Миндовг король Литвы. Часть IV. Две сестры

Иллюстрация: Новогрудок, Беларусь. Скульптура «Рыцарь» у подножия Горы Миндовга. 

***   ***   ***
Миндовг король Литвы. Часть IV. Две сестры

***   ***   ***
Содержание Части IV:

Три смерти, наступившие почти одновременно. 1263-1264.
         Даниил Галицкий.
         Александр Невский.
         Миндовг Литовский.               

Две сестры.
          Королева Марта.
          Княгиня Нальщанская.
          Версия. Жемайтия.
          Версия. Латгалия – Аглона - Ливония.
          Любовь, расчет, причуда.
          Женская доля.

Князь Довмонт Нальщанский.
Месть. Осень 1263 года.       
          Заговор.
          Брянский поход.
          Смерть короля.
          Алые цветы.
***   ***   ***

                ТРИ СМЕРТИ, НАСТУПИВШИЕ ПОЧТИ ОДНОВРЕМЕННО.
                1263-1264.

          В 1263-1264 годах на Руси и в Литве произошла смена поколений их властителей: после смерти великого князя Владимирского Александра Ярославича Невского, короля Литвы Миндовга и короля Галицкой Руси Даниила Романовича. Судьба как будто нарочно связала воедино этих выдающихся военных и политических деятелей почти одновременным концом, еще раз выделив таким образом из остальных лиц эпохи. Совпадение настолько бросается в глаза, что даже высказываются предположения о серии политических убийств, причем все они были выгодны не кому-нибудь, но именно католическому Западу и Риму.

                Даниил Галицкий.

          Из трех великих князей и королей Даниил Романович Галицкий оставил этот мир последним. Согласно Галицко-Волынской летописи, в 1264 году, а значит в возрасте 63 лет, Даниил «впалъ в болесть великоу . в неиже и сконча животъ свои . и положиша во церкви святые Богородице . в Холме юже бе самъ создалъ . се же король Данило князь . добръии хоробрыи . и моудръии . иже созда  городъ; многи. и церкви постави . и оукраси е разноличнъими красотами. бяшеть бо братолюбьемь святяся с братомъ своимъ Василкомъ»… Летописец, всплакнув о нем, называет его «вторыи по Соломоне». 

В Галицко-Волынской летописи «королю Данило» посвящено немало прочувствованных строк. Он был сильным, честолюбивым, увлекающимся и очень энергичным человеком, никогда не сидел сложа руки или на одном месте. Вообще удивительно, как быстро тогда совершались походы, с какой скоростью вершились дела, как носились князья со своими отрядами то туда, то сюда – а ведь кроме лошадей и лодок другого транспорта не существовало, и дорог-то ведь тоже практически не было, но это не останавливало… Враги говорили про него: «Данило князь лютъ есть». Он лично возглавлял военные походы, которых не бывало редкий год, и воевал впереди своих воинов. Жил азартно и яростно, полной жизнью. 

Со страниц старинной летописи образ средневекового русского князя встает весьма отчетливо, словно во плоти… Вот он встречает своего союзника-венгерского короля в своем воинском стане, полки собраны и построены, и сам он предстает во всем блеске своего могущества и богатства:
          «Данила же приде к немоу . исполчи вся люди свое . Немьци же дивящеся ороужью Татарьскомоу беша бо кони в личинахъ . и в коярехъ . кожанъихъ . и людье во ярыцехъ. и бе полковъ его светлость велика . от ороужья блистающася . самъ же еха подле  короля . по обычаю Роускоу бе бо конь под нимь дивлению подобенъ . и седло от злата . жьжена . и стрелъи и сабля златомъ оукрашена . иными хитростьми . якоже дивитися . кожюхъ же оловира Грецького . и кроуживъи златыми плоскоми ошитъ . и сапози зеленого хъза шити  золотомъ Немцем же зрящимъ много дивящимся»… всадник на прекрасном коне в золотом седле и сам весь в золоте, на фоне своих полков, которых «светлость велика от оружья блистающего»…

Похоронен был король Даниил в городе Холме, основанном им на реке Ухерка (левый приток Буга), куда он перенес столицу из Галича и где находилась его резиденция. Теперь это городок Хелм в Польше, в Люблинском воеводстве…  «И положили его в церкви святой Богородицы в Холме, что он сам соорудил»…  Много позднее, в XVIII веке, обветшавшее здание было полностью перестроено, теперь на его месте стоит Базилика Рождества Пресвятой Девы Марии. 
 
В Холме, в Рождественской церкви хранилась старинная византийская икона Богоматери, привезенная Даниилом в свой любимый город из Киева. В те времена она была богато украшена, одета ризой из литого золота и эмали византийской работы. Ризу содрали и похитили татары… вероятно, разграбление церкви и ее святынь произошло в 1259 году, во время «рати Куремсы» и страшного пожара в Холме. Сама же икона была потеряна и вновь «обретена», как об этом говорят, через 100 лет при ремонте церкви. Если это точно была она, то дожила до наших дней.

Живописный слой сильно поврежден, местами видно дерево. Видны следы, как предполагают, оставленные на образе татарскими воинами: на левом плече Богоматери след от удара саблей, на правой руке – от стрелы. По преданию, святотатцы немедленно ослепли.

Согласно преданиям, Холмская икона Богоматери творила чудеса, ее почитали и православные, и католики. Польский король Ян Казимир верил в ее силу и помощь и увез ее к себе в Варшаву, хотя потом икона была возвращена обратно в Холм. Папа Климент XII короновал изображенных на ней Богоматерь и Младенца золотыми коронами. Во время военных бедствий икону не раз вывозили в другие места, так что она побывала и в Киеве, и будто бы даже в Москве.

На сегодняшний день икона находится в Луцке, в музее. С оставшегося красочного слоя, когда-то нанесенного на три кипарисовых доски, реставраторы нашего времени сняли грязь и копоть всех пролетевших веков, восстановив, насколько это возможно, иконописный лик, перед которым, если верить сопровождающей образ легенде, молился в своем XIII века сам король Галицкой Руси Даниил.

После смерти Даниила его королевский титул перешел к старшему его сыну, Льву Даниловичу.

                Александр Невский.

          Александр Ярославич Невский умер ранее Даниила Галицкого и почти одновременно с королем Миндовгом, осенью 1263 года, в возрасте 43-х лет. В 20 лет он разгромил шведов на реке Неве, в 22 года разбил Ливонский орден в Ледовом побоище, а в 33 года стал великим князем Владимирским. Ему выпало жить и действовать, когда Русь подверглась ударам с трех сторон: католического Запада, татаро-монгольской орды и Литвы. В летописи помещен  отзыв о нем приезжавшего к нему ланд-магистра Ливонского ордена Андреаса фон Вельвена: «Видел я много стран, знаю людей и государей, но должен отдать преимущественную честь Александру». На самом ли деле магистр приезжал к Александру, действительно ли произнес то, что ему приписывают – неизвестно, но князь определенно был незаурядной личностью, так что все может быть.

