена не этим, а другим Михаилом, вошедшим в большую всемирную историю в 1261 году под именем византийского императора Михаила VIII Палеолога. Но добился он этого высокого титула немыслимым коварством и преступлением. По его личному приказу законный наследник империи – десятилетний мальчик Иоанн IV из династии Ласкарисов был ослеплен и в бессознательном состоянии брошен в темницу. Естественно, что поступок Палеолога вызвал в византийском обществе бурю негодования. И чтобы усмирить ее Михаилу потребовалось прибегнуть к силовым методам воздействия. Одни были выгнаны со службы, другие сосланы в отдаленные монастыри, а были и третьи, которые в качестве наказания лишились ушей или языка.
Так Михаил VIII Палеолог, став первым единовластным правителем Римской империи из рода Палеологов, заложил начало новой династии, прекратившей свое существование в 1453 году.

                Морея.

                ***

Родоначальником семейного клана Дзаккариев был некий Фальконе Дзаккария. Однако, если исходить из итальянского написания имени этого человека, то оно выглядит как Zaccaria и произносится как Заккария. И только в русском языке, используясь в более удобной звуковой форме, это имя превращается из Заккария в Захария.
Вся жизнь и деятельность Заккариев была связана с морями – Эгейским, Средиземным, Черным и Азовским. Каждый из Заккариев в различные периоды своей биографии был дипломатом, авантюристом, наемником, пиратом или государственным деятелем.
Екатерина Заккария Ахейская – жена византийского деспота Фомы Палеолога была дочерью последнего Ахейского князя Чентурионе II Заккария, а Зоя Заккария Палеолог, соответственно, его внучкой. В 1430 году Морейский деспот Фома Палеолог захватил Ахайю и женился на Екатерине Заккарии. Но, когда в 1453 году османский султан Мехмед II захватил Константинополь – последний оплот Византии, дошла очередь и до Ахейского княжества или, как его еще называли, княжества Морея. В попытке сохранить свои владения Фома даже организовал защиту и оборону деспотата, но успех сопутствовал его защитникам только на первых этапах обороны, а в последствие в 1460 году османское войско под командованием Турахан-бея установило над территорией свой контроль, захватив столицу княжества – город Митру.
Фоме пришлось спасаться бегством, и он вместе с женой и детьми перебрался на остров Корфу. Однако ненадолго.  В 1460 году, когда под ударом османов оказалась и Корфа, Фома покинул остров и бежал в Италию с тайной надеждой когда-нибудь вернуться в родные земли. В Риме Фома был принят как законный наследник Византийской империи, но, чтобы снискать поддержку своим планам о возвращении дорогой его сердцу Мореи среди государей в Западной Европе, он перешел в католичество. А папа по такому случаю установил ему пожизненное содержание в размере 300 золотых дукатов в месяц, а кардиналы из своих средств добавили к этой сумме еще 500 дукатов.
Однако поддержки своих планов Фома ни в ком из королей не встретил, а вскоре и все намерения, которые он предпринимал в этом направлении, оказались ненужными. В 1462 году на Корфе в печали и горестях скончалась жена Фомы – Катерина Заккария, а в 1465, едва успев перевести в Рим детей, преставился и сам деспот Мореи – Фома Палеолог.
Так Ахейское княжество, как и сама Византия, перестало существовать.

                ***
Примечательно то, что Ахейское княжество считалось государством крестоносцев. Оно возникло сразу после четвертого крестового похода в 1202-1204 году на территории современной Греции, в южной ее части, называемой Мореей.
Дед Зои – Чентурионе II Заккария был внуком Чентурионе I Заккария. Собственно, в его честь он и был назван. Как все его предки до него, второй Чентурионе был человеком дерзким, смелым и амбициозным. Опасаясь, что Ахейское княжество – родовая земельная собственность может ускользнуть из слабых рук одинокой женщины, каковой после смерти мужа являлась его родная тетка Мария II Заккария, он просто  взял и захватил Ахейский престол.
Мария II Заккария была дочерью Чентурионе I Заккарии и сестрой Андроника Асеня Заккария – отца второго Чентурионе. Но помимо Ахейского княжества Мария еще была синьорой и двух других провинций. Причем княжеский титул этих территорий она унаследовала от своего мужа – Педро Бордо, капитана «Наваррской компании», которая формировала группы наемников из Наварры и Гаскони для участия в военных действиях  на территории Греции и прилегающих к ней островов на стороне франкских государств. Педро был и сам одним из таких наемников. Он входил в группу наваррцев, которую в начале 1379 года нанял герцог Жак де Бо, претендовавший на Ахейское княжество. Но едва Жак успел насладиться своим положением князя Ахейского, как умер в 1381 году. А поскольку он был бездетным и не имел наследника, то за его земли развернулась настоящая война. В число претендентов входил и Педро Бордо. При этом, надо иметь в виду, что де-факто «Наваррская компания» была правящей силой в Ахейе и именно она вела переговоры со всеми претендентами. В итоге, после смерти главаря наемников Майота де Кокерела у Педро Бордо соперников не осталось. Он и стал фактическим правителем Ахейи – князем Ахейи. Однако в 1402 году после смерти мужа она, как регент их малолетнего сына, унаследовала княжеский титул, а в 1404 году согласилась уступить и титул, и регентство своему племяннику Чентурионе II Заккария.

                ***
Однако своими огромными богатствами род Заккариев был обязан основателю династии Заккариев в византийской и латинской Греции – Бенедетто I Заккарии, одному из трех сыновей Фальконе Заккария.
Бенедетто I был итальянским дворянином и адмиралом Генуэзской республики, а позднее сеньором земель Фокеи и Хиоса. Но это, так сказать, чистый лист его биографии, на изнанке которого изложены и другие моменты его биографии. Бенедетто, пожалуй, первый из Заккариев, который проявил себя в разные моменты истории во многих лицах. Он был и отважным военачальником, и пиратом, и наемником, и дипломатом.
Светлейшая Генуэзская республика была независимым государством на северо-западном побережье Апеннинского полуострова. Ее владения простирались в районы Средиземноморья и Причерноморья, которые Генуя использовала как торговые пути. К ним принадлежали такие известные острова как Корсика, Кипр, Лесбос, Хиос и другие. А кроме островов еще и территории Крыма. И все это вместе называлось Генуэзской империей.  Свой рост и расширение Генуя начала во время Крестовых походов, когда предоставила свой флот для перевозки участников этих походов, их поклажи, скота и прочего имущества. Под шумок военных действий республике удалось даже захватить несколько территорий на Ближнем Востоке и развернуть там активную и бойкую торговлю.
Вступив в союз с Никейской империей, Генуя помогла ей вернуть в 1261 году Константинополь, за что получила право беспрепятственно торговать на всей огромной территории Византийской империи, перекинув со временем свои интересы на Черное и Азовские моря, где начала контролировать многие поселения в Крыму.
Однако нарастающая мощь и давление со стороны Османской империи сильно ослабляли генуэзское влияние в названных районах, а, главное, не позволяли вести торговлю в акватории Черного моря.
Проблему необходимо было решать.
И в 1264 году Бенедетто, очевидно, в силу своих определенных качеств был отправлен как генуэзский посол ко двору византийского императора Михаила VIII Палеолога за разрешением сложившейся ситуации. И хоть миссия посла не увенчалась успехом, но эти два схожих в своих подходах к разрешению сложных моментов человека установили между собой хорошие связи.

                ***
После одиннадцати лет переговоров сторонам, наконец, удалось прийти к новому между Византией и Генуей соглашению. И Бенедетто вновь появляется в Константинополе вместе со своим братом Эммануилом в 1275 году. Соглашении по традиции скрепляется брачными узами. Бенедетто женится на одной из сестер императора, а его брат получает в управление остров Фокию.
Вот оно! Фокия!
Фокия – это бездонная кладовая бесценных квасцов – двойной соли, кристаллогидратов сульфатов. И теперь, когда Эммануилу удалось создать в Фокее свою синьорию с широкими автономными правами, Заккариям пришла пора становиться синьорами и князьями. Успеху дела должно было способствовать и то, что Бенедетто удалось убедить императора объявить запрет на импорт квасцов из Черного моря.
В Геную Бенедетто возвращается только в 1284 году и становится адмиралом итальянского флота, одерживая целый ряд громких побед. Одновременно в звании адмирала он состоит на службе у французского короля Филиппа IV, блокируя порты англичан и фламандцев. Но в 1288 году его брат Эммануил умирает и Бенедетто становится наследником Фокейской сеньории и единственным владельцем рудников, приносящих семье Заккариев баснословную прибыль.
Однако с приходом к власти Андроника II Палеолога греческий флот приходит в упадок и фактически перестет существовать. Многие греческие острова оказываются под ударами турецких пиратов. Но и в это время Бенедетто не бездействует. У него есть свой генуэзский флот и в 1304 году перед лицом угрозы турок он захватывает византийский остров Хиос и пару ближайших островов в придачу, основывая Хиоскую сеньорию.
Андроник II признал его власть на островах и уступил их ему, но при условии, что они будут десять лет под Византийским суверенитетом. Но сделка не состоялась – Бенедетто умер в 1307 году, оставив после себя единственного сына, названного Палеологом Заккария, что свидетельствовало о его принадлежности к правящей имперской семье.
Но сам Палеолого Дзаккария – владелец огромных богатств и рудников, сеньор Хиоса и Фокии остался бездетным и все имущество Бенедетто I унаследовали его двоюродные племянники, сыновья его брата Николо - Мартино и Бенедетто II Заккарии.
В 1325 году Мартино, лишив брата островных владений, стал единоличным правителем и всю свою жизнь посвятил борьбе с турецкими пиратами в Эгейском море, за что получил титул «король и деспот Малой Азии». В 1345 году, командуя папской эскадрой, он вместе со своими союзниками крестоносцами попал в устроенную хитрыми турками западню и был убит. Его сын Чентурионе I Заккария, как о том сообщалось выше, был дедом Чентурионе II, который в свою очередь был дедом Зои Дзаккария Палеолог.

