Клоун

                Клоун.

      Третье выступление сегодня. Иван сел на кресло в гримёрке и устало вытянул ноги. Тусклый свет просачивался сквозь щель в неплотно задёрнутой занавеске грязно - синего цвета. Он не включил свет, и его глаза сами собой закрывались. Иван подставил руку под голову, облокотившись на подлокотник, он почувствовал, что проваливается в сон. Но сон перемешивался с его мыслями. Он устал и от работы и от дома.
       Дома беременная жена, на девятом месяце, со своими постоянными капризами. С того момента, как он узнал, что снова будет отцом, её словно подменили, добрая и ласковая, любящая совсем недавно женщина, превратилась в капризную и невыносимую барышню. Её постоянно что - то неустраивало, раздражало и подчас даже бесило и выводило из себя. Сервиз, состоящий из трёх видов тарелок на двенадцать персон и такого же количества чашек, тот самый, который им подарили на свадьбу шесть лет назад, за девять месяцев превратился в груду битой французской керамики. Не спасало ничего, ни ласковые слова, ни беганье  по магазинам в половине первого ночи, за кислым - прекислым яблоком, которое казалось Ирине самым вкусным на свете, поиски арбуза в холодном феврале и ветки с орехового куста, которые ей очень хотелось понюхать. Иван старался как мог, но никак не мог угодить любимой жене, что иногда хотел просто сдаться и уйти хлопнув дверью в свою гримёрку на работе в Цирке. А пойти - то больше некуда. Любовницы у него нет, хоть жена и кричала на прошлой неделе об обратном, добивая последние тарелки из сервиза. Друзьям он не навязывается, да и с того момента, как он оказался женат, друзей с каждым годом становилось всё меньше.
       Одно радует - красавица дочь. Она на него совсем не похожа, только родинка на щеке, та же самая, что и у него. Она не похожа и на мать. Карие глаза, тёмные волнистые волосы. Когда он увидел её в первый раз, то не поверил своим глазам, дочь была вылитая прабабушка жены, она ещё жива, ей 98 лет, она в своём уме и очень добра к людям и в её жилах течёт настоящая цыганская кровь. Отличала дочь от старой бабки только светлая, почти прозрачная кожа.
       Когда - то давно он боялся цыганей. Боялся страшных рассказов о том, что они воруют детей, его мать всегда так пугала, когда он долго не шёл домой, будучи маленьким, босоногим мальчишкой. Но судьба распорядилась иначе. Он влюбился в карие глаза и тёмные волосы, не подозревая, что в этой девочке на четверть тоже цыганская кровь. Влюбился, ещё будучи совсем мальчишкой, несмышлёным и глупым, лет двенадцати от роду. Ирине тоже сразу понравился долговязый мальчишка, который уже третий день объезжал вокруг их двора на стареньком  велосипеде. И как - то само собой получилось, что в скором времени, мгновение словно остановилось, и не было никого ближе, чем они друг другу.
       Когда он в первый раз оказался у Ирины дома, то его поразил огромный портрет очень красивой женщины, цыганской внешности. А когда Ирина, засмеялась и сказала, что это её прабабушка, то Иван немножечко струхнул и поспешил быстрее уйти из приветливого дома, не смотря на, то, что мама Ирины, пыталась удержать его, подумав, что он просто стесняется. Иван думал об этом всю ночь, переживал и очень боялся, что не сможет больше дружить с Ириной. Его мысли сводили его с ума, заставляя вспоминать детские кошмары и страшилки. Но Ирина совсем не была похожа на цыганку. Совсем. С этой мыслью он уснул, а проснулся с твёрдым решением побороть свой страх.
       Телефонный звонок прервал его мысли.
       – Ванечка, я рожаю. Точно, точно рожаю. Где ты?
       Иван вскочил, совсем позабыв о том, что так и не смыл свой грим, помчался домой. На перекрёстке, как назло образовалась огромная пробка и он, подумав, что так будет резонней, припарковал машину на обочине и вызвав скорую, напрямую, через дворы бегом побежал домой.
         Ирина, плакала, держалась одной рукой за живот, а другой рукой прижимала к себе напуганную трёхлетнюю дочь. Скорая приехала одновременно с вбежавшим в дверь Иваном.
       – Рано ведь же ещё? Ещё же почти месяц впереди? – Иван схватил в охапку дочь, сумку жены, которую она кое как собрала в больницу, а другой рукой, поддерживал, спускающуюся по лестнице жену.
      Ночь потянулась медленно, Иван перебирал кудряшки дочери, спящей на его руках, сидя на кожаной лавке в приёмном покое родильного отделения. Его маленькая девочка. Она ни в какую не захотела ехать к бабушке,  его маленький цветочек, маленькая Розочка. Её назвали в честь прапрабабушки, на которую она так похожа, те же правильные черты лица, те же добрые карие, почти чёрные глаза. Его маленькая и любимая девочка.
       В шесть утра к Ивану вышла медсестра:
       – У Вас дочь! Три шестьсот, пятьдесят один сантиметр.
       Она посмотрела на спящую девочку на его руках и улыбаясь прошептала:
       – Она очень на неё похожа.
      У Ивана защемило сердце, тревога куда - то улетучилась, блеснули слёзы на глазах и казалось, что за спиной выросли крылья. Он покрепче прижал к себе спящую дочь и ещё немного посидев, пошёл на выход с малышкой на руках.