Князь умер на пути во Владимир с Волги, из Золотой Орды, из ее степной столицы Сарая. Согласно распространенному преданию, его там и отравили. Хотя более его смерть была выгодна не татарам, а католикам, ливонским рыцарям, против которых он заключил союз с королем Миндовгом. Собственно, точно неизвестно, умер он от яда или от болезни, но смерть такого значимого лица в условиях Средневековья вызывает оправданные подозрения. 

Похоронен он был во Владимире на Клязьме, в Рождественском соборе Богородичного Рождественского монастыря. После чуда явления князя одному из служителей собора накануне Куликовской битвы в святости его никто уже не сомневался, и князь был причислен православной церковью к лику святых. Позднее, согласно решению Петра Первого его прах был перенесен в новую столицу России – Санкт-Петербург на Неве, в собор вновь отстроенной там Александро-Невской лавры (как тогда считалось, на месте битвы со шведами в 1240 году).

Очередной хан Золотой Орды после смерти князя Александра назначил великим князем Владимирским его брата, Ярослава.

                Миндовг Литовский.

 «…во осень оубитъ быс великии князь Литовьскии Миньдовгъ . самодержечь  быс во  всеи земли Литовьскои . оубиство же его сиче скажемь»…
          Галицко-Волынский летописец, Ипатьевский летописный свод.


          В 1263 году осенью великий князь и король Литовский Миндовг пал жертвой заговора.

В год смерти Миндовгу было около 70 лет (из троих королей он был самым старшим). Но это, судя по всему, был еще крепкий телом и духом человек, уверенно державший в руках власть, как он это делал всю жизнь… еще возглавлявший далекие военные походы… Дожить, постоянно воюя и интригуя, до столь почтенного возраста, хотя в то время сплошь и рядом насильственной смертью умирали куда более молодые люди, это уже, бесспорно, достижение. Иной раз, глядя на обстоятельства жизни этого человека, и впрямь думаешь о том, что он родился под счастливой звездой. Сколько врагов он одолел, сколько бедствий пережил, из скольких ловушек и передряг выбрался. Но вот настал и его черед, счастливая звезда затмилась. 
         
Причины гибели Миндовга установить не трудно. Основная – борьба за власть, что же касается частностей… сошлись определенные обстоятельства, нашелся исполнитель, подвернулся подходящий случай.

          Одним из главных участников заговора с целью его устранения являлся его племянник, жемайтский князь  ТРЕНЯТА,  герой сражения при Дурбе… возможно, после неудачного похода на Венден, так долго и старательно готовившегося и с таким треском провалившегося, он находился в немилости у великого князя, не даром же Миндовг крыл его на чем свет стоит за неудачу этого предприятия, коря его за то, что союзники-русские не явились согласно договоренности на место сбора, хотя вины Треняты в этом и не было… и у него, что называется, горела под ногами земля… кто знает.

Миндовг не прощал поражений, стоит хотя бы вспомнить Смоленский поход его другого племянника, также в результате враждовавшего с ним, Товтивила… с племянниками ему явно не везло, будь то по мужской линии, будь то по женской, из них получались самые опасные его враги…

Бурная и разнообразная политическая и военная деятельность Миндовга, а также свойственные ему, так сказать, методы управления восстановили против него часть литовской знати, в среде которой у Треняты нашлись союзники. Галицкий летописец говорит о репрессиях Миндовга, усвоившего  самодержавно-тиранический стиль правления:
          «быс князящю емоу в земьли Литовьскои . н нача избивати братью свою . и сыновце свои . а дроугия выгна и земле . и нача княжити одинъ во всеи земле Литовьскои . и нача гордети велми . и вознесеся славою и гордостью великою . и не творяше противоу себе никого же».

Точно неизвестно, но возможно, что в заговор был вовлечен также другой племянник Миндовга,  ТОВТИВИЛ,  княживший в Полоцке. У Товтивила были наследственные права на власть в Литве: его отец Довспрунг был старшим братом Миндовга. Возможно, Тренята и Товтивил договорились о разделе сфер влияния: Треняте Жемайтию (Нижнюю землю), Товтивилу Литву (Аукшайтию, как теперь часто говорят, – Верхнюю землю), и это с учетом заключения обоюдного взаимо-выгодного союза… Нельзя исключить, что как-то так и было.

Кроме того, обязательно следует учесть, что союзнический договор Миндовга с Александром Невским, направленный против Тевтонского ордена, мог привести в действие те скрытые силы, с помощью которых осуществлял свою власть Ватикан… литовский король далеко зашел, его надо было убрать, заменить на другого, более подходящего, менее опасного… просто ввергнуть страну в хаос междоусобицы, что всегда выгодно ее враждебным соседям… так что и Треняту, и Товтивила могли подталкивать к совершению переворота…

С другой стороны, Миндовг подорвал к себе веру среди своих разноплеменных подданных… в принципе, на этом этапе его вообще могли ненавидеть… ведь его народ в большинстве составляли православные и язычники, а он пустил на их земли католиков, и, хотя вроде бы позднее изгнал их, но кто поручится, что такое не повторится… Это облегчало его врагам задачу.

Некоторые исследователи считают, что, возможно, особенное возмущение литовских князей вызвало также  ЗАВЕЩАНИЕ  Миндовга, составленное им в июне 1260 года на случай своей смерти, согласно которому при отсутствии престолонаследников… как будто он не знал, как это легко устраивается при желании… при отсутствии других наследников его королевство переходило в управление к братьям Тевтонского ордена в Ливонии… Ну ладно, крестился… тем более что «льстиво», ну пусть короновался… это к общей чести… ну хорошо, откупался землями… со временем, глядишь, назад отберем - но стерпеть еще и такое…

Потом он, как известно, разорвал свои отношения с Орденом, однако этот его поступок с завещанием свидетельствовал о том, как далеко он мог зайти в своих смертельных играх.

Но, как бы там ни было, а меч в руку своего убийцы он вложил не в тот день, когда подписывал этот документ. Это случилось через два года, когда внезапная смерть его жены Марты оставила князя вдовцом, а его сыновей- подростков, Руклю-Генриха и Репика-Андрея, сиротами. В чаше, видно, не хватало последней капли. Вот она и упала, вот и перелила чаша, наполненная кровью, через край…

                ДВЕ  СЕСТРЫ.               
 
                Королева Марта.

          «В осени убитый был великий князь литовский Миндовг, что был самодержцем во всей земле Литовской», - зафиксировал Галицко-Волынский летописец, далее сообщив, что Миндовг пал от руки князя Нальщан  ДОВМОНТА, которого тот смертельно оскорбил, отобрав у него жену.