                ***
В 1261 году, когда император Михаил VIII Палеолог освободил с помощью генуэзцев Константинополь и предоставил генуэзским купцам монопольное право на плавание по Черному морю дела генуэзцев пошли в гору и в течении почти 200 лет они стали фактическим владельцами Крыма. Сначала они обосновались в Кафе (Феодосия), превращая его в крупный торговый центр и порт Причерноморья, а затем двинулись дальше, образовав около 40 факторий-колоний. Основным видом деятельности генуэзцев в Крыму являлась торговля, включая и работорговлю. Именно здесь в Кафе располагался самый крупный невольничий рынок на Черном море.
Но к середине XIII века складывается огромная империя монголов, образовавшаяся в результате завоевательных походов Чингисхана и его потомков. И в 1308 году войска золотоордынского хана Тохты захватывают Кафу и подвергают ее грабежу и опустошению. Город, пристань, набережные - все выжигается дотла так, что генуэзцы едва успевают уйти морем.
Но уходят они не навсегда.
И с воцарением нового хана Узбека в 1312-1342 годах генуэзцы возвращаются.
Все в очередной раз меняется к началу XV века, когда Золотая Орда начинает разваливаться и генуэзцы перестают себя считать ее вассалами. Однако на смену Орде приходят новые противники – княжество Феодоро и крымский хан Хаджи-Гирей, потомок Чингисхана. Настоящая война за рынки сбыта в Крыму развернулась в 1433-1434 годах, когда генуэзцы будучи неожиданно атакованы татарской конницей, несут значительные потери и в короткой схватке терпят сокрушительное поражение. Единственное, что может обезопасить их присутствие на полуострове – это дань. И они идут на это, хотя хан Хаджи-Гирей намерен во что бы то ни стало изгнать их с земли.
Дальше – больше.
Падение Константинополя в 1453 году и закат Византийской империи привел к тому, что морской путь, соединяющий генуэзские колонии посредством Черного моря с метрополией, был взят турками под контроль. А это означало только одно, что все черноморские владения Генуэзской республики находятся под угрозой изъятия. Не очень помог генуэзцам и вынужденный двусторонний договор о союзнических отношениях со своим бывшим врагом – княжеством Феодоро, который они заключили против общего врага – турок-османов. Спасать свою собственность, земли и рынки было уже слишком поздно. В мае 1475 года к берегам Кафы подошла турецкая эскадра и через шесть дней осады все было кончено.
   
                Москва-Тверь.

                ***
В 1467 году в возрасте двадцати пяти лет скончалась Мария Борисовна Тверская - супруга великого князя Московского Ивана III Васильевича. Мария была дочерью великого князя Тверского Бориса Александровича и, по традиции того времени, была выдано замуж рано в возрасте 10 лет. Хотя и самому князю в те годы было всего двенадцать и титуловался он много проще - всего лишь наследником престола.
Поэтому необходимость подобного брачного союза объяснялась не романтическими отношениями молодых, а была вызвана целым рядом политических и дипломатических обстоятельств. Первое и главное, из которых было то, что Тверское княжество, являясь с запада соседом Великого Литовского княжества, а с востока Московского, нередко вводило Бориса Александровича в искушение получения сиюминутной выгоды. В попытке сохранить дружеские отношения то с Москвой, то с Литвой он с легкостью заключал союзнические отношения с обеими сторонами. Все в этих случаях зависело от конъюнктуры. В итоге, в княжение Василия II Темного – отца Ивана, Тверь, как союзник Литвы, стала прибежищем для беглого московского боярства, замешанного в княжеской междоусобице, вызванной борьбой за власть.
Однако, по мере усиления Василия II Васильевича Темного, Борис Александрович сменил вектор своих интересов с западного направления на восточное и в 1440 году, отказавшись от союза с Литвой, заключил союзный договор с Москвой о сохранении равенства положений, в котором оба князя именовались братьями. В свете этого договора брак молодых Марии и Ивана, заключенный в 1442 году, являлся гарантией долгосрочности братских отношений, предусмотренных этим договором.
Однако в фактические супружеские отношения молодые вступили значительно позже и только в 1458 году в семье княжича Ивана Васильевича родился сын, названный Иваном, который вошел в историю под именем Иван Молодой.

                ***
Но в счастье и здравии прожили молодые не долго. 
Ивану младшему едва исполнилось девять лет, когда его матери не стало.
Смерть молодой, здоровой и богобоязненной женщины, какой великая княгиня Мария Борисовна представлялась окружающим, потрясла москвичей и по округе поползли упорные слухи о том, что, якобы умерла она не своей смертью, а была отравлена «смертным зельем» недругами.
Подозрение это возникло не на пустом месте, а было связано с тем, что во время отпевания покров, которым было прикрыто тело усопшей, немного свис с гроба и стало заметно, что тело покойницы «разошлося» или, иными словами, отекло, разбухло.  Виновными в ее отравлении были названы люди, входившие в близкое окружение великого князя Ивана III Васильевича, каковым он стал величаться с момента смерти отца в 1462 году. Ими оказались московский дьяк Алексей Полуектов и его жена Наталья. Некоторые даже припомнили, что Наталья «…посылала пояс (княгини)… к бабе», что могло означать только одно – злой умысел.
Однако версия эта полна стольких очевидных изъянов, что вызывает крайнее недоверие.
Во-первых, смерть великой княгини случилась неожиданно, вдруг и по «счастливому» стечению обстоятельств в то самое время, когда великий князь находился по хозяйственным делам в Коломне. А это значит, что каким-либо тяжелым недугом, предваряющим подобный исход событий, Мария до отъезда князя в острой форме не страдала.
Во-вторых, похороны Марии в Вознесенском монастыре в Кремле прошли, в нарушении традиции, буквально через два дня после кончины и в отсутствии великого князя.
В – третьих, наказание дьяка и его жены выглядело для столь тяжкого преступления слишком мягким и ограничивалось одним лишь изгнанием, а не суровыми физическими испытаниями.
Ну, и наконец, в-четвертых, напрашивается вполне уместный вопрос: - С какой стати такому авторитетному и успешному при дворе человеку, каковым история представляет нам Алексея Полуектова – советника князя по важнейшим политическим вопросам, заниматься бытовыми кознями и интригами.
И поскольку никаких вразумительных пояснений по всем этим неясностям история предоставить не может, остается сделать самостоятельный вывод о том, что наказание супругов Полуектовых потому и носило чисто формальный характер, что причина смерти великой княгини таилась в естественном развитии такого опасного физического недуга, как водянка. На эту мысль наводит и тот факт, что мать Марии Борисовны – Анастасия Андреевна, внучка Дмитрия Донского, умерла, как и ее дочь, молодой в возрасте двадцати семи лет. От водянки умер и сын Марии – Иван Молодой, едва переступив порог тридцатилетия.

                Ферраро - Флорентийская уния

                ***
Рассматривать все последующие события, которые имели место не только в отечественной истории, но и в истории ближайших соседей, это все равно что открыть книгу на первой попавшейся странице, прочитать ее, а потом воображать, что книга прочитана.
Итак, Ферраро-Флорентийская уния была принята на одноименном соборе христианских церквей в 1439 году. Собор, который ради этой унии и собирался, можно, с полным на то основанием, назвать уникальным. Он длился в общей сложности семь лет и проходил в трех великолепных итальянских городах: Ферраро (1438-1439 гг.), Флоренции (1439-1442гг.) и Риме (1443-1445 гг.). Католическая церковь, которая имеет свойство преувеличивать значение некоторых исторических событий, называет этот Собор Вселенским. Он был задуман римским папой Евгением IV и поддержан византийским императором Иоанном VIII Палеологом.
В данном случае цель у папы и императора была одна – организовать новый крестовый поход против самого опасного своего врага, против турок, которые к этому времени уже захватили Балканы и угрожали Венгрии и Италии. Но чтобы провернуть такое грандиозное мероприятие, как крестовый поход, совместными усилиями, необходимо было сначала объединиться, а значит, преодолеть те серьезные разногласия, которые их разъединяли на западную (католическую) и восточную (православную) церкви. Однако суть этих разногласий была настолько принципиальна, что еще до начала собора каждый понимал, что шансов договориться очень мало, практически нет.
Главное, в чем состояло различие двух церквей, заключалось в религиозных догматах, часть из которых Римская церковь, проигнорировав соборное постановление, приняла самовольно. Это и привело в 1054 году Вселенскую церковь к катастрофе. Подобно скорлупе грецкого ореха она раскололась на католическую (западную) и православную (восточную) церкви.
И причиной тому стал догмат о филиокве, добавленный Западной церковью в Символ веры вопреки мнению большинства.  В переводе с латинского «филиокве» буквально означает «и Сына». Но с этой добавкой один из основных и неподдающихся пониманию христианских догматов - догмат о Троице, об исхождении Святого Духа только «от Отца», получил иное толкование – «от Отца и Сына».
Были и другие волюнтаристски придуманные католиками догматы, например, догмат о чистилище, о главенстве папы римского во Вселенской церкви, о непорочном зачатии Девы Марии, о непогрешимости папы в вопросах веры, как наместника Христа на земле, учение об индульгенциях и некоторые другие.
Однако Вселенская православная церковь, до поры до времени, держалась в отношении всех этих далеких от канонических соборных установлений в стороне.

                ***
Первое же заседание Ферраро-Флорентийского собора 10 января 1438 года ясно продемонстрировало все те трудности, с которыми делегатам собора предстояло столкнуться при соблюдении положенного в таких случаях протокола.
Во-первых, все восточное духовенство, включая патриархов Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, отказались целовать туфлю папы. По этой причине пришлось прямо на ходу менять ритуал приветствия, который, однако, даже в упрощенном варианте выглядел унизительным. Так было решено, что патриархи целуют папу в щеку, епископы в щеку и руку, а все остальные, чином ниже, просто ему поклонятся.
Во-вторых, определенные трудности возникли и в правилах рассаживания гостей собора по местам, так как у католиков и православных по-разному определяются правая и левая стороны храма. У католиков вектор начинается от алтаря, а у православных – от входа. В итоге недоразумение разрешилось к удовольствию обеих сторон. Троны папы и императора Священной Римской империи Сигизмунда Первого разместили на одной стороне храма, а троны патриарха Константинопольского Иосифа II и Византийского императора Иоанна VIII Палеолога на другой. Но даже и в этой, казалось бы, равновесной ситуации, католическая церковь не преминула проявить свое превосходство, установив трон папы так, чтобы он возвышался над патриаршим.
Впрочем, сам папа Евгений IV на первых заседаниях собора отсутствовал. Он спасался от своих же собственных кардиналов, намеревавшихся его низложить, во Флоренции в доме влиятельного и одного из самых богатых банкиров, известных всей Европе, Козимо Медичи. Папа боялся, что мятежные кардиналы устроят на него настоящую охоту. Хотя первоначально Собор планировалось провести в Риме. Но поскольку Рим был охвачен народными волнениями, вызванными к жизни все теми же восставшими против папы кардиналами, то пришлось пойти Евгению IV на уступки и перенести Собор из Рима в Ферраро. Эта прихоть обошлась папе не дешево.  Но в итоге, все 700 участников Собора – митрополиты, епископы и богословы были погружены на венецианские корабли и доставлены в порт Ферраро.

