милая жизнь

       в который раз я зашёл в эту почти круглосуточную рыгаловку с острым фастфудом, переполненную в дневное время любителями резких ощущений (особенно раскалённого от халапеньо очка наутро), а ночью -- забитую пьяницами и бомжами, а также молодёжью и представителями национальностей не столь отдалённых, кем и являются, в частности, работники этого сервиса. время было час ночи. на удивление, в очереди не стояло никого, поэтому я остановился у стойки заказов и ждал, всерьёз думая о том, что надо завязывать с KFC.
       -- драсвуйте, -- с испуганным видом сказала миниатюрная узбечка, буквально вынырнув из-под экрана, изображающего бургеры, пирожки с вареньем и прочее. должно быть, она была моего возраста -- но низкая и усохшая, что старило её. неправильные черты лица контрастировали с приятным тёмным цветом глаз.
       -- добрый вечер, три хот-дога и шесть крыльев с собой, -- пробубнил я и достал карточку, чтобы расплатиться.
       какое же это дерьмо -- вонь здесь стояла неимоверная. то ли от еды, то ли от людей. аж в голову даёт. пока автомат печатал чек с номером, сзади меня появился огромный пьяный мужик. он что-то объяснял самому себе, а потом врезал ногой по стене на уровне моей головы. мой рост -- метр и 86 сантиметров -- не шёл с этой громозекой ни в какое сравнение. вес и подавно.
       -- я не пидорррр! -- закричал он. -- я норрррмальный пацан!
       -- спасибо, -- я забрал чек, распрощался с испуганными раскосыми тёмными глазами (чёрным цветом они так напомнили мне мою девушку, что я не мог не улыбнуться) и двинулся в сторону выдачи заказа. если бы ты была здесь, дорогая, мы пошли бы совсем в другое место, я бы смотрел в твои глаза совсем не здесь, мы бы жили иначе. но сейчас, чтобы как-то отвлечь себя от ожидания и муторной вони вокруг, я достал наушники и включил классику. с определённых пор именно классика имела для меня значение. я не мог слушать другую музыку -- даже популярнейшие группы в истории рока, джаза, поп-музыки и так далее. классика превращала для меня безыдейный мир в ясный и конкретный вектор с направлением куда-то туда, дальше, дальше ото всего этого. без музыки же мир становился стоячим болотом. все мы казались медленно тонущими в этом киселе из машин, домов, двигающихся разодетых тел и массы шума.
       сегодня я хотел прийти в общагу и забыться. сказать себе, что я действительно ухожу в оттяг спокойствия. остановиться на своей кровати. дать волю беспорядочному сёрфингу в интернете.
       пока в моих ушах гудел Стравинский, заказ уже принесли и сложили в пакет с ручками. я двинул домой. дома оказалось непривычно тихо и пустовато. оба мои соседа не откладывали дела и сны на второй час ночи, как я, несмотря на то, что это была субботняя ночь. они оба казались мне куда более правильными и гармоничными людьми, хоть у них тоже были свои недостатки. я никогда не думал о том, чтобы следовать чьему бы то ни было примеру, но здесь наши желания совпадали, и я лёг на нижний ярус двойной кровати, где было моё место для сна, и открыл книгу. пока не остыл фастфуд, я начал постепенно отправлять хот-доги в желудок. вот это жизнь -- вот это я понимаю. мысли отсутствовали, всё было действительно прекрасно. так длилось что-то около часа, книга мне очень нравилась.

       -- знаешь, чё я щас внезапно понял? насчёт ебли, -- сообщение на телефон пришло так же неожиданно, как и ожидаемо. это был мой близкий друг, с которым мы знакомы уже больше четырёх лет. он учился со мной всё это время почти параллельно, опережая на два года в среднем звене. теперь, на вышке, опережал я -- на один курс. так вышло вследствие его перевода из города в город с потерей пройденных лет в другом заведении. он получает образование композитора, а я -- пианиста. Данил был одним из немногих людей в мире, кто не раздражал меня околоинтеллектуальным бредом. всё, что он говорил, было такой же правдой, каким был и он сам -- сомневающимся, ищущим ответы. это был человек, который прекрасно осознаёт то, что он человек. зная определённые детали его образа жизни, я был не удивлён сообщению в два ночи. он тоже знал обо мне достаточно, чтобы всё это не показалось случайностью или форс-мажором.
       я отложил книгу и какое-то время мы перебрасывались короткими смс-ками. речь шла о разном -- мы любили говорить о разном, но любая тема сильно гасла в переписке. не было того живого ощущения неуклонного следования в сплошную бездну, было только что-то похожее на тяжёлое сновидение -- ты пытаешься что-то сказать, но слова вязнут друг в друге, а смысл окончательно теряет свою твёрдую форму.