Миндовг и Довмонт были свояками – оба женаты на родных сестрах. Когда жена Миндовга королева Марта, сестра Нальщанской княгини (оставшейся в истории безымянной), умерла, та приехала ее хоронить, и Миндовг не отпустил ее обратно к мужу, взяв себе в жены. Под предлогом того, что так ему завещала Марта, которая не хотела, чтобы ее детей растила чужая женщина – путь уж лучше этим занимается их родная тетка. 

Князь Довмонт не располагал военной силой, с которой мог бы совладать с королем, и вынужден был стерпеть королевское самоуправство, но втайне вступил в заговор с племянником Миндовга, жемайтским князем Тренятой. Улучив удобный момент, который наступил осенью 1263 года, Довмонт совершил свою месть.

          Миндовгу не впервой было отнимать чужих жен. Во всяком случае ту,  которую история знает как королеву Марту, он, вероятно, забрал у своего соседа князя Вишимута, перед тем отправив того к праотцам вместе с родственниками. Как сказано в Галицко-Волынском летописце: «а се Боулевичи: Вишимоут, его же оуби Миндого тъ, и женоу его поял, и братью его побил, Едивила, Спроудеика…»

У Миндовга, судя по всему, была слабость к чужим женам, а от слабостей до роковых промахов может оказаться рукой подать… конечно, тогда он об этом не думал… как, собственно, и потом… Лишенные романтической жилки историки утверждают, что причиной физического устранения князей Булевичей были земельные притязания Миндовга, а не что-либо другое… но ведь одно другому не мешает… 
         
Владения князей Булевичей, уничтоженных Миндовгом, по мнению исследователей находились в окрестностях Новгородка – в современных Негневичах Новогрудского района есть речка с немного необычным названием «Булович». В немецкой Померании, там, где некогда обитали племена западных славян, встречаются населенные пункты с названием Bulitz , Bullen, что может указывать на западнославянское происхождение Булевичей… видимо, они были из среды переселенцев с земель Полабья, спасавшихся от уничтожения, онемечивания и христианизации. Кто бы знал, что на новом месте их все равно ждал конец…

           На берегу Немана, в двадцати шести километрах от старинного Новгородка, нынешнего Новогрудка, есть поселок, украшенный замком XVI века, с названием  ЛЮБЧА  – не трудно догадаться, что название происходит от славянского, русского слова «любить». В Любче, кстати, находилась резиденция Литовско-Русского католического епископства во главе с Витом и первый доминиканский монастырь, основание которого вскоре после крещения Миндовга в католичество вызвало бурю недовольства местных жителей. В семи километрах от Любчи располагался Лавришевский православный монастырь, где молился богу Войшелк, князь-монах. Прямо-таки святое место, с какой стороны ни посмотри.

Рассказывают, будто бы есть некое предание, которое связало Любчу с историей любви великого князя Литвы Миндовга и жены князя Вишимута (причем это имя перевирается в пересказах самым замечательным образом). Будто бы Миндовг переправлялся в этом месте через Неман, увидал молодую женщину, влюбился в нее, а она в него, завертелась любовь, стали встречаться… дальше, больше… ему пришлось устранить мужа, чтобы жениться на ней, и оба были счастливы.

В еще одном варианте этой красивой и мало правдоподобной истории говорится, что неверная жена рассказывает мужу о своей измене, когда он собирается идти воевать, в результате тот в бою думает только об этой сногсшибательной новости… но это уже прямо какой-то совсем мелодраматический сценарий… и погибает, пропустив вражеский удар… Миндовг и красавица женятся, и опять счастливый конец. А место знаменательной встречи влюбленной пары стало с легкой руки самого Миндовга называться Любеч, Любча. 

Стоит заметить, что, если во всем этом есть хотя бы крупица истины, то мы имеем дело с еще одним доказательством того, что Миндовг был славянином. Но все это, кажется, не слишком достоверно, выглядит как бы притянутым за уши… название к событию, событие к названию… наверное, можно бы было об этом и не говорить… однако все это так интересно…

Теперь возникает вопрос – эту ли жену Миндовга, прежде жену князя Вишимута, короновали в 1253 году с немецким именем Марта? Все то же романтическое предание о любви в Любче называет избранницу Миндовга именно так, то есть в Любче он встречался со своей любимой Мартой, но, во- первых, предание оно предание и есть, неизвестно даже, в какие времена оно возникло, при Миндовге или  в гораздо более поздние… когда жители Новогрудка догадались, какое значение имел их маленький город в Средние века, каким он был тогда большим и знаменитым… а во-вторых, кроме  имени Марта других имен женщин из семьи Миндовга не сохранилось для истории, его дочь и другие жены остались безымянными… им иногда дают имена, вероятно, исходя из неких смутных аллюзий или просто для того, чтобы не говорить о них все время «она», «эта», однако сие не более чем еще один домысел.

          Договор с Волынью, где рассказывается о судьбе князя Вишимута,  датируется 1219 годом (иногда также указывают 1215 год, поскольку хронология Галицкой летописи не совсем точна), а в это время Миндовгу было не более 25 лет. Так значит, от этой женщины, ставшей, как логично предположить, его первой женой, у него были дети, о которых уже говорилось – сын Войшелк и сестра Войшелка (жена князя Шварна, младшего сына князя и короля Даниила Галицкого)? Говоря о великом Литовском князе, Галицкий летописец называет только этих двоих детей, запись о них появляется под 1255 годом (6763), когда  они оба уже были взрослыми… дочь вышла замуж, сын подался в монахи…

То есть, если Мартой нарекли при крещении первую жену Миндовга, мать двоих его старших детей, то в таком случае прекрасная королева превращается в старуху… Однако это не она и вообще все не так. Дело в том, что Галицко-Волынский летописец – произведение особое. Это не летопись в полном смысле слова, когда события аккуратно фиксируются именно что «из лета в лето», по мере их наступлений.

Весь текст книги был написан где-то в 1260-х годах, причем с уверенностью можно сказать, что это был один сплошной рассказ, вообще первоначально не содержавший дат и то и дело перескакивающий с одного на другое, мешая между собой эпизоды, имевшие место в разное время в разных местах. Хронологическая сетка накладывалась потом, не совсем точно.

Летописец не просто зафиксировал важный договор с литовскими князьями, заключенный вдовой князя Романа и братьями-Романовичами где-то в 1215-1219 годах, он его еще и прокомментировал, уже с учетом происшедших позднее событий. Молодой Миндовг в то время стоял рядом с теми людьми, которые – или родственники которых - впоследствии пали от его руки, и никто (включая и его самого) еще не знал, что так произойдет. Сравнение известных дат и исследование обстоятельств помогают с уверенностью заключить, что королева Марта и была вдовой злосчастного князя Вишимута из рода Булевичей, и что это она являлась второй женой Миндовга, а его первая жена, родившая ему Войшелка и дочь, выданную замуж на Волынь, осталась неизвестной – ни имени, ни происхождения, только предполагаемая дата смерти, наступившей до 1240 года.