                ***
Среди греков наиболее активное участие в работе собора принимали с восточной стороны - митрополит Исидор Киевский, епископы Марк Ефесский и Виссарион Никейский, с западной стороны – кардинал Цезарини и епископ Торквемада – брат известного испанского инквизитора.
Однако никто из светских властей – западных императоров, присутствие которых на соборе гарантировал папа Евгений IV и которых с волнением ожидал византийский император Иоанн VIII, на собор не прибыл. Для Иоанна это было равносильно крушению всех надежд, так как именно от них он ожидал военной и материальной помощи Константинополю в борьбе против турок. И с этого момента для всех стало очевидно, что интересы папы и императора по основным вопросам расходятся.
Так инициатива Собора перешла из рук императора в руки папы, который все еще лелеял тайные надежды на благоприятный исход дискуссий. Но прошло около года, а никаких договоренностей даже по первому пункту повестки, касающегося филиокве, достигнуто не было. Именно по этой, казалось бы, незначительной правке разгорелись самые жаркие споры. Престарелые епископы и митрополиты, не выдерживая остроты напряжения, начали стремительно умирать. И первым в этом скорбном списке оказался восьмидесятилетний патриарх Константинопольский Иосиф II, с кончиной которого греческий (восточный) богословский корпус не только лишился главного голоса, но и впал в религиозный разброд. Абсолютное равнодушие к решениям и течению собора проявлял и Византийский император. Разочарованный и обманутый в своих ожиданиях он демонстративно проводил все свои дни в развлечениях и на охоте.
В полной мере обсуждение озаглавленных в повестке собора вопросов осложнялось еще и тем, что греки не владели латынью, а латиняне соответственно греческим языком. Каждый изъяснялся на своем языке, не заботясь о том, насколько он может быть понятым остальными. Папа, со своей стороны, о найме толковых переводчиков для собора не заботился по самой банальной причине – расходы необходимые на то, чтобы содержать такую ораву гостей, иссякли, опустошив папскую казну дочиста.
И тогда Евгению IV пришла в голову оригинальная мысль – перевести собор из Ферраро во Флоренцию и свалить все связанные с Собором финансовые расходы со своей «больной головы» на здоровую голову своего богатого и доброго сердцем покровителя Козимо Медичи. 

                ***
Переезд с места на место, смерть православного лидера патриарха Иосифа, большая нужда в пропитании, мощное давление со стороны императора, который, используя не богословский, а политический аргумент, кричал, топал ногами и раздавал проклятия грекам, обещая посадить в тюрьму каждого, кто будет противиться унии, плохо отразились на настроении греческой делегации. Деморализованная, она уже не действовала сообща, а расслоилась на множество мировоззренческих толков, школ и традиций. 
Виссарион Никейский, убежденный в том, что христианство, оставаясь разрозненным, легко будет похоронено под гнетом исламского владычества, в 1439 году подписал орос – догматическое соборное постановление, получившее название «Флорентийская уния 1439 года». Более того, ему удалось убедить в правоте своей оценки грядущих событий целый ряд делегатов собора и в том числе Исидора, митрополита Киевского и всея Руси, который за заслуги в деле утверждения унии был возведен папой Евгением IV в сан кардинала Римской церкви с титулом Санти-Марчеллино-и-Пьетро с присвоением звания легата для провинций Литвы, Ливонии, всея Руси и Польши. В 1441 году Исидор вернулся в Москву и торжественно вручил великому московскому князю Василию II Васильевичу послание папы  Евгения IV, содержавшего просьбу об оказании помощи Римской церкви в деле воссоединения Католической и Православной церквей.
Позднее на Соборе православного русского духовенства Исидор был осужден за предательство своей Православной церкви, но при этом отказался от покаяния и отречения от унии. В октябре 1443 года Исидор передал власть над митрополией Киевской и всея Руси своему ученику Григорию (Болгарину), который впоследствии отрекся от унии и вернулся в подчинение Константинопольскому патриарху. Однако в 1461 году он вернулся в католичество и стал деканом Священной коллегии кардиналов.
Совсем по-другому повел себя Марк Евгеник митрополит Эфесский. Он был убежден, что для достижения единства между церквями Рим должен уступить грекам по ряду пунктов, которые касались односторонних нововведений. Глубоко разочарованный итогами Ферраро-Флорентийского собора Марк отказался подписать унию и по возвращении в Константинополь был провозглашен лидером православных. После кончины Марка в 1445 году это лидерство перешло к его ученику, первому патриарху Константинопольскому после падения Византии Геннадию II Схоларию, в миру Георгию Куртесию. Здесь вторая составляющая имени - Схоларий, скорее всего прозвище, произошедшее от слова «схоластика», в переводе с греческого означает «ученый».
Очевидно, что папа римский был немало наслышан об авторитета Марка Эфесского в православном мире, потому, как только узнав о том, что тот унию не подписал, Евгений воскликнул фразу, ставшую исторической: «Значит ничего не достигнуто!»
Помимо Марка унию не подписали – грузинская и абхазская организации, они уехали, сбежали из Флоренции, не дожидаясь окончания Собора, митрополит Исайя Ставропольский и Плифон, настоящее имя которого Георгий Гемист, византийский философ, ученый, основатель платоновской академии в городе Мистре. Наш соотечественник Авраамий Суздальский оставил на страницах ороса свой автограф на славянском языке: «Авраамий, смиренный епископ Суждальский». Позднее, в родных пределах он объяснит свое отступничество притворным, вызванным неволей, пыткой тюремного заключения, куда папа Евгений IV поместит его на хлеб и воду на долгих два месяца.
В целом под унией насчитывается 33 подписи, принадлежащих лицам греческого духовенства, включая и подпись Византийского императора Иоанна VIII Палеолога. Однако эта мера не помогла императору спасти Константинополь от падения.  Спустя шесть месяцев после окончания Собора он был захвачен в мае 1453 года турками-османами под предводительством султана Мехмеда II. В битве за Константинополь погиб и последний император Восточной Римской империи Константин XI Палеолог Драгаш. А вместе с этим событием потеряла всякий смысл и Флорентийская уния. Более того, Иерусалимский собор Православной перкви еще в 1443 году предал ее проклятию.
Но идея унии – объединения двух церквей под рукой папы Римского не умерла вместе с проклятием Православной Церкви и падением Константинополя. Она оказалась чрезвычайно живучей, продолжая напоминать о себе и по сей день. Достаточно вспомнить поездку В.В. Путина в Ватикан или встречу патриарха Кирилла и папы Римского в Гаване. Не пренебрегали такими загадочными контактами и М.С. Горбачев, и Б.Н. Ельцин. Хотя надо отдать должное всем остальным лидерам нашего многострадального отечества, которые никогда себе подобного легкомыслия не позволяли.


                Московское княжество.

                ***
В Москву после окончания Ферраро-Флорентийского собора митрополит Исидор Киевский прибыл не сразу, а только в марте 1441 года. Но известие о том, что в 1439 году он подписал Флорентийскую унию – соглашение об объединении Католической и Православной церквей на условиях принятия православием католических догм о филиокве и чистилище, а также признания главенства Папы над Вселенской церковью при сохранении православных обрядов и греческого языка при богослужении,  дошло до столицы княжества много раньше. Однако унию подписал не только он, но и Византийский император Иоанн VIII и большинство греческого духовенства из числа участников Собора.
Добровольно, полностью доверяя Исидору, подписали унию и все основные участники русской делегации. Но сделали они это, озираясь на свою более просвещенную братию, которая оправдывала свое падение надеждой на получение военной помощи от западноевропейских стран в борьбе против турецкой угрозы. И в 1452 году за полгода до падения Константинополя в храме Святой Софии была даже проведена первая, но одновременно и последняя униатская служба.
Уния, породив в христианском мире великую смуту, в действительности оказалась непрочной и на практике просуществовала недолго, будучи отвергнутой большинством восточных церквей.
Однако на первых порах в русских землях Флорентийская уния была принята православными иерархами нейтрально, к ней относились в порядке вещей. Считали, что там на Востоке императору видней, что делать. И только монахи афонских монастырей, располагавшихся в одном из наиболее почитаемых культовых мест православного мира – на Афоне (Святой горе) в Греции, отнеслись к подобному событию крайне негативно. Они выступили ярыми противниками союза с латинянами. Позиция афонских старцев повлияла и на отношение к унии русских представителей церкви.
Но, и это факт установленный, центр оппозиции унии сформировался вовсе не в Москве, а в Новгороде. Именно они – монастыри Новгородской земли имели крепкие связи с афонскими монахами. Уже в Италии в декабре 1439 года покинул русскую делегацию после двухмесячной отсидки в темнице «Авраамий, смиренный епископ Суждальский». Искупая свою вину и ища покаяния, он первым поспешил с плохими известиями к Новгородскому архиепископу Ефимию II. И если Новгород в силу многих причин явил себя русскому миру оплотом православия, то такие города как Тверь, Смоленск, Псков и даже Киев, входящие в состав Великого Литовского княжества, приняли унию спокойно.

                ***
Зимой 1440-1441 годов войска Московского князя Василия II Темного и Литовского князя Казимира IV Ягайловича начали военные действия против Новгородской республики. Подобные эпизоды в истории Новгорода случались не раз и, как правило, были связаны с его вольностью и выходом из подчинения. Вот и в этом случае в письменных источниках поход великих князей комментируется односложно, какой-то незначительной провинностью новгородцев перед великим Московским князем Василием II Васильевичем Темным.  Некоторые исследователи истории Великого Новгорода считают, что эта «провинность» заключалась в отказе новгородцев принять Флорентийскую унию. Подобная догадка вполне оправдывает участие в этой компании Литовского князя, так как на ту пору в Литве имела хождение действительная уния.
Итог зимнего похода никаких неожиданностей в себе не таил. Как того и следовало ожидать, Новгород был княжескими войсками разорен, повинился перед князем и в лице Новгородского архиепископа Евфимия II, с одной стороны, и посадника великого князя московского Василия Темного заключили мир, уплатив ему из казны Новгородской республики 8 тысяч рублей. Столь щедрый откуп изменил отношение князя Василия Васильевича к союзу Церквей.
И когда весной 1441 года митрополит Киевский и всея Руси Исидор Киевский, уверенный в успехе своей миссии, прибыл в Москву, то на четвертый день  после торжественной премьеры богослужения по униатскому образцу, в котором  имя папы Римского поминалось  ранее имени патриарха Константинопольского,  он был арестован и по приказу Василия Темного помещен в Чудов монастырь. Однако заставить Исидора отказаться от унии оказалось непросто и осенью того же года ему с помощью сторонников удалось бежать в Тверь, где союз церквей воспринимался вполне естественно, затем в Литву и наконец в Рим.
Так, в целом, проект установления унии на русских землях в правление Василия II Темного был сорван. Но это вовсе не означало, что Римская церковь откажется от него навсегда.