       вдруг во мне проснулось сильное желание увидеться, а поскольку мы жили на одном этаже общаги, с этим не было проблем. я накинул шарф, пальто, надел брюки и ботинки -- и вот мы уже стоим на балконе, он курит в окно, а я наблюдаю за этим и чувствую приятный запах табака. это были первые дни весны, но по ночам с улицы в окна по-прежнему врывался ледяной шквал. мы выдыхали маленькие раскалённые облачка. создавалось впечатление, что я тоже курю. если бы не проблемы с сердцем, я бы так и сделал, мне всегда нравился аромат сигарет. я очень любил целовать девушку после выкуренной пары чего-нибудь дешёвого. она тоже курит. о, этот вкус её губ...
       -- так что там с еблей? -- мой голос заполнил пространство балкона, хотя я спрашивал на несколько порядков тише. я уловил в своих собственных интонациях лёгкое волнение. я любил вопросы без ответов, любил ответы тех, кто знал что-то об одиночестве. и мы говорили. это всегда были встречи, полные отрешённых фраз, попадающих в суть нашего существования, поскольку оно в идеале такое же непонятное и короткое, как слова.
       -- в том случае, когда любви нет, -- начал Данил после быстрой и нетерпеливой затяжки, -- секс служит удовлетворению посторонних, не имеющих к любви никакого отношения, желаний. садизм, мазохизм и так далее. поэтому такой секс никогда не принесёт и не будет приносить никакого удовлетворения.
       здесь, почти сразу же, я мысленно отправился в свои фантазии. мне нравилось и то, и другое, я всегда хотел вкладывать в секс нечто большее, чем максимальную нежность и аффект обладания. это та самая грань, на которой холодок волнения от исследования новых пространств человеческого тела соприкасается с огнём, сначала греющим и ласкающим, а затем -- обжигающим и покалывающим, пробуждающим истинность желаний.
       -- эти желания не будут никуда пропадать, -- продолжал он, -- а, наоборот, будут заполнять твою жизнь собой везде и всюду. просто я всегда понимал, что хочу не  е б а т ь с я, а что-то другое, очень глупое и ненужное. вот и всё.
       потом он цитировал Фромма. а я изредка приводил свои аргументы. в таких диалогах, где витает лёгкое безумие правды, я предпочитаю больше молчать и слушать, нежели тянуть одеяло на себя, пытаясь развенчать то, что не нуждается в сопротивлении. так мы продолжали какое-то время. потом я предложил бахнуть по паре пива. в последнее время из-за болей в голове после пива, Данил завязал с этим, поэтому пил только я. мы сходили в ближайший ларёк, где алкоголь любой тяжести для страждущего студенчества продавался круглосуточно. я опустил в пакет пару пауланеров, и мы отправились назад. поскольку в его и в моей комнатах спали соседи, мы сели на ступеньки в затемнённом ответвлении коридора, ведущем к балкону. я открыл пиво и мы вновь заговорили.
       --...и для начала надо найти что-то, в чём ты не сможешь сомневаться, то, в чём ты стопудово можешь быть уверен, то, что действительно существует. и только тогда, отталкиваясь от этого, ты сможешь понять, что ты такое, -- здесь разговор дошёл до самопознания и определения приоритета.
       -- ну, мы точно можем отбросить декорации окружающего мира, так? -- спросил я.
       -- так, -- улыбнулся Данил.
       мы стали перечислять, что ещё в результате эмпирического опыта может оказаться фальшивкой, что можно сразу отсеять. да и без опыта, по своей сути тоже -- просто потому, что доказать существование чего-то вне тебя самого, как и опровергнуть -- слишком трудная задача.
       таким образом, мы довольно быстро пришли к самим себе. мы сидели на ступеньках, в темноте, в консерваторской общаге, два торчка по искусству, две субстанции, уставившиеся вглубь себя и не видящие там ничего. можем ли мы отбросить самих себя?
       я почувствовал, как вся тяжесть недавно отправленного в желудок фастфуда подпрыгнула внутри до уровня груди. чёрт, это было слишком много. я сделал долгий глоток, закинув бутылку над головой. так стало лучше.
       -- самое главное, что свобода на твоей стороне, -- он продолжал медленно пробираться вглубь понятия разума и всего, что удерживает нас на плаву, -- здесь и приходит осознание того, что счастье в нас самих, а не в других людях. всё это счастье мы концентрируем в себе. и поиск кого-то для того, чтобы сделать своё 'я' счастливее -- полная чушь. это очень легко -- оставаться пустым, абсолютно пустым.