        Сегодняшнее представление он отработал так, как не работал уже месяцев семь. Его шутки смешили всех и самому ему доставляли огромное удовольствие. Прямо перед представлением жена прислала фотографию новорожденной дочери и его крылья за спиной выросли ещё больше. На арене он смеялся и плакал, казалось, что по настоящему, падал, лопал шары, шутил над своим другом клоуном, а ребята и взрослые, просто казалось, что сейчас лопнут от смеха. После представления он летел домой, по пути заехав в магазин и купил Розочке куклу, которую она у него давно просила. С дочкой вместе они надували шары, в комнату малышке, собирали кроватку, которую только пол года назад убрали на антресоли. Запустили стиральную машину, чтобы перестирать пелёнки, которые жена ещё два месяца назад приготовила для дочери.
        Два дня абсолютного счастья, они с дочерью ходили к маме, обнимались. Розочка очень скучает, но не плачет. Она не плачет, даже когда ей делают прививку. А мама плачет и хочет домой. Целует дочку и мужа. Хорошо, что завтра они уже будут всё вместе.
 Ночной звонок разорвал тишину. А в трубке Ирин плачь:
        – Нас не выпишут завтра.
       Иван спросонья не понимал:
       – Не переживай, не выпишут завтра, послезавтра выпишут.
        Ирин дрожащий голос на том конце трубки говорил:
        – Нас и послезавтра не выпишут, сказали, что у нас какая - то болезнь.
        Ивана передёрнуло, дыхание на мгновение спёрло и он с хрипотцой в голосе спросил:
        – Какая болезнь? Ничего не понимаю, всё же было нормально.
        Ира плакала:
        – Да я не знаю ничего, мы спали, потом пришла медсестра и забрала всех наших детей, нас тут четверо лежит и новенькая, пятая сегодня поступила, так ей ребёночка даже не дали.
        Еле дождавшись утра Иван помчался в больницу. Но ему там толком ничего не объяснили. Точнее совсем ничего не объяснили, сказали только, что нужно время, чтобы убедиться, что дети здоровы.
        Целую неделю Иван был, как на иголках, тревога не покидала его ни на мгновение. Он вспоминал, как обижался на капризы беременной жены и ему становилось стыдно, за то, что он позволял иногда себе дурные мысли. Он отдал бы всё, лишь бы у малышки всё было хорошо.
       На работе было тяжело, в номере нужно было радоваться, но хорошо у него получались пока только слёзы. Так хорошо, что хотелось рыдать вместе с ним. Но смеяться тоже приходилось, через силу и падать, и хохотать, и кататься по полу, делая вид, что ему очень весело. Первый день, второй, третий. Ему казалось, что он потерял счёт тревожным дням. На работе все знали и жалели его втайне, потому, что вслух жалеть он себя никогда не позволял. Вот, наверное, чем ещё похожа на него его маленькая дочь. Ведь он тоже никогда не плакал маленький и никогда не разрешал себя жалеть.
       Иван дорабатывал номер, когда он увидел отчаянно жестикулирующего напарника  – клоуна, кое как доработав номер, слегка скомкав его, вызвав на сцену свою помощницу с собачками.
        – Что? Что случилось? – он тряс товарища за плечо.
      – Телефон звонил в гримёрке! Ирина, их выписывают, ничего не подтвердилось.
      Иван подпрыгнул на месте:
      – Когда, когда их Выписывают?
      – По-моему через час.
      – Как через час? Блин! Я же даже переодеться не успею! – он умоляюще посмотрел на напарника – Отработаешь без меня?
       Тот улыбнулся, покрутил пальцем у виска и кивнул:
       – Конечно! Беги!
       В зале на продажу стояла стойка с воздушными шарами, наполненными гелием, Иван дёрнул за шнур, держащий шары на месте, схватил все, что были и убегая прокричал, недоумевающей девушке, продавцу шаров:
       – Маша, за шары возьми деньги в гримёрке! У меня жену выписывают наконец!
        Когда машина, с прикрученным на  ручку, у водительской двери блестящими фируркам из воздушных шаров припарковалась во дворе родильного дома, ни один человек не мог удержаться от улыбки идущего к дверям больницы мужчины – Разукрашенное лицо, яркий цветной костюм, он шёл и лицо его светилось счастьем. Ирина, увидев мужа в таком виде ничуть не расстроилась, а рассмеялась, за - то медсестра, передавая ему крошечный конверт с корчущейся в нём девочкой была очень удивлена, наверняка мужчина в костюме Клоуна, забирающий жену и ребёнка из родильного дома, был в её жизни первым и наверняка последним.
       Ирина, счастливая, выходя из дверей больницы, Иван с малышкой на руках и дочь, вынимающая руку из бабушкиной руки бегущая навстречу, с криком Папа, Мама! Иван присел на корточки и показал Розочке сестрёнку – маленький носик, пухлые щёчки, длинные черные ресницы и белая, почти прозрачная кожа.
       Девочка затаила дыхание и прошептала:
       – Она же, прямо как я.
       Солнце, вышло из - за туч первый раз за две недели, где - то в глубине больничного сада чирикали воробьи. А у Ивана теперь два счастья, маленьких, темноволосых и кареглазый, счастья в которых течёт настоящая цыганская кровь.