                ***
После ареста и бегства митрополита Исидора место главы общерусской Церкви оказалось вакантным. Отказ Москвы и Новгорода от унии превращали эти города в мятежников против Вселенской православной церкви, патриарх которой Иосиф II успел накануне своей смерти это соглашении о соединении церквей подписать. Фактически эту подпись можно было рассматривать, как предательство Иосифом своей материнской Православной церкви. Но, что с мертвого спросишь?!
По всему выходило, что сложившаяся ситуация такова, что у Москвы просто не осталось иного выбора, кроме как заявить о своей самостоятельности, об автокефалии  Русской православной церкви. Не использовать такой шанс было просто глупо. Ведь автокефалия освобождала Русскую церковь от константинопольских пеленок, из которых она давно выросла и обладала достаточным здравым смыслом, чтобы существовать самостоятельно, назначая высших иерархов Московской митрополии своей волей, не оглядываясь на «старшего брата».
Так в 1448 году Москва впервые поставила во главе церкви своего собственного митрополита, занявшего эту должность без санкции патриарха. Им оказался Рязанский епископ Иона. С этого времени и отсчитывается начало фактической самостоятельности Русской православной церкви.
Но мало того, что Восток, усмотрев в этом действии Москвы невиданное вероломство, которое пошатнуло устои Вселенской православной церкви изнутри, не признал, не легитимизировал Русскую церковь, так возникли немалые трудности и у себя дома, на своей земле. Принимая во внимание тот факт, что большинство северо-западных русских земель еще при великом Литовском князе Гедимине отошли к Литве, включая Тверь, Псков, Луцк, Смоленск, Киев и другие города, назвать Иону митрополитом Киевским и всея Руси не представлялось возможным. Он был митрополитом только северо-восточных земель.
Дело осложнялось еще и тем, что большинство Литовской православной церкви поддерживали Флорентийскую унию.
Однако мирный договор, который Казимир IV заключил в 1449 году с Московским князем Василием Темным в корне поменял ситуацию и Краков по политическим соображениям  принял решение поддержать митрополита Иону, а вместе с ним и автокефалию Русской церкви. Это решение в 1451 году было закреплено именной грамотой Казимира, в которой он официально признал легитимность решений Московского церковного собора 1448 года и подтвердил права новоизбранного предстоятеля  на все храмовые постройки и прочее имущество Русской православной церкви, находящееся в пределах Польского государства.
А в 1458 году Киевская и Московская митрополии разделились, и Русская церковь получила свое юридическое обоснование на очередном церковном соборе, который постановил, что для избрания Первосвятителя необходимо лишь согласие Московского князя.
Однако история Русской церкви на этом не закончилась и в лоно Вселенской православной церкви она была возвращена только в царствование Бориса Годунова в 1589 году.

                Рим.

                ***
С падением Константинополя и закатом Восточной Римской империи Православная церковь лишилась своего религиозного центра. И хоть папа Евгений IV не сдержал своего слова, данного Византийскому императору относительно военной помощи западных государей в борьбе с турками, но зато сама уния, подписанная Иоанном VIII, сослужила дому Палеологов хорошую службу.  Все они, кому удалось бежать, были милостиво приняты в Риме. Нашел себе в 1465 году прибежище в большом городе и родной брат погибшего императора Константина XI – деспот Морейский Фома Палеолог. Но в Рим он прибыл один, оставив жену и детей на острове Корфа. 
А годом ранее прибыл в Италию и сводный брат Екатерины Дзаккария – дядя Зои Палеолог по матери Иоанн Асень Ззаккария – внебрачный сын Чентурионе II Заккариия. Он был одним из лидеров восстания в Морейском  деспотате, но восстание провалилось и ему удалось бежать из Ахейи в Рим, где он и скончался в 1469 году.
Потеря всего - земельных владений, власти, титулов и богатств оказалась трагедией такой силы, что была сродни Апокалипсису.  Фома, да и многие другие, не понимая, что мир изменился и что дверь в прошлую жизнь захлопнулась навсегда, продолжали уповать на поддержку и помощь Запада.  Надеясь привлечь к себе внимание европейских государей, Фома даже обращается в католичество, но это ровным счетом ничего не решает. Единственное, чем папа может ему помочь, это назначить ежемесячное содержание. Первой не выдержала удар подобной силы жена Фомы. Она умерла в 1462 году, оставив на попечении мужа четверых детей – двух сыновей: Андрея и Мануила и двух дочерей: Зою и Анну.
Не долго задержался на свете и сам Фома. Он умер в 1465 году.
В Риме детей титулярного императора Византии и деспота Мореи Фомы Палеолога воспитывают в католической вере. И, когда, потеряв обеих родителей и мать, и отца, они остаются сиротами, заботу об их содержании и образовании берет на себя греческий ученый, униат и кардинал, служащий при папе Евгении IV,  Виссарион Никейский.  Это тот самый Виссарион, который одним из первых подписал унию на Ферраро-Флорентийском соборе, за что и был пожалован благодарным ему папой Евгением IV в кардиналы.

                ***
В свете рассматриваемых событий личность Виссариона Никейского вполне заслуживает того, чтобы к нему присмотреться повнимательней. Ведь это именно он лепил из еще пластичных и неокрепших душ малолетних Палеологов то, что отвечало его личным представлениям о справедливости и праведности. 
Так самому старшему из сирот Андрею Палеологу на ту пору было не более двенадцати лет, он родился в год падения Константинополя, а самой младшей – Анне, которая родилась в Риме, всего один год. Зоя и Мануил Палеологи появились на свет в самые трудные для семьи времена, когда она находилась в бегах и добиралась в Рим окольными путями. Сначала семья остановилась в городе Митре – столице Ахейского княжества, где на свет появились Зоя и Мануил, а затем, когда дети подросли и окрепли, перебрались в Рим.  Быть может поэтому дата рождения у обоих детей во всех известных литературных источниках указывается одна и та же – 1455 год. 
Но чем все-таки интересен этот ученый грек Виссарион Никейский, который до пострига имел светское имя Василий Трапезунтский?
Сын простых родителей Василий пробивался в жизни самостоятельно, и, только благодаря своим богатым природным дарованиям и хорошему образованию, он сумел выделиться из толпы своих молодых соотечественников и обратить на себя внимание. Первую половину своей 70-летней жизни Виссарион провел на православном Востоке, посвятив всего себя без остатка проповедческому служению отечественной Церкви. От Восточной (греческой) церкви он был избран в число ее представителей на Ферраро-Флорентийский собор. В виду важности этой миссии он даже был повышен по службе, получив сан архиепископа г. Никеи. Это повышение открывало перед ним редкую возможность выступать на Соборе наравне с другими высокими иерархами Православной церкви и отстаивать учение своей церкви в прениях с католическими богословами.
На первом этапе дискуссий, которые проходили в городе Ферраро (1438 год) все так и было.
Но во Флоренции (1439 год), когда напряжение среди делегатов собора по причине материальных и финансовых трудностей начало нарастать, а давление со стороны папа Евгения IV и Византийского императора Иоанна VIII усиливаться, в настроениях Виссариона обнаружилась явная перемена. Отныне, понимая, что услуги, оказанные им заинтересованным в унии лицам, не останутся позабытыми, он примкнул к той стороне, которая спасение Византийской империи от турок видела только в соединении Церквей. Так при активном участии Виссариона, вступившем в острое противоречие с проповедником ортодоксального православия Марком Эфесским, и состоялась известная уния между церквами на условиях полной уступки со стороны греков латинянам по всем пунктам разногласий.
В итоге, Православная церковь обвинила Виссариона Никейского в том, что он «предал свою веру», а Католическая церковь в лице папы Евгения IV возвела Виссариона в сан кардинала. Обвиненный в предательстве Виссарион уже не мог вернуться в лоно своей родной церкви и всю вторую половину жизни, вплоть до кончины в 1472 году, провел на Западе, развив разнообразную по значению и содержанию деятельность.
В том числе с позволения папы Пия II он оплачивал скромный двор молодых Палеологов, в который входили прислуга, врач, два преподавателя языков – латинского и греческого, переводчики и священники.

                ***
 Папа Пий II в миру Эней Сильвий Пикколомини был оригинальным человеком, известным современникам как поэт, гуманист и сторонник папского абсолютизма. Его литературные таланты были настолько несомненны, что Германский император Фридрих III, провозгласив в 1442 году Энея Сильвия королем поэтов и водрузив на его голову лавровый венок, назначил его своим секретарем. Но сделал он это не из любви к поэзии, а принимая во внимание тот факт, что Эней, окончив университет в Сиене, имел высшее образование по специальности юриспруденция.
В 1446 году в возрасте 40 лет Эней принял духовный сан и поступил на службу к папе Евгению IV, который сначала назначил его епископом Сиены, а потом и кардиналом.  И это при всем том, что к писательству епископа склоняли вовсе не духовные образы, а эротические. Самым известным из многих его эротических произведений особенно непристойной является комедия «История о двух влюбленных». Как и многие из его предшественников Пий II не являлся исключением. Он был также похотлив, жаден и коварен. Но, как гуманист, Пий II всячески поддерживал развитие культурной жизни при папском дворе. Особого внимания заслуживает тот факт, что при его поддержке в Ватикане была оборудована лаборатория, где ученые и медики работали над проблемой создания лекарств, поддерживающих иммунитет в борьбе с опасными болезнями.
Будучи ставленником папы Евгения IV, Пий на протяжении всего своего понтификата действовал в русле борьбы с угрозой турецкого нашествия. В 1459 году он даже созывал в городе Мантуе конгресс всех христианских государей, на котором провозгласил создание нового военного ордена Святой Марии Вифлеемской и, одновременно, новый крестовый поход против турок с целью освобождения Константинополя.
Однако интерес Запада к крестовым походам, как показала практика, давно выдохся, и Пию не удалось заручиться поддержкой и согласием светских правителей на новую авантюру. Тогда, опираясь на ложные слухи о том, что вера турецкого султана в Аллаха пошатнулась, папа написал ему доверительное письмо с предложением перейти из ислама в христианство, чем, вероятно, очень позабавил могущественного падишаха. Но ничего хорошего не получилось и из этой затеи.
И тогда в 1461 году Пий II решает возглавить крестовый поход самолично. Но на подавление восстания в Риме, которое разгорелось за время его отсутствия, подготовку к крестовому походу и переговоры с ненадежными союзниками ушло немало времени. И только в 1464 году, страдая слабым здоровьем и подвергаясь тяжелым приступам лихорадки, он наконец прибывает в город Анкону, где проводит немало времени впустую, ожидая обещанного Венецианской синьорией флота. Но обещанного не от полноты доброго сердца, а в обмен на византийскую принцессу, дочь Морейского деспота Фомы Палеолога – Зою Фоминичну.