       действительно, думал я, ведь мы столько вкладываем в различные понятия и представления о нашем существовании. а потом -- бдыщь! -- и  кучка ожиданий в воздухе вдруг распадается, превращаясь в безукоризненную тишину, в ничто. и что же тогда? должно же что-то остаться! что есть мы -- изначально? шум? тогда почему я слышу внутри только сплошное молчание? может, дальше что-то заговорит во мне?
       и тут я понял, что тишина -- это и есть я. никаких голосов быть не должно. вот здесь я могу встретить себя самого -- в вакууме, в изоляции от представлений о себе, в отчуждении от страхов, желаний, громких мыслей о том, что правильно, а что нет, что я должен, а чего не должен. вот тут -- в полном молчании -- находится начало меня. это повергло одновременно в разочарование и в полное наслаждение. я открыл второе пиво и хорошенько отпил. голос внутри молчал. всё молчало. Данил молчал. мы сидели какое-то время в тишине. это была приятная тишина, не та, с которой встречаешься один-на-один, а та, с которой сидишь, дружески положив голову ей на плечо, в которую закутываешься с головой, которой веришь.
       теперь мы делились последними событиями нашей жизни. речь заходила о женщинах. я мысленно вернулся в город, откуда совсем недавно улетел, в квартиру, где оставил её. чёрт, вот это было дерьмово, это было точно не к месту -- нельзя так быстро разлучать людей, как это произошло с нами. я много времени думал об этом, объяснялся с собой, но понял только одно -- так нельзя, мать твою. с этими мыслями я закончил пиво, и мы пошли к одному из подоконников на лестничных пролётах, чтобы Данил мог сделать самокрутку. я наблюдал за этим простым искусством, а перед глазами сновали цветные огоньки, коротенькие вспышки смыслов, горизонт стал ближе, а мысли -- крупнее и яснее.
       вот так оттяг, подумал я. прошло довольно много времени. наступило пять утра -- и двинул шестой час. теперь мы оба молчали и оставались жить в сказанном. мельчайшие детали окружения приобрели колоссальное значение. я почувствовал легкое желание лечь -- хоть здесь, между лестницами. было всё равно. усталость накатывала волнами -- ближе, глубже, ударяя в ноги и низ живота. алкоголь продолжал действовать -- мягко и настойчиво.
       -- ну, ладно, пора спать? -- я взглянул в глаза моего друга и увидел тот же вопрос. иногда нам не нужно было озвучивать фразу, чтобы прочесть её в глазах друг друга.
       -- да, -- сказал он. и мы поднялись на наш этаж.
       -- хорошо, что ты есть, -- я обнял его, и мы просто стояли так в тишине секунд двадцать.
       -- пришлёшь почитать что-нибудь из своего? -- спросил он напоследок.
       -- сейчас, конечно, -- ответил я. мы ещё раз обнялись взглядом и пошли в свои комнаты.

       я открыл дверь и тихо вошёл. здесь всё было так же, словно не состоялось этой встречи. мне не хотелось думать ни о чём, но голову переполняло гигантское количество событий. слишком много событий для одного меня. чтобы избавиться от них, я просто лёг спать. к чёрту будильник, всё к чёрту.
       через пару часов, в половину восьмого утра, я проснулся со странным ощущением беспокойства. в этом непонятном состоянии я стал бродить по комнате, еще не освещённой восходящим солнцем. было темно и трезво. вдруг я понял, почему это произошло. я достал мусорное ведро из-под стола и стал блевать в него, сидя на корточках на стуле -- вываливал раз за разом. вроде никого не разбудил. я продолжал страстно обниматься с пластиковой мусоркой, пока всё не закончилось. потом я отнёс пакет в общий бак и почистил зубы. а некоторые уже начинали новый день: они вставали и шли умываться. рядом со мной стоял один из жаворонков и мычал известные арии из известных опер, залихватски плюясь в раковину -- видимо, его поиски времени уже давно чем-то увенчались.
       -- тяжёлая ночка, а? херово выглядишь, -- заметил он, прополоскавшись.
       я не ответил и, закрыв кран, направился назад в комнату. нужно было поспать. глотку драло, как это обычно бывает после хорошей взбучки. я вновь улёгся на кровать. вот это жизнь, сука, мать твою, милая жизнь. рядом валялся пакет с недавно купленным. в нём оставалось несколько холодных недоеденных куриных крыльев. я надкусил одно.
       надо завязывать с KFC.

3-6. III. 2019