Нет оснований полагать, что на этой женщине он женился как-то иначе, чем вполне мирным и традиционным путем, не ущемляя при этом ничьих имущественных и матримониальных интересов. Встретилась молодому человеку красивая девушка с волосами медового цвета и янтарным ожерельем на белой шее… вот тут и дошло дело до первой свадьбы. Хотя браки в знатных семьях чаще заключались из расчета, а любовь, если она так и не возникла между новобрачными, муж потом искал на стороне, что жене категорически воспрещалось… поскольку матриархат, если когда-то и был в самом деле, уже прочно забылся, а до равноправия полов тогда еще было невероятно далеко. Но это так, к слову.

          Правда, Галицкий летописец не пишет, когда Миндовг убил князя Вишимута, а это имеет отношение к тому, сколько лет хотя бы примерно было Марте, когда она стала женой Миндовга. Вишимут, в 1219 году находившийся вместе с Миндовгом в числе князей, заключавших волынский договор, мог быть его ровесником… мог быть старше его… и жена его тоже могла тогда быть старше… Однако, раз у Марты была сестра (та, жена Довмонта Нальщанского), которую Миндовг счел достойной себя, а брак этой сестры с Довмонтом не мог состояться ранее 1245 года (князь-то был точно моложе Миндовга, и намного), то и Марта была молода.

Она родилась где-то в 1220 году (но не позднее 1210 года), и, если Вишимут был скорее всего ровесником своего убийцы, то Марта также могла быть не первой его супругой. Таким образом, Марта была моложе первой жены Миндовга по меньшей мере лет на двадцать, то есть ее второй брак, сделавший ее королевой, был заключен где-то в то время (начало 1240-х годов), когда Миндовг после смерти брата завладел верховной властью в Литве и как раз занимался присвоением земель Черной Руси и укреплением связей с Жемайтией.

Предположительно, Марта родила в свой черед великому князю двоих сыновей, Руклю и Репика. Вероятно, это для одного из них в 1255 году Миндовг просил у папы римского титула «Короля Руси», ведь его старший сын Войшелк уже в то время стал монахом. Хотя иногда предполагают, что у Марты был только один сын - Репик, а Рукля - тоже сын первой Миндовговой княгини, однако Миндовг, женясь в третий раз, объяснил свояченице, что покойная Марта завещала ему позаботиться не об одном своем ребенке, а именно о детях, не желая дать им злую чужую мачеху – «мать иная детии не цвелить»…

В год смерти матери, королевы Марты, оба младших королевича могли быть юношами (старший лет 17-ти), подростками или вообще того меньше, лет 10-12-ти от роду. Недаром же, повторяем, и Миндовг говорит именно о детях, которым нужна была мать… Итак, все словно вернулось к началу. И Миндовг остается прежним. Снова чужая жена. Вот только последствия на этот раз оказались другими.

          Средневековый хронист Тевтонского ордена Петр Дусбургский поместил в своей книге, посвященной истории завоевания Пруссии, один рассказ о военном предприятии, предпринятом поляками и литовцами против маркграфа Бранденбурга, в ходе которого были взяты пленники: «Они убивали мужчин, но женщин и многих знатных матрон с девушками и детьми уводили в плен. Среди этих девушек была одна знатная, которой не было равной по красоте; из-за обладания ею возник жаркий спор между литвинами, но, чтобы он не перешел в драку, один человек подошел и рассек ее мечом пополам, говоря: «Она поделена на две части. Пусть каждый возьмет свою долю»… Такое вот решение проблемы, если мужчины поссорились из-за женщины…

          Один современный публицист высказал недоумение по поводу того, как мог частный случай… семейный, так сказать…  послужить причиной событий большой важности. Это ведь по существу мелочь, не более… тут великие князья, судьбы народов и государств… а тут всего-то какая-то женщина, от которой даже имени в истории не осталось… но… Но решающей порой оказывается именно мелочь. Слова, как говорится, из песни слова не выкинешь… имеется свидетельство летописи, из глубины веков донесшее историю оскорбления и отмщения.

          Да, без сомнения, в окружении великого князя в то время были недовольные им лица, мог иметь место и заговор между ними… впоследствии, уже после совершения убийства, когда события начали происходить одно за другим, в определенной связи друг с другом, это сделалось очевидным. И участники все выявились.

Не исключено, кстати, что старого князя, даже если бы ему не взбрело на ум жениться в третий раз, все равно могли убить… уж очень резво все кинулись делить его наследство, ни минуты ни промешкали, каждый оказался готов к такому повороту… в самом деле, если Тренята задумал свою измену раньше того дня, когда Миндовг обидел Нальщанского князя Довмонта… это ведь точно не известно… но… Но в жизни все так порой запутано… серьезные вещи и мелочи… и что на самом деле важно, а что нет… что от чего зависело, с чего все началось, откуда завертелось… поэтому ничего нельзя недооценивать и сбрасывать со счетов… в жизни бывает все…

И подумать только, то, что в начале и середине жизненного пути приносило Миндовгу удачи, эти его первые победы над князьями и женщинами, в конце стало причиной его последнего поражения. Он с этого начал, этим и кончил. И погиб. Видно, один и тот же ход не может послужить к успеху дважды… Время боевых и любовных побед для него прошло, а он хотел его вернуть, и напрасно, ведь это все равно, что попытаться вернуть молодость.

                Княгиня Нальщанская.

          Но что это хотя бы была за женщина, из-за которой старый Миндовг пролил свою кровь… красавица с волосами медового цвета и янтарным ожерельем на белой шее… свояченица короля Миндовга, сестра королевы Марты, княгиня Нальщанская… как ее хотя бы звали…

Вообще все крайне скудные  СВЕДЕНИЯ,  имеющиеся на сегодняшний день в нашем распоряжении по этому вопросу, о двух сестрах, которые по очереди были женами короля Миндвога, делятся на три части:
          в общем  ДОСТОВЕРНЫЕ  (Галицко-Волынский летописец); 
          МАЛО  ДОСТОВЕРНЫЕ  (это те, которые с трудом выуживаются из старинных, но не современных событию хроник и в основном представляют собой отголоски каких-то давних преданий); 
          ВООБЩЕ  НЕДОСТОВЕРНЫЕ  (то есть представляющие собою новые легенды, сложившиеся на основании старых легенд, причем их авторами являются либо так называемые независимые исследователи, часто не слишком обремененные образованием, зато обладающие смелостью, чтобы ломать старые стереотипы, либо просто беллетристы, которым это, кстати, простительно, поскольку они и не претендуют на историческую достоверность, только читателям надо помнить, что роман и научная статья не одно и то же)…   

«Имя первой жены Довмонта неизвестно. Мы знаем только, что, будучи нальшанским князем в Литве, он женился на сестре великого князя литовского Миндовга. После смерти великой княгини Миндовг решил отобрать у Довмонта его супругу и жениться на ней. … Оскорбленный Довмонт 5 августа 1263 года убил Миндовга, что привело к острой междоусобной борьбе. Довмонта поддержал племянник Миндовга жемайтский князь Тройнат. Сыну Миндовга Войшелку в 1265 году с помощью вооруженных сил галицко-волынского княжества удалось захватить Нальшанское (Нальшенайское) княжество. Довмонт был вынужден бежать и в 1266 году попал в Псков. Вернуть свою жену он, вероятно, так и не смог».
          Это – мнение профессионального историка, Таисии Кругловой, кандидата исторических наук. Статья Кругловой под названием «Жена псковского князя Довмонта» была напечатана в газете «Псковская губерния» в декабре 2001 года. 