                ***
Как известно, у Ватикана не было своих вооруженных сил. Да и папы римские до Пия II крестовых походов сами не возглавляли, а возлагали эту ответственность на светских правителей, ограничивая свое участия в ратном деле одними только вдохновенными воззваниями.
И вдруг такое!
Не возбудив в западных христианских господарях интереса к новой военной компании против турок, папа Пий II стал искать союзников в близком окружении. Единственные, с кем ему удалось договориться, были венецианцы, которые имели свои собственные вооруженные силы. Одной из главных составляющих венецианской армии был венецианский флот, предназначенный для ведения боевых действий на воде. Причем, среди всех европейских флотов венецианский считался одним из самых современных.
Верфи и учебные части, созданные по византийскому образцу, существовали в Венеции уже в VIII веке. Кроме того, к развитию флота Венецианскую империю обязывала и конфигурация территорий, которую она занимала. А это целый ряд островов и бухт, разбросанных вдоль Адриатического побережья. Сообщение между островами и материком, развитие эффективной торговли, защита своих земельных владений – все это требовало создания мощного флота.
В 1416 году венецианский военный флот одержал победу над Османским флотом при Галлиполи. Но этого преимущества венецианцам хватило только на тридцать лет, до той поры пока турки ни обзавелись своими кораблями. И все-таки, к середине XV века венецианский торговый флот насчитывал более 3000 судов, многие из которых при необходимости превращались в военные транспорты. Помимо этого, на верфях в резерве в полной боевой готовности всегда находилось от 50 до 100 боевых галер.
И когда папа Пий II вступил с венецианцами в переговоры, он был готов пойти на любые уступки. Но им нужна была только византийская принцесса.

                ***
Расчет венецианцев был прост. В разыгрываемой комбинации напрямую их интересовала не сама принцесса, а остров Кипр, который, являясь центром средиземноморской торговли, входил в зону их коммерческих интересов. Во-первых, на острове располагались их заводы по производству сахара, а во-вторых, венецианцы экспортировали кипрскую продукцию сначала в Венецию и дальше во всю Западную Европу.
Но Кипр принадлежал королю из Аквитано-Норманно-Лузиньянской династии Жаку II Лузиньяну, который имел громкий и солидный титул – король Иерусалима, Кипра и Киликийской Армении. Однако реально из трех королевств он правил только одним – Кипром.
А поскольку Зоя Палеолог была титулярной византийской принцессой, а ее родной брат Андрей – титулярным императором Византии и деспотом Мореи с 1465 года, то венецианцы сочли ее отличной партией для Жака.
На первых порах так думал и сам Жак II Лузиньян.
Казалось, что трехсторонняя сделка свершилась в интересах каждой из сторон.
Папа получал венецианский флот.
Венеция – гарантии привилегий на Кипре.
Король Жак – усиление своего влияния и авторитета в Римской империи за счет брака с византийской принцессой Зоей Палеолог.
Но задуманный с таким ловким расчетом план рухнул в тот самый момент, когда Жак, опасаясь конфликта с Османской империей, отказался от выгодной партии.
Отказ короля Жака от брака с Зоей Палеолог освобождал венецианцев от своей части сделки. И когда папа Пий II узнал, что призванные им в Анкону войска к месту дислокации не прибудут, что все участники сделки отказались от принятых на себя обязательств, он не смог этого пережить. С папой случился апоплексический удар, от которого он и скончался.

                ***
Следующий папа Павел II в миру Пьетро Барбо был племянником папы Евгения IV и одновременно преемником Пия II. Считая, что дело организации крестового похода против турок, начатое дядей и продолженное Пием II не доведено до конца, он увлекся повисшей в воздухе идеей. К этой мысли его подталкивали и алчные до наживы кардиналы, недовольные тем, что апостольская казна бездарно опустошалась и проедалась, начиная с 1439 года, со времен Ферраро-Флорентийского собора.
Безуспешными оказались и все попытки предыдущих пап собрать крестовое войско.
Однако, чтобы оградить себя от новых авантюр военного характера, кардиналы установили за папой строгий надзор, запрещая ему покидать пределы Рима без согласования с коллегией кардиналов. На этот счет у них было иное видение проблемы. Придерживаясь достигнутых в Ферраро договоренностей папы Евгения IV с западными правителями о сборе чрезвычайного налога под видом организации крестового похода, они сподвигли на этот шаг Павла II. И золото изо всех стран европейского Запада потекло в Рим широким денежным потоком. Размер и блеск подобных богатств не мог ни произвести на папу должного впечатления и Павел II, дав слабину, оставил их в собственной казне.
Но кардиналы, вполне справедливо, взбунтовались!
Они потребовали от папы для каждого своей доли.
Однако отнять у Павла II то, что он приберег для себя, оказалось непросто. И чтобы на будущее не остаться с носом, кардиналам пришлось согласиться с предложением папы о создании рабочей комиссии из трех наблюдателей, которые будут осуществлять контроль за сбором поступающих денежных средств и их распределением.
Но папе, вкусившему всю прелесть дармовых денег, было трудно остановиться, и он стал искать новые источники доходов. И самым прибыльным из них оказался доход, связанный с угрозой отлучения. Отлучения любого – духовных лиц от церкви, чиновников от присутственных мест, офицеров от чинов. Сначала в ход пошли не очень сговорчивые кардиналы, а затем светские и военные служащие.
Долго приглядывался папа Павел II и к богатствам знатных вельмож, одним из которых был итальянский князь из рода Караччиоло. Неизвестно, каким образом папа надавил на него, но переговоры о браке византийской принцессы Софьи с вельможным князем, которые по поручению Павла II провел Виссарион Никейский, завершились успешно. И в 1467 году даже состоялось торжественное обручение молодых. Однако до свадьбы дело не дошло, так как обладатель несметных сокровищ скончался самым неожиданным образом.

                Московское княжество.

                ***
Но папа Павел II зря времени не терял.
Рассчитывая обратить Москву в католицизм или, на худой конец, склонить к унии, он соглашается с предложением Виссариона Никейского об устройстве брака между овдовевшим в 1467 году Московским князем Иваном III Васильевичем и византийской принцессой Зоей Палеолог. За ведение переговоров с великим князем относительно этого брака берется сам Виссарион.
Но Иван III с принятием решения не торопится. Да и митрополит Филипп, не доверяя коварным латинянам, выступает против этого союза. Нет определенной ясности и в вопросе вероисповедания невесты. Но, принимая во внимание тот факт, что ее опекуном, наставником и покровителем долгие годы оставался Виссарион Никейский – сознательный униат, то надо полагать, что юная Зоя – дочь католички Екатерины Дзаккарии из рода Чентурионе и Фомы Морейского из рода Палеологов, отравивших христианский мир униатской идеей соглашательства, была, как минимум,  униаткой.
Переговоры с Римом по поводу свадьбы затянулись на долгие три года. Наконец, летом 1472 года в Риме в базилике святых апостолов Петра и Павла состоялось заочное обручение 32-летнего великого Московского князя Ивана III Васильевича и 17-летней византийской принцессы Зои Палеолог. После чего обоз невесты с богатым приданым, в сопровождении кардинала Виссариона двинулся из Рима через Германию и Польшу в Москву.
Власти немецких городов устраивали в честь «возлюбленной дочери Римской церкви» грандиозные приемы с рыцарскими турнирами, с подношением дорогих подарков и выражением надежды на то, что она окажется достойной той великой миссии, которая на нее возлагалась.
Несмотря на некоторое и, как оказалось, временное затишье в непростых отношениях между Москвой и Литовским княжеством, дальше принцесса предпочитает сухопутному маршруту морской путь. Она садится на корабль и через несколько дней сходит на берег в Тевтонском городе-крепости Ревеле (Таллин). А уже в следующем порту в Дерпте ее встречают представители Московского князя, которые, сопровождая ее на всем морском переходе через Балтику, доставляют принцессу сначала в Псков, затем в Новгород и далее на Русь в Москву.
Но что такое Москва во времена правления отца Ивана III ? Это даже не государство, а всего лишь одно из многих русских княжеств размером с современную Бельгию, причем, по площади гораздо меньше Новгородской земли, которую медленно поглощает, и Великого княжества Литовского, в противостоянии с которым не смогла сохранить свои исконные русские земли. Однако за те десять лет, что Иван III после смерти родителя находился у власти, он успел подчинить Москве Тверское и Белозерское княжества, а вслед за ними признали главенство Москвы города-княжества Рязань и Ярославль.

                ***
Успехи московского правителя военные и дипломатические обращают на себя внимание Рима, который, не желая признавать очевидным фактом утрату своих бывших владения на Востоке, лелеет тщетную надежду на их возвращение. Пребывая в твердой уверенности, что турецкая экспансия – это не навсегда, а временное явление, которое требует активного противодействия, папа Сикст IV, сменивший на посту Павла II в 1471 году, объявляет новый крестовый поход против турок-османов. Главным в повестке дня нового папы остается и идея объединения двух церквей – Православной и Католической под главенствующей рукой Рима.
Образы папы простираются так далеко, что среди освободителей Византии от турок он видит не только ратные дружины Москвы, но и ударную армию Большой Орды – самую эффективную армию в средневековом мире. Сикст IV уверен в своем агенте – в Зое Палеолог. Это на нее он возлагает тайные надежды, когда тешит себя бесплодной мыслью о том, что Москва с течением времени присоединится к Флорентийской унии и, отвоевав для нового союзника бывшие владения Византии, получит в качестве награды часть из них в приданое. Папа даже передает Зое в номинальное владение всю захваченную турками еще в 1460 году Морею – бывшие территории ее отца.
Ивану III остается только силой отнять эти земли у султана Мехмеда II.
Но готов ли московский князь к таким великим потерям и жертвам, когда Византия не решилась пойти на более мелкие – признать, как исторически сложившийся факт, автокефалию Русской православной церкви и более 140 лет делала вид, что такого фактора в православной традиции не существует.
Были у Ивана III и другие более глубинные причины для того, чтобы не растрачивать свои силы впустую. Единственный его союзник в противостоянии с Литвой и Ордой – хан Крымского ханства Менгли I Гирей был вассалом Османской Порты. Присоединиться к походу против Турции означало не просто разорвать этот союз, а оголить и подвергнуть опасности свои южные границы.
Однако брак с Зоей Палеолог – племянницей последнего византийского императора Константина XI не только тешил честолюбивый норов Ивана III, но и открывал перед ним ворота в большой мир внешней политики, расширял международные связи Москвы с Востоком, способствовал развитию культуры, искусств, мануфактурных ремесел и строительства.
Что же касается униатских поползновений папы, которые от его имени продемонстрировал папский легат Антоний – спутник Зои, несущий впереди ее кортежа латинский крыж (крест) и имеющий намерение торжественно внести его в столицу, то митрополит Филипп пресек эту акцию на корню. Еще накануне он открыто предупредил князя о том, что покинет пределы Москвы, если тот допустит подобную демонстрацию победы католицизма над православием. Человек, посланный Иваном III разрешил это досадное недоразумение самым неожиданным образом. Встретив обоз с принцессой на подъезде к Москве, он, не вступая в долгие и изнурительные переговоры о существе проблемы, просто взял и отнял крест у самонадеянного иноземца.
Это могло означать только одно - вопрос об унии с повестки дня снят.
И тем не менее, не одобряя этот союз, митрополит Филипп уклонился от высокой чести венчать молодых. Вместо него этот обряд в ноябре 1472 года в Успенском соборе совершил протопоп Коломенский Осия.

                ***
С приездом Софьи Фоминичны в Москву заштатная жизнь уездного городка, каковой столица Московского княжества выглядела в XV веке, получила мощный здоровый импульс. Хорошо образованная, начитанная, привыкшая к роскоши и элитарному окружению, она рассчитывала и в Москве обустроить свой быт так, чтобы он соответствовал ее высокому по происхождению, но титулярному, по существу, статусу. Деревянная Москва, собранная плотностью своих приземистых строений в зажатый кулачок, в котором указательным пальцем являлся теремный двор великого князя, не соответствовал ее великодержавным амбициям.
Не могла Софья довольствоваться и тем положением, которое низводило ее внутреннее имперское мироощущение до примитивного бытового уровня, замешанного на закрытом домашнем хозяйствовании.  В отличие от покорных и смиренных женщин средневековой Руси, которые знали, где их место, и всю свою жизнь проводили на женской половине дома, Софья, с позволения князя, имела свой собственный малый двор. Здесь в своей великокняжеской «резиденции» она, вмешиваясь в государственные дела, устраивала, так называемые, «дипломатические приемы». По преимуществу, «министерский» штат Софьи составляли прибывшие вместе с ней соотечественники, а это в основном врачи, музыканты, архитекторы и другие члены свиты, имеющие необходимые в новых условиях навыки.
Этой ей Софье Палеолог Москва обязана грандиозным церковным строительством. Специально по такому случаю в далекие русские земли прибывают уникальные мастера строительного дела, известные всей Европе – Аристотель Фиораванти и Алевиз Новый. Московский Кремль является ярким примером совместного творчества русских и итальянских мастеров. Успенский собор – главная святыня Руси, предназначенная для венчания русских царей на царство, Архангельский – усыпальница русских царей, Благовещенский – домовая церковь великого князя и членов семьи, церковь Ризположения – домовая церковь для утренних молитв митрополита, а затем и патриарха всея Руси, Грановитая палата - все это неповторимые творения, созданные в эпоху Ивана III и Софьи Палеолог.
Именно Фиораванти научил русских строителей более совершенной выделки кирпича и составления особых растворов. По такому случаю в Москве был специально выстроен кирпичный завод, который не только значительно облегчал труд работных людей, но и ускорял процесс строительства.

                ***
Считается, что мысль о превращении Москвы в Третий Рим тоже возникла не на пустом месте, а была введена в обиход с подачи Софьи, которая и по прошествии многих лет замужества все еще именовала себя не великой княгиней московской, а царевной византийской. В окончательном варианте эта мысль переродилась в теорию о том, что Рим первый пал из-за своего нечестия, Рим второй (Византия) пал от агарянского (мусульманского) засилья, а третий Рим – Москва стоит непоколебимо и четвертому Риму не бывать.
Не без вмешательства Софьи в обиход торжественных дипломатических приемов вводится сложный придворный церемониал с возданием невиданных прежде почестей наследнику повелителей первого и второго Рима. При этом под наследником повелителей понимается сам великий князь Иван III. Наряду с этим в московских правительственных бумагах употребляется византийский стиль письма с пышной терминологией, витиеватыми речевыми оборотами и словесной казуистикой. И вот уже митрополит Московский Филипп величает великого Московского князя Ивана III Васильевича – победителя хана Ахмата «государем и самодержцем всея Руси».
Но и на этот поступок Иван решился не самостоятельно, а под давлением властолюбивой гордячки Софьи, которая настояла на том, чтобы князь проявил себя самостоятельным правителем и перестал платить дань ордынскому хану. Однако это решение далось Ивану III не просто. Он понимал, что свобода всегда покупается большой ценой и большой кровью. И оказался прав.
Намереваясь призвать строптивого московского данника к ответу, хан Большой Орды Ахмат в 1480 году двинул свои полчища на Москву, но не дошел до нее и, разгромив встретившиеся ему на пути русские города, остановился в ожидании союзника, которым в ту пору для него был великий Литовский князь Казимир IV, на берегу реки Угра. Со стороны Москвы войско великого князя возглавили его сын от первого брака Иван Молодой и брат Андрей Меньшой. Следует заметить, что Иван III сам боевые дружины не возглавлял и в военных сражениях не участвовал, опасаясь того, что подобно своему отцу Василию II Темному, может попасть в плен.
Однако решающего сражения на Угре не случилось.
Не дождавшись своего союзника Казимира IV, хан Ахмат покинул место предстоящего сражения без боя. Примерно, с этого времени христианский образ Георгия Победоносца на монетах московской чеканки сменяется византийским имперским двуглавым орлом.
А в это время Софья, осознавая нависшую над ней угрозу, спасает казну и своего годовалого сына Василия. Но как? Она покидает столицу и бежит на Белоозеро. Поступок, прямо надо сказать, не отвечающий духу и традиции великих русских княгинь, был сродни предательству. В державное русской истории найдется немало великих женщин, которые имели мужество стоически переносить все выпадающие на долю их мужей невзгоды и испытания. И самым близким доказательством тому может служить пример родной матери Ивана III Васильевича - Марии Ярославны, которая будучи беременной, не сбежала, не покинула Москву во время нападения на земли Московского княжество войск мятежного Дмитрия Шемяки, а участвовала в ее обороне и в последствии, попав в плен, с достоинством перенесла все беды вместе с мужем.
Но на счету Софьи было немало и других неблаговидных поступков.

                ***
В Москве Софью не любили.
Но, справедливости ради, следует заметить, что она и не добивалась этой любви. Ее заботили совсем иные чувства и мысли из мира тонких материй. Находясь во власти навязанных ей с самого раннего детства заблуждений относительно прав наследования престола своего отца и деда, Софья с волнением и надеждой ожидала появления на свет наследника. Но ее первые три беременности разрешились появлением на свет слабеньких девочек. Две из которых - Анна и Елена младшая покинули этот мир во младенчестве.  И наконец в 1479 году Софья разродилась сыном, названным, судя по всему, с учетом ее пожеланий, Василием, василевсом, как в незабвенные времена ромеи по-гречески именовали византийских императоров. Хотя все могло быть и по-другому, и свое имя мальчик получил в честь деда Василия, что совершенно не меняет смысла этого полного имени – Василий Палеолог из рода Рюриковичей.
Вот только, будучи представителем обеих великих родов, Василий ни на один из престолов никаких законных прав не имел. По существующему закону о престолонаследовании титул великого князя Московского должен был унаследовать Иван Молодой – старший из детей князя, но рожденный в 1458 году в первом его браке с Марией Борисовной Тверской.  Впрочем, поскольку молодой княжич в 1479 году еще не был даже женат, то Софья смотрела на препятствие в его лице снисходительно. Мало ли что с беднягой за долгие годы, пока Василий растет и набирает силу, может случиться.
Но когда в 1483 году Иван Молодой женился на дочери Молдавского господаря Стефана Великого и в том же году в их семье родился мальчик, наследник отца, названный  Дмитрием Ивановичем и для большей ясности получивший прозвище Внук, покою Софьи пришел конец. Внук отодвигал Василия от руля государственного правления, в лучшем случае, на третий план, а в худшем – навсегда.
Принять это со смирением и следовать в русле своей судьбы Софья Палеолог не могла. Да это в силу ее происхождения, воспитания, приобретенных в борьбе за место под солнцем навыков и национального менталитета было и несвойственно. Борьба за власть с первых дней рождения была той атмосферой, в которой и формировалась ее личность.
Потеряв все на своей далекой родине – высокое положение, обеспеченное будущее, власть, имущество, близких людей и страну, она желала воссоздать свой утраченный мир на новой и чужой земле заново. Но Третий Рим, таким каким она его себе представляла, Софья собиралась создавать только для своего сына, только для Палеолога.
И теперь, с момента появления на свет Дмитрия Внука, Софья вновь очутилась в условиях, когда вырвать власть у противника было возможно только силой и только в условиях борьбы до победного конца.
А в процессе борьбы она не брезговала никакими средствами.