Из Галицкого летописца известно, что у сестер, возможно, был брат. При описании обороны Воруты в 1251 году (это когда свидетель битвы под стенами города рассказывал, что литовцы и немцы гонялись друг за другом по полю, «подобно игре») Галицкая летопись упоминает, что Миндовг высылал на врагов из крепости своего шурина с отрядом: «въисла шоурина своего нощь . и розгнаша и Роусь и Ятвязе».

Больше об этом персонаже ничего не известно. Кстати, шурин – это не обязательно брат Марты, это может быть брат не второй, а первой жены… У Миндовга имелся родственник, имя которого стоит в сохранившейся с тех далеких времен завещательной грамоте Миндовга в пользу Ордена (если только, как иной раз предполагается, это завещание, очень важное для рыцарей, не есть подделка), - там среди прочих имен свидетелей короля упоминается некий Лонгвен. Версии  - либо это брат жены (опять же какой- первой, второй?), либо это еще один сестрич Миндовга (племянник, сын сестры). Имя Лонгвен (Лингвен, Лугвений) встречается также в других деловых актах, но в начале 1260-х годов исчезает. 

Густынская летопись (Кройники), представляющая собой обобщающее произведение по древне-русской истории и созданная в XVII веке на Украине, кратко повествуя о заговоре против Миндовга и о его убийстве, называет Довмонта зятем Треняты Жемайтского: «Стройнат бо, согласивъшися со зятем своим зъ Довъмонтомъ»… и так далее. Стройнат – это Тренята. А Тренята – это сестрич Миндовга, сын его сестры и князя из Жемайтии Скирмунда. Если следовать по этому пути далее, мы углубляемся в путаницу родственных связей, словно в темный лес. Потому что Скирмунд – это, возможно, брат князя Викинта, а сестра Викинта была замужем за старшим братом Миндовга Довспрунгом и являлась матерью Товтивила Полоцкого, племянника Миндовга. Если Довмонт Нальщанский был зятем Треняты, то имел в женах либо его дочь, либо сестру. А на ком тогда женился Миндовг? На дважды близкой родственнице?

Сведения Густынской летописи в части генеалогии можно было бы отнести к просто недостоверным, то есть иметь их все-таки в виду (за неимением лучшего), но тут имеется одно «но», поскольку они попадают под вопрос в большей степени, если учесть, что далее в строке Миндовг назван не дядей Треняты (как было на самом деле), а его дедом. Так что упоминание Густынской летописи по поводу родственных связей Миндовга со своими убийцами – это, пожалуй, конец просто недостоверных сведений и начало вообще недостоверных.

          Ну, терять больше нечего (кроме здравого смысла, конечно) – так что вперед! Переходим в захватывающую воображение гущу вообще недостоверных сведений. И, как говорится, автор ответственности больше ни за что не несет.
 
Как уже сказано выше, конечно, желательно бы иметь дополнительные разъясняющие ситуацию сведения, но при их явном отсутствии придется довольствоваться тем, что есть (и то слава богу) в наличие. Данных так мало, часто они  косвенные, поэтому о том, из какой семьи вышли сестры, существуют, кроме уже перечисленных, и другие предположения, но они имеют под собою еще менее оснований и потому еще менее вероятны… уже не догадки, а домыслы… например, появлялось упоминание о Дайнове (Ятвягии)… проскользнуло еще более смелое заявление – княжны Тверские… ничего себе поворот… Что же касается имен, то выше уже говорилось, как с этим обстоит дело… В литературе вроде бы мелькает, со ссылкой на известие хроник, помимо известного имени старшей сестры, Марты, также имя младшей – Агна. Достоверно ли это? Нет, конечно. В одном художественном произведении ее смело именуют Анной. И больше ничего…

                Версия. Жемайтия.

          Согласно одному предположению, высказанному, между прочим, достаточно авторитетно (Православная энциклопедия, 25 мая 2009 г.), обе сестры были дочерями Жемайтского князя Викинта. То есть того самого Викинта, приходившегося дядей Товтивилу, враждовавшего с великим князем Миндовгом и потом куда-то подевавшемуся (погибшему, умершему), после чего первую роль в разборках эпохи играл уже Тренята? Они все были родственниками? Но тогда Миндовг воевал не просто с братом матери своего племянника, а со своим тестем. И ведь война началась с того, что он хотел его убить! Значит, вот так он понимал родственные отношения.

Предположим, что обе эти женщины, Марта и ее младшая сестра, в самом деле родились и выросли в том полудиком, еще мало заселенном краю дремучих непроходимых лесов, бесчисленных рек, синими лентами петляющих в лесных зарослях, болот, где водилось множество змей… священных ужей… в краю, где люди поклонялись деревьям, камням и своим древним божествам… в краю не слишком суровом, омываемом водами моря, которое, как свой дар земле в ладонях волн, выносит из своих бирюзовых глубин на белые песчаные пляжи таинственный камень теплого медового цвета - янтарь… Из таких вот, как эти две княжны, красавиц согласно местному сказанью выбирал себе невесту превращавшийся в красивого молодого мужчину Король ужей, когда во время девичьего купания заполз на одну из сброшенных на берегу реки сорочек и свернулся на ней в кольцо… 

          Но вернемся к разбирательству скудных данных о семье двух сестер.
В отношении девушек из Жемайтии можно рассмотреть еще раз отрывок из Густынской летописи, где упоминается, что Тренята (в летописи Стройнат), «согласивъшися со зятем своим зъ Довъмонтомъ, убиша спящаго въ нощи великого князя и храбраго короля, деда своего, князства ради…»

Если принять на веру, что летописец XVII века не знал о степени родства Миндовга и его убийц точно, но имел ввиду какие-то смутные указания, которые дошли до него, то логично предположить, что тут речь просто идет о том, что Миндовг и Довмонт были женаты на женщинах из семьи наиболее могущественных жемайтских князей, к которым в каком-то колене принадлежал Тренята по линии своего отца, предположительно брата Викинта и во всяком случае сына какого-то жемайтского князя – но жемайтского, это точно.   