                ***
Однако в острою фазу борьба перешла только в 1490 году, когда в возрасте 32 лет скончался старший сын, наследник и продолжатель дела отца Иван Молодой. Смерть молодого княжича потрясла всех – от дворни до простого люда. И хотя характер течения болезни Ивана наводил окружающих на мысль о ее сходстве с заболеванием его матери – Марии Борисовны Тверской, но всеобщая неприязнь к «грекине», как называли Софью за глаза ее противники, пересиливала здравый смысл.
Нашлись и свидетели того, как дворовые люди Софьи «бегали» к ворожее за снадобьем. И было уже неважно по какой такой надобности. Вспоминались и прежние неприязненные отношения, которые имели место между пасынком и «деспиной», из-за которых еще в 1476 году Иван III, наказывая наследника, держал его некоторое время в немилости. Но имея своей целью только воспитательные меры, немилость в 1477 году завершилась тем, что Иван Молодой, вопреки ожиданиям Софьи, был объявлен соправителем отца. Дальше – больше. В 1485 году молодой княжич, подаривший деду в 1483 году Внука, уже именуется «самодержцем Русской земли». И все это делается вопреки повсеместным усилиям, к которым Софья прибегает, желая переключить внимание князя с тверской ветки наследников на византийскую. Подозрения князя усиливал и тот факт, что доктор Леби Жидовин, который пользовал больного, был выписан Софьей из Венеции специально для молодого княжича. А принимая во внимание известные качества ее характера и умение выходить сухой из воды, Иван III и не рассчитывал на прямые доказательства. Ему было достаточно разъедающих его душу подозрений.
Так из частных деталей собиралась общая картина вины великой княгини в отравлении молодого княжича. В итоге незадачливый лекарь был Иваном III казнен, лихие тетки, которые добывали и готовили снадобья, брошены в быстрые воды Москва-реки, а Софья подвергается опале, которая будет снята только в 1493 году.

                ***
Однако все это время Софья не сидела сложа руки. С ее именем косвенно связана и загадочная интрига конца XVвека, получившая название «ересь жидовствующих». К слову сказать, ереси в христианском движении появились едва ли на второй день после выпуска в свет откровений Нового завета. И связаны они были с вполне справедливым непониманием того, почему исторический Иисус, претерпев целый ряд искусственных превращений, в итоге оказался мифическим персонажем.
Ведь первое апостольское христианство было далеко от обожествления его личности, от символов Троицы, догматов непорочного зачатия и прочих возведенных усилиями Церкви в ранг непререкаемых истин выдумок. Об этом автор и повествует в одной из своих публикаций под названием «Пастухи и овцы». Только нескончаемым числом ересей и можно объяснить тот факт, что уже в 1215 году Католической церковью в лице папы Иннокентия III был создан такой страшный карательный орган, как церковный трибунал под названием «инквизиция».
Со всей мощью «инквизиция» заработала как раз в XV веке, когда в 1483 году с богославения Трибунала священной канцелярии инквизиции его возглавил основатель испанской инквизиции Томас Торквемада – исключительно жестокий и коварный тип, преследующий, главным образом мавров (язычников) и евреев (иудеев).
Поэтому в длинном ряду списка христианских ересей, «ересь жидовствующих» представляла собой явление до конца непонятое даже самими обвинителями и карателями. Нет ни одного более или менее вразумительного объяснения того, в чем заключалась суть этой ереси. Одни называют ее ересью стригольников, другие ересью караимов, третьи ересью жидовствующих. Однако, судя по тому, что последняя содержала в себе некоторые аспекты эзотерической еврейской философии, религии и мистики, то вполне вероятно, что речь шла о Каббале.

                ***
Считается, что в Каббалу вошла ненаписанная часть заветов, полученных Моисеем на горе Синай и устно передаваемых из поколения в поколение с соблюдением тайны и наставлений, данных непосредственно Богом. С исторической точки зрения Каббала зародилась в Провансе в XII – XIII веках, затем она проникла в Испанию, где получила широкое распространение, затем из Европы перекочевала в  крупные еврейские центры, расположенные в Салониках (Греция) и в Венеции (Италия).
Наиболее древним источником каббалы является Сефер Йецира (Книга Творения) – священный текст космологического содержания, который в отдельных местах перекликается с гностическим учением ессеев о сотворении мира. Об этом дается подробное описание в публицистической повести «Пастухи и овцы».
Второй классической книгой в науке о Каббале является Книга Заир (Книга Сияния), написанная на арамейском языке в 1280-1286 годах, авторство которой приписывается Моше бен Шем Тов де Леону. Эта книга повествует о тайне Божественного начала, его отражения в Творении, и о судьбе евреев в земном и духовном мире. Любопытно, что каббалисты верят в это и утверждают, будто бы эта книга в течение многих столетий охранялась священной тайной, что невольно наталкивает на мысль о ее глубинной связи с более древними источниками, обнаруженными в Кумранских пещерах.
Впрочем, при расследовании дела о «ереси жидовствующих» никаких документов, книг или рукописей, обличающих их в покушении на официальную ортодоксию Церкви, обнаружено не было. Да и сами еретики себя вероотступниками не признавали.
Но более всех в этом деле, почему оно и получило такую широкую огласку, была заинтересована Софья Фоминична и ее сторонники, которые надеялись усадить на великокняжеский престол Василия Палеолога.

                Новгород

                ***
Что касается главного идеолога, так называемой «ереси жидовствующих», то им был некий Захария Скара или Захарий Скария, точного имени которого не установлено. Хотя, если внимательно прислушаться к произношению этого словосочетания, то вполне вероятно, что им мог быть и Дзаккария Схоларий.  Где «Схоларий» — это всего лишь прозвище, характеризующее род занятий этого человека, а имя Дзаккария – родовое имя матери Зои Палеолог. Тем более, что у Дзаккария II Чентурионе помимо дочери Катерины, как известно, был еще и внебрачный сын по имени Иоанн Асень Дзаккария. Но, как сложилась его судьба и были ли у него наследники, неизвестно.
Хотя, в целом, только одно это имя - Дзаккария более всего оправдывало появление этого человека в Новгороде, так как вся его с блеском проделанная провокация была на руку именно Софье. Более того, странным образом из всей великокняжеский семьи и близкого окружения князя это дело не задело только ее.  Странно и то, что Дзаккария, не пожелав посетить Москву, вовремя появился в Новгороде и вовремя исчез. И последнее, что вполне логично в свете высказанной догадки, это тот момент в его биографии, что Захарий добирался до Новгорода из Крыма.
Что же касается тех метаморфоз, которые превратили Дзаккария в Захария, то они истории известны. Самый яркий тому пример это превращение прозвища Кобыла в фамилию Романов.
Но сегодня историки рассматривают в отношении Захарии лишь три известных версии. Первая – это то, что Захарий - вымышленный архиепископом Геннадием и игуменом Иосифом персонаж, которого никогда и не существовало, вторая – то, что это некий Заккария Гизольфи и, наконец, третья – что это еврейский ученый Захарий бен Аарон ха-Коген.
Но все сведения об этом человеке, на самом деле, скудны и недостоверны. Поэтому предполагать можно многое. Но поскольку ересь имела все-таки иудейский окрас, то можно предположить, что Захарий Скария прибыл на Русь издалека. И хоть в Новгороде он очутился вместе с луцким князем Михаилом Олельковичем – родным дядей Елены Волошанки по матери и новгородским князем с 1470 года, поставленным на этот ответственный рубеж самим великим Литовским князем Казимиром IV, это ничего не объясняет. Достаточно вспомнить, какими долгими дорогами добиралась юная Зоя Палеолог из Рима до далекой Московии, надеясь превратить ее в новую Византию.  И Крым, и Европу, и Киев, и Новгород пришлось преодолеть ее свадебному кортежу прежде, чем утвердиться на московском престоле. Примерно, этим же путем пробирался и Захарий Скария в Новгород.
Первое упоминание о нем в официальных источниках датировано 1488 годом и встречается оно в послании инока Саввы к послу великого князя, находящемуся в ту пору в Крыму, к Дмитрию Васильевичу Шеину. В 1490 году Скария уже в Новгороде и о том свидетельствует в своем послании к митрополиту Зосиме Новгородский святитель Геннадий, обеспокоенный тем, что обученный чародейству, чернокнижию, звездочетству и астрологии «евреин» является «орудием дьявола».
В Москву ересь попала окольным путем в 1480 году, когда великий князь призвал на службу грамотных и просвещенных во многих знаниях новгородских попов Алексея и Дениса. На ту пору и тот и другой уже были вовлечены в секту жидовствующих и являлись активными проповедниками нового религиозного мировоззрения.
Именно таким витиеватым маршрутом ересь проникла в дом великого князя, в его семью и близкое окружение. А фактическим главой московской ветви еретического движения стал влиятельный посольский дьяк и советник Ивана III Васильевича – Федор Курицын.

                Венеция

                ***
Евреи появились в Венеции в начале XII века, но поскольку обзаводиться земельными участками и заниматься частным строительством было позволительно только коренным жителям республики, то евреям вынуждены были осваивать небольшую группу островов, отделенных от исторической части Венеции каналом Джудекки, название которого и закрепилось за новым поселением. В последствие это поселение превратилось в первое в истории человечества еврейское гетто.
Население гетто состояло из двух общин – ашкеназской и сефардской. Термин «ашкеназ» в примитивном переводе с семитского означал «германцы», а термин «сефард» на иврите означал «испанцы». Сначала из Германии в Венецию бежали от преследований и гонений ашкенази, затем к ним присоединились евреи из Прованса и только потом из Испании и Португалии хлынули сефарды. Именно они сефарды привезли с собой в новые обетованные земли духовное мистическо-философское учение, получившее название Каббала, что в переводе означает «воспринятое предание».
С самого своего начала Каббала тесно переплеталась с гностицизмом, который не ограничивался изучением только мистических традиций, а включал в себя идеи по космологии, теологии, ангелологии и магии. С течением времени Каббала под воздействием средневековой еврейской философии разделилась на два рукава, на две взаимосвязанные дисциплины. Одна – умозрительная Каббала, основанная на мистических практиках, медитации и созерцательности, а другая – прикладная Каббала занималась практическими и магическими техниками, основанными на оккультных методах с заклинаниями и магическими ритуалами.
Существуют неоспоримые доказательства того, что уже на первых этапах своего становления Каббала привлекла к себе внимание христианских философов, ученых, интеллектуалов и гуманистов. А со временем получила широкое распространение в христианских кругах. Появился даже такой термин, как «христианская каббала». Более того, в конце XV века Каббала пережила естественную трансформацию, перейдя от чисто еврейского явления к европейской культуре, совместив в себе христианскую теологию, философию, науку и магические практики. С этого времени Каббала существует в двух концепциях – с одной стороны, как иудейское учение, а с другой, как компонент христианской культуры.
И наконец, апофеозом этого сложного и длительного процесса формирования феноменального мистического учения стало событие не рядового значения. В 1559 году папа римский, не усматривая противоречий между Каббалой и Христианством разрешил легальное, на ряду с другими религиозными изданиями, хождение Книги Зоар.
Однако воспринят столь неординарный шаг папы был далеко неоднозначно. Одни считали, что появиться эта книга перед людьми должна была, как указано в ней самой, в конце всех поколений, ибо несвоевременное раскрытие каббалистических знаний даже в таком усеченном виде (одна книга из целого ряда) может повлечь за собой возникновение многих лжеучений. Другие верили, что раскрытие Каббалы, даже при отсутствии правильного ее понимания, даст мощный толчок развитию человеческой мысли.

                Московское княжество

                ***
Москва, отгороженная с западной стороны великим Литовским княжеством от просвещенной Европы и потерявшая связь с порабощенным турками Востоком, варилась в своем собственном представлении о религиозной чистоте и веротерпимости. Ни Новгородский святитель Геннадий, ни главный обличитель ереси жидовствующих игумен Иосиф Волоцкий не обладали даже ничтожным уровнем богословского образования для того, чтобы мочь иметь суждение о существе нового философско-гуманистического, по своей сути, учения.
Но Софья, которая имела обширную переписку со своими итальянскими корреспондентами и изучавшая в свое время греческую философию, была человеком просвещенным и могла знать о Каббале много больше, чем люди из ее окружения. Однако именно ей более всех остальных была на руку возникшая в Новгороде церковная замятня, пустившая с попустительства князя глубокие корни в Москве.  Тем более, что в нее оказались втянуты сторонники Дмитрия Внука во главе с матерью и самим великим князем.
Быть может, совсем не случайно главным обличителем и преследователем «еретиков» стал полуграмотный Иосиф Волоцкий – преданный Софье человек. Не секрет, что Софья всячески поддерживала его в затянувшемся между церковниками споре о «нестяжательстве».  В то время как партия великого князя Ивана III и его снохи Елены Волошанки выступала на стороне его оппонентов - заволжских старцев во главе с митрополитом Зосимой, осуждающих корыстолюбие Иосифа и выступающих против церковного землевладения, богатства и роскоши. Как бы там ни было, но новгородские церковные ястребы – Геннадий и Иосиф довели дело о «ереси» до конца.
В 1490 году в Москве собрался второй по счету Церковный собор против «ереси жидовствующих», главным обличителем на котором выступил Новгородский архимандрит Геннадий – соратник Иосифа. Интересно, что в работе первого Церковного собора, созванного в 1488 году Геннадий не участвовал. Его просто не пригласили на этот Собор, так как он и сам был заподозрен в укрывательстве еретиков. И в самом деле, вполне естественно было спросить его о том, почему, будучи настоятелем Чудова монастыря, работая бок о бок с еретиками Алексием и Денисом – настоятелями соответственно Успенского и Архангельского соборов, он не заявил об их отступничестве. Быть может, по этой причине он был переведен в Новгород и затем с ожесточением терзал и мучал, наверстывая упущенное, своих несчастных собратьев.
Но если на соборе в 1488 году никто из высокопоставленных еретиков не пострадал, а иные отделались физическим наказанием плетьми и покаянием, то в 1490 году Геннадий расстарался, и весь процесс был задуман и организован с единственной целью – обличить партию сторонников Дмитрия Внука и Елены Волошанки в еретичестве, а заодно и сокрушить авторитет Ивана III.
Навряд ли Геннадий мог решиться на столь смелый и одновременно рискованный шаг одним только своим разумением. По всему видно, что в спину его подталкивала «грекиня» Софья. Об этом ярче всех иных доказательств свидетельствует как иезуитская атмосфера Собора, так и очевидная его преднамеренность. 
С точки зрения таких известных исследователей истории средневековья, каковыми являются Казаков Н.А. и Лурье И.С., данный Собор представлял собой «типичный образчик средневекового инквизиторского процесса», где дела еретиков излагались по доносам единственного обличителя – самого архимандрита Геннадия. Причем отцам Собора было отлично известно, что Геннадий вымогал эти признания из обвиняемых угрозами и пыткой, а значит, они не могли являться достоверными свидетельствами. Позднее во время Собора все привлеченные к ответу от своих показаний отреклись.
И тем не менее, решением Собора все сторонники Схарии были отлучены от Церкви, а примкнувшие к ним священники – лишены сана. Не задержался на своей должности и сочувствующий еретикам митрополит Зосима. Двумя годами позже он был сведен по-тихому со своей кафедры и отправлен в Симонов монастырь. А еще двумя годами позже Иван III вместе с 12-летним Внуком Дмитрием и младшим сыном Юрием отправился в Новгород, где пробыл несколько месяцев, недвусмысленно намекая окружающим на то, кого он видит в качестве своего приемника.

                ***
Однако демонстрация своих династических предпочтений обходилась Ивану III дорого.
Наступил 1497 год и князь собрался пожаловать Внука своего великим княжением Московским и Владимирским, то есть короновать и объявить княжича Дмитрия Ивановича наследником и соправителем. Но накануне этих событий в декабре 1497 года был раскрыт тайный заговор, организованный с целью предотвратить коронацию. Заговорщики намеривались отравить Дмитрия, а заодно и самого князя, похитить в Вологде и Кириллове княжескую казну и бежать на север на Белоозеро. Активную роль в этом заговоре играла жена князя – Софья Палеолог, искусная в науке отравления, но фактическим его главой был старший ее сын – Василий, в помощниках у которого были надежные дворовые люди Владимир Гусев и Афанасий Еропкин.
Расправа над заговорщиками была жестокой. Как сообщают о том Уваровские летописи, многих боярских детей велел великий князь «в тюрьму пометати», иных – «Гусева со товарищи» казнил на льду Москва реки. Одним отсекли головы, другим руки и ноги. Софья и Василий были заключены под домашний арест, подвергнуты опале и удалены из окружения князя. И только заступничество церковников в лице митрополита Симона и архиепископов спасло их от более тяжкого наказания.
Заговор, организованной византийской ветвью в семье великого князя, оказался многочисленным. Софье удалось переманить на свою сторону не только удельных князей, недовольных нарастанием централизованной великокняжеской властью, которую Иван III проводил в последние годы, но и церковных ортодоксов и близкое к ней униатское окружение. По существу, победа партии Елены Волошанки означала победу политического курса, проводимого Иваном III в целях установления самодержавия. Закрепляя свою победу, в феврале 1498 года в кремлевском Успенском соборе состоялась торжественная коронация законного наследника тверской ветки Дмитрия Внука.

                ***
Впрочем, успех Елены Волошанки и ее союзников оказался недолгим.
Ровно через год после венчания Дмитрия Внука шапкой Мономаха в феврале 1499 года Иван III обрушился на некоторых участников правительственного кружка, избежавших наказания на Соборе 1490 года. А через месяц в марте Иван III вдруг нарекает княжича Василия Ивановича «государем великим князем» и дает ему в княжение Великий Новгород и Псков. Это решение вытекало из сложностей дипломатических отношений с Литвой, которые князь пытался урегулировать брачным договором, выдав свою дочь Елену Ивановну замуж за великого Литовского князя Александра Казимировича.
Соглашаясь на этот брак, Иван III в первую очередь рассчитывал на возвращение под свою руку русских земель, городов русских, что и было предусмотрено условиями брачного договора. Со своей стороны Александр желал только одного – заключение с Москвой мира. В итоге мир с Литвой был заключен, а русские земли в верхнем течении Оки и Вязьмы возвращены в родные пределы.
Однако была у Елены Ивановны и своя особая миссия – это помешать католическому панству уничтожить самостоятельную Православную церковь на русских землях, входящих в состав великого Литовского княжества. По требованию великого князя Ивана Васильевича для Елены, которая должна была оставаться в православной вере, в Литве при дворе была выстроена православная церковь.
А между тем Александр Казимирович вел при дворе Ивана III свою игру. Во всех внешнеполитических сношениях с Москвой он старался игнорировать сына Елены Волошанки – законного наследника княжича Дмитрия Ивановича Внука. Причем, делал он это, нисколько не смущаясь, открыто. Так в приветствии, переданном литовским гонцом великокняжеской семье в 1495 году, имя Дмитрия в нем не упоминалось вовсе. Намеренность подобной позиции, которую Литовский князь демонстрировал при каждом удобном случае, объяснялась просто. Александр рассчитывал таким образом ослабить при дворе позиции внука Молдавского господаря, который в эти годы стал одним из главных противников Литвы. Так Софья Фоминична обрела в лице зятя неожиданного союзника.
А дальше больше.
По мере того, как отношения между Москвой и Литвой ухудшались и в воздухе запахло войной, Ивану III становилось все трудней использовать свою дочь в качестве рычага и мер воздействия на Александра, одновременно призывая того к сохранению прав и религиозной свободы Елены. О каких правах и о какой свободе могла идти речь, когда родная мать и брат великой княжны Литовской находились в опале. Не было секретом для Литвы и то, что великий князь Московский в деле о «ереси жидовствующих» зарекомендовал себя не поборником православия, а покровителем вероотступников. Одним словом, куда ни глянь, положение Ивана III выглядело со всех сторон весьма двусмысленным. Не умея навести порядок в собственном доме, он пытался навести его в чужом.
И с этим необходимо было что-то делать.
Таким образом, именно литовский вопрос и все связанные с ним дипломатические перипетии и династические сложности оказались той самой ахиллесовой пятой, которой Софья Фоминична ни преминула воспользоваться. И как результат 1499 год стал решающим в долгой и изнурительной борьбе двух женщин за власть. Победа византийской «партии реванша» над тверской «партией власти» ознаменовалась неизбежными в таких случаях перестановками действующих фигур.
Князь навел в своем доме порядок.
Сняв с заговорщиков и покусителей на его жизнь княжича Василия и княгини Софьи опалу,  он наложил ее на своих многолетних сторонников и по-настоящему близких ему людей, на сноху Елену Волошанку и на внука Дмитрия. Заключив их в темницу под стражу, Иван III, стирая людскую память о них, наложил запрет и на поминание их имен во время церковного богослужения.
Маленькая Византия, с мечтами о которой Софья отправлялась в далекую Московию, прихватив с собой, что очень показательно, византийский трон великих предков, выполненный из слоновой кости, и на создание которой положила всю свою жизнь, была ею выиграна, отвоевана, вырвана из рук противников для себя и для будущих Палеологов не без труда. 
Коварство, интриги, секреты и никаких правил!
Только цель!