Таким образом, если в обобщенном виде принять во внимание брак родителей Треняты (сестры Миндовга и Викинта), брак родителей Товтивила (брат Миндовга Довспрунг и дочь Викинта, видимо от его предыдущего союза), а затем брак самого Миндовга, - то очевидно, что знатные семьи Литвы и Жемайтии породнились между собою неоднократно, укрепляя тем самым связи между своими землями, что не помешало им то дружить, то ссориться. Хотя эта родственная паутина в некоторых своих неясных связях выглядит несколько натянуто, и тем не менее…               

                Версия. Латгалия – Аглона - Ливония.

          Оговоримся сразу – данная версия основана на очень стойком местном предании, которому придается вполне официальное значение, но которое впервые было записано только много позднее того времени, когда Миндовг женился на королеве Марте и пал от руки убийцы (убийц)…

ЛАТГАЛИЯ  - это юго-восточная область современной Латвии. Когда-то ее завоевали немцы, потом она вошла в состав Великого княжества Литовского, потом была частью Российской империи. В старину русские называли эту землю  ЛОТЫГОЛА  (Латыгола).

В Латгалии находится село  АГЛОНА  на Аглонском озере (в этом месте много озер), неподалеку от Краславы и Даугавпилса на Даугаве (нижнее течение Западной Двины), по дороге на Дагду, очень близко от северной границы нынешней Литвы. Прежняя Литва, конечно, имела иные границы, но в целом расположение областей и стран все же совпадает. То есть территориально это место в XIII веке было не краем света по отношению к владениям Великого княжества Литовского, а близким соседством.

Цитата из современной публицистики: «Ученые считают, что балтийские народы жили в Аглоне почти две тысячи лет до Рождества Христова. Название «Аглона» произошло от слова «ель» на летгальском (латгальском) языке – в древности эту местность покрывали густые еловые леса, озера и реки. Аглона была святыней древнего балтийского племени – летгалов».

Хотя в старинных документах Аглона упоминается впервые только во второй половине XIII века, но примем все это на веру - так оно и есть, наверное.

Современная Аглона по-прежнему остается священным для латышей (и не только для них одних) местом, она чрезвычайно знаменита своей возвышающейся над окружающим ландшафтом огромной белоснежной громадой церковью (базиликой) Вознесения Божией Матери, августовский день храмового праздника которой – национальный праздник Латвии, собирающий в Аглону многотысячные толпы паломников. В Аглоне, как говорят, и посейчас происходят настоящие чудеса…

Неподалеку от села расположено древнее городище – МАДАЛАНЫ. Так вот, согласно местной легенде (в которую верит вся Латвия), жена короля Миндовга Марта – это дочь тогдашнего владельца Мадалан. То есть она и ее сестра были латгалками – в современном понимании латышками.
 
Почему-то вспоминается, что Петр Первый женился по любви на латышке Марте Скавронской – Екатерине Первой. Вот кстати тоже Марта.

          Даугава (Северная Двина) к рассматриваемому времени была от устья до середины завоевана немцами - рыцарями Ливонского ордена, однако какие-то области могли принадлежать Литве.

Хроника Быховца: «И начал править в земле Литовской, Жемайтской и Русской великий князь Роман  (РОВМУНД).  И породил Роман пять сыновей: старшего Наримунта, второго Довмонта, третьего Гольшана, четвертого Гедруса, пятого Тройдена. … Князь же великий Наримунт взял в жены у помянутого ливонца Фледра дочь его, а брат его Довмонт взял у того же Фледра вторую дочь его. И спустя немало времени разболелась жена князя Довмонта Утянского и умерла. И князь великий Наримунт, будучи и сам болен, услышав о смерти своей невестки, очень опечалился и послал жену свою к брату своему Довмонту, чтобы выразить свою скорбь. И когда жена Наримунта приехала в Утяны, выражая соболезнование своему деверю князю Довмонту, князь Довмонт, видя невестку свою, очень обрадовался и сказал так: «Мне нужно было искать жену, а тут мне бог дал жену», и взял ее в жены. И вследствие этого начался великий раздор и вражда между братьями»…

История эта путаная, недостоверная, хотя явно основана на каком-то старинном предании, и к ней все равно еще придется возвращаться. Но внимание останавливает завязка драмы: братья (то есть люди, состоящие в родстве) женаты на сестрах, и брат отнимает после смерти своей жены жену у своего брата (кстати, там все заканчивается счастливо – производится возврат незаконно присвоенной жены, которую ее муж принимает назад, и все дела).

Напрашивается историческая аналогия: король Миндовг и князь Нальщанский Довмонт, возможно, дальние родственники, являются свояками, так как женаты на сестрах, у Миндовга умирает жена и он женится на ее сестре, отобрав ее у молодого мужа по закону силы (правда, исторический муж украденной женщины оказался очень злопамятным, да и жену, опоганенную другим, назад не взял).

Деталь – сестры в хронике названы дочерьми ливонца Фледра. Латгалы жили по соседству с ливами, по имени племени ливов большая область называлась Ливонией, а завоевавшие ее рыцари – ливонскими рыцарями. Таким образом, на лицо явное совпадение данных о происхождении сестер – Ливония, то есть земля под властью Ливонского ордена или близлежащая к ней, то есть Латвия, Латгалия. Хотя это не одно и то же, конечно, но летописец мог что-то слегка перепутать или слегка обобщить… он ведь писал о XIII-том веке - в веке XVI-том.

          Вывод - очень вероятно, что королева Марта и ее сестра, княгиня Нальщанская, родились в Латгалии-Лотыголе, и почему бы в таком случае не в семье владельцев Мадалан близ Аглоны близ Литвы. Это могла быть, скорее всего, местная знать. У Миндовга руки были загребущие, он уже состоял в родстве с князьями Жемайтии, так почему бы ему не вступить в родственно-династический союз с латыгольскими князьями?

Хотя, с другой стороны, Марта в момент заключения брака могла рассматриваться Миндовгом как наследница своего первого мужа Вишимута и его родных, поэтому забрать себе их владения Миндовгу было проще, имея ее в женах. Как бы какая-то законность. А уж сестру ее он взял потом в качестве наследства Марты… Довмонт же к тому времени стал ему неугоден, не нужен.   
   
                Любовь, расчет, причуда.

          Ну, хорошо, оставим это, попробуем задаться другим вопросом. Что заставило Миндовга остановить на ней свой внезапный выбор?

Летописец краток и беспристрастен: «онои же приехавши карить . Миндовгъ же восхоте пояти свесть свою за ся» («когда она приехала оплакать сестру, то Миндовг захотел взять своячку свою за себя»).

Обычно тут дают волю фантазии. А что, если эта Нальщанская княгиня была так молода и хороша собой, что старый князь не смог устоять перед ее женской прелестью, а потому и выдумал тут же эту историю о завещании Марты?

Конечно, между сестрами могла быть разница лет в десять, почему бы и нет, но сопоставление все тех же известных дат и анализ событий, а также обычный здравый смысл говорит, что, скорее всего, она была уже не самой первой молодости, так что история о прелестной юной деве и сластолюбивом старике как-то совсем уж не выдерживает критики… хотя, наверное, она должна была быть привлекательна и отнюдь не стара… 

Если Марта перед смертью не сходила с ума, чего точно мы знать не можем, и не завещала мужу жениться на ее замужней сестре, а Миндовг изобрел это сам, как оно, видимо, и было на самом деле, подбивая клинья к симпатичной свояченице… поскольку варианта только два – либо Марта была немного не в себе, либо он все выдумал, запав на другую красотку… благо она была относительно доступна, ведь ее мужем был подчиненный Миндовгу князь… то это сродни гениальному. Ведь не просто в лоб, а с эдаким подходцем, и не покопаешься. Вот тут-то и видишь великого князя Миндовга словно живого… да, вот такой он, видимо, и был, во всей красе, тиранический властелин с хитрым изворотливым умом, привыкший пользоваться своей огромной властью и силой без зазрения совести, но не без того, чтобы, что называется, не навести тень на плетень…          

Сложилось устойчивое мнение, что Миндовг хорошо относился к Марте, любил ее и ценил. Или это еще одна легенда, которая так всем дорога, что добровольно никто от нее не откажется? Должны же быть и у этого средневекового самодержца какие-то положительные качества. Возможно, потеряв Марту, Миндовг и впрямь сильно опечалился. Летописец говорит, что он ее оплакивал. Ну хоть это точно известно. Сестра усопшей могла быть на нее похожа… красивая женщина с волосами медового цвета и с янтарным ожерельем на белой шее… И все-таки…

          Несмотря на косвенные улики и красивую легенду о любви в Любче, брак с Мартой для Миндовга скорее был браком по расчету (хотя одно другому не мешает, а молодая жена для 50-летнего вдовца, каким он тогда был, это дело хорошее). Что, если помимо женской прелести свояченицы и ее возможного трогательного сходства с сестрой, помимо мыслей о сыновьях и связанных с этим соображениях насчет их новой мачехи, Миндовга привлекало в этой женщине все то же родство с неким влиятельным княжеским родом (из Жемайтии, из Латгалии), которое однажды могло сыграть (и наверняка сыграло) свою роль в его сватовстве к Марте.

Так что любовная история снова, как и в случае с Мартой, грозит превратиться в политический расчет. И крах тогда всем романтическим бредням, которые приходят в голову беллетристам, да и людям более трезво мыслящим тоже, только реже… Все-таки это потрясающая историческая драма, как ни крути… Хотя, конечно, тут стоит повториться, одно не обязательно должно исключить другое. Жизнь она такая… запутанная, одним словом, штука… красивая женщина с волосами медового цвета и янтарным ожерельем на белой шее… это тоже на самом деле не пустой звук… чего-то она да стоит… седина в бороду, бес в ребро… И вообще поступок Миндовга, пожалуй, не только аморален, но и аполитичен. Так такие дела, то есть родственно-политические союзы, наверное, все-таки, даже со ссылкой на самодержавное самодурство, не делают, то есть не заключают. Если речь идет о жемайтах, так неужто в семьях жемайтских князей не нашлось больше свободных женщин? Во всяком случае, укреплению дружбы с Тренятой это никак не поспособствовало… 

          Однако расчет Миндовга в случае женитьбы на Марте мог быть один, а в случае женитьбы на ее сестре – другой. Хотя, если рассматривать дело под таким углом, обе ситуации начинают напоминать друг друга. Миндовг мог использовать свою новую женитьбу как предлог для того, чтобы разделаться с Довмонтом Нальщанским – если он в самом деле хотел с ним разделаться… и ведь похоже на то…

Использовав сложившуюся ситуацию, оскорбив князя Нальщан, он намеренно провоцировал его на открытое выступление. Но после того, как совсем недавно, всего 4 года назад, Нальщаны подверглись страшному разорению татарами, Нальщанский князь не смог бы собрать в своей земле столько воинов, чтобы достойно противостоять обидчику. А Миндовг имел возможность направить против него железные рыцарские полки, ведь он еще находился с рыцарями в дружбе. Вот тогда бы Миндовг с ним разделался. Не таким ли примерно образом он когда-то уничтожил князя Вишимута Булевича и всех его родственников заодно? Другое дело, что Довмонт оказался умнее и на эту провокацию не повелся… так что расчет Миндовга провалился, зато он нажил себе смертельного врага…   

Так была ли третья жена великого князя Литовского его своевольной прихотью, что весьма вероятно, или его последней любовью, хотя в это сложно поверить, или же еще одним его политическим расчетом, на который это очень даже похоже, но кто и что тут знает наверняка? К тому же разные причины могут соседствовать, совпадать, составляя некий синтез… Пожилые монархи женятся порою для престижа, чтобы подданные могли сказать что-то вроде: «А король-то наш еще ничего себе, молоденькую взял». Что же им в конечном счете руководило? На этот вопрос уже точно никто не ответит…

И кроме того, а в самом-то деле, почему бы просто не поверить, так вот, в лоб, не мудрствуя лукаво, что старый дряхлеющий князь мог действительно больше заботиться о детях, чем о себе, и просто честно исполнить волю покойной жены… даже если она, чувствуя скорую разлуку с обожаемыми сыновьями, обезумела от страха и горя на смертном одре… если это допустить… ему-то третья жена была уже не слишком необходима… или нет?.. Одним словом, так или иначе, он женился на ней. А она?

                Женская доля.

          Издавна женскими добродетелями считают нежность, доброту, а также верность и целомудрие. Православная церковь причислила к лику святых княгиню Иулианию Вяземскую, которая предпочла смерть нарушению супружеской верности. 

Нальщанская княгиня была не только не православной веры, она была язычница, да и святая Иулиания еще не совершила свой подвиг, и Житие ее еще не было тогда написано… но дело не в этом. Эта женщина попала в непростую переделку. Может быть, она сначала вздумала возражать, но ее заставили, и она подчинилась. Смирилась со своей участью. А что ей еще оставалось делать? Попытаться бежать, убить князя, убить себя? Где взять столько сил обычной слабой женщине? Вообще совершать резкие поступки может быть опасно.

По сердцу ей это было, не по сердцу… Любила ли она своего прежнего мужа, как сильно? В те времена женщины были собственностью мужчин, их о желаниях не больно-то спрашивали. Женская доля. Может быть, она утешалась тем, что стала, как-никак, женой короля, хотя и старого. Она могла побывать на коронации Миндовга и своей сестры в Новгородке десять лет назад… великолепная церемония, толпы знатных гостей, блеск царской роскоши… могла и позавидовать сестринской удаче… И, может быть, теперь кто-то и ей завидовал…

Еще один нюанс – Миндовг мог быть ей вовсе не противен. Если он хорошо относился к Марте, ее родным… С другой стороны, у нее перед глазами был пример сестры – ведь Марта досталась Миндовгу почти также, как и она сама – отобрал и все, по закону силы. На примере Марты она должна была понимать, что Миндовг все равно сделает так, как решил. Кроме того, она знала, что Миндовг убил мужа Марты, чтобы завладеть ею, и это не помешало Марте быть довольной жизнью – по крайней мере по виду это было так.

В общем, обычно предполагают, что она смирилась со своей участью добровольно-принудительно, и речь о возврате к прежнему положению вещей зайти уже не могла. Даже говорят о том, что Довмонт, убив Минвдога, убил и ее – изменницу… Хотя в летописи об этом ни слова… Летописец судьбу этой женщины вообще не освещает, он ведь пишет о государственных делах, а она – так, всего лишь предлог… не слишком справедливо, конечно, но много ли справедливости в жизни… В общем, если рассуждать в этом направлении, ее можно оправдать и пожалеть.

А вдруг она сделала попытку, раз уж так все получилось, так вышло, уберечь мужа, Довмонта, и не дать ему кончить также, как Вишимут, а потому терпела все безропотно, согласилась на развод и новый брак… и погибла… в одной художественной повести автор смело заявляет, что позднее ее убил Войшелк, желая расправиться с первопричиной гибели отца – своей второй мачехой.         

С другой стороны, порою встречается и негативное отношение к этой женщине. Это может быть вызвано тем соображением, что, если она хотя бы отчасти была не только жертвой обстоятельств, тем проще оправдать резкий поступок Довмонта, который вовсе не всем кажется справедливым, а ведь на Руси он стал героем… мало того, он стал святым.   

                КНЯЗЬ ДОВМОНТ НАЛЬЩАНСКИЙ.

         О Довмонте Нальщанском известно больше, чем о его жене, но тоже немного. В Псковских летописях, где есть его жизнеописание, о его жизни в Литве рассказывается сказка. В других источниках данных очень мало, и они противоречивы. Вообще биографа у него, как можно без труда догадаться, в его-то XIII веке… очень, очень давние времена… личного летописца, понятное дело, не имелось… в Литве тогда еще в принципе не писались никакие летописи, а у образованных соседей Литвы имелись свои дела и свои князья, им было о чем и о ком писать и без того… так что некоторые неясности родословной князя Довмонта уже не восстановить и не разобрать. И все-таки он был, действовал, княжил, воевал, ненавидел, убивал, любил… верил… жил… жил так, что оставил по себе нестираемый след.

В летописях упоминаются три разных князя с одинаковым именем Довмонт, но только один из них Довмонт Нальщанский и Псковский. Что ж, чему тут удивляться. Одна и та же эпоха, одинаковые имена накладываются друг на друга, разобраться нелегко… Имя Довмонт в те времена, похоже, было популярным среди литовской знати, отсюда и путаница, то и дело дающая себя знать.

Иногда пишут, что Нальщанский князь был союзником Литовского короля, однако к тому времени, о котором идет речь, он скорее был его вассалом (подручным, младшим князем), - хотя при этом сохранял если уж не полную независимость, то некоторую самостоятельность.

Довмонт княжил в Нальщанах, области, тяготевшей к Литве, но также граничившей с землями Полоцка, из-за чего русское влияние здесь было сильным, и кое-кто из местных жителей уже крестился в православие. Однако князь, хотя, может быть, его матерью была полоцкая княжна, оставался язычником. В то время, когда Миндовг разрушил его семейную жизнь, ему было лет тридцать. Он должен был уже много повоевать – тогда начинали рано, а поводов было достаточно. Через Нальщаны прибалтийские немцы имели обыкновение ходить на Литву.

Впоследствии данное обстоятельство заставило власти построить в местном стратегическом пункте – городе Крево (русское – Крева) на речке Кревянке мощный каменный замок. Резиденция Довмонта находилась в Креве, ему принадлежал деревянно-земляной замок, следы от которого в виде заросшего городища с остатками крепостного колодца видны были очень долгое время поодаль от каменных развалин более позднего по времени замчища. Согласно одному преданию, Крева была основана легендарным Рингольдом, предшественником и, что нельзя исключить полностью, отцом Миндовга. Название может иметь отношение к язычеству, апеллировать к племени кривичи или просто произошло от слова «кровь», т.к. здесь было в древности много сражений.   
 
Согласно одному преданию, когда однажды ливонские рыцари напали на Литву, Довмонт сошелся с ними в битве на поле «дедичном» Видиниском, в двух милях от озера Киаменти. В этой битве Довмонт наголову разбил крестоносцев. С тех пор поле и стало называться по-литовски Кавлис, что означает битва. В том урочище при распахивании поля часто находили обломки мечей и наконечники стрел.

Кавас или Кавляс - бог войны, которому был посвящен месяц март.  Ему молились язычники-литовцы, готовые броситься в бой. Вороной конь и черный петух были символом Каваса, которые приносились в жертву и изображались на военных знаменах. В Таллине (ранее Ревель), в церкви Святого Олая хранилось знамя, отнятое рыцарями у литовцев, с бронзовым петухом. В Кенигсберге находилось знамя литовского князя Кейстута, с изображением скачущего вороного коня, а на нем - черный петух… Князь Довмонт был язычником. И он был воином. Значит, перед тем, как отправиться воевать, он молился Кавасу и приносил ему в жертву черного петуха. А уж был ли он в самом деле героем поля Кавлис или нет, тот ли это Довмонт, не тот…

В 1258 году владения Довмонта Нальщанского были разорены в результате похода монгольского полководца Бурундая и его союзника, Волынского князя. В последнее время у него явно была полоса неудач – сначала напали татары, потом свояк отнял жену… а одна беда всегда ведет за собой другие беды.

                МЕСТЬ. ОСЕНЬ 1263 ГОДА.       

                Заговор.

          Итак, король Миндовг отнял у Нальщанского князя, своего свояка, жену, и оба ему подчинились. Не говоря уже об окружающих, понятное дело, и слова не сказавших. Кстати, нигде, ни до, ни после, не упоминается, были ли в этом несчастном браке дети. Речь заходила только о детях Миндовга… Обычно этот вопрос или не поднимают, или считают, что не было (умерли в младенчестве, например). Оснований для того, чтобы взяться утверждать, что Миндовг не только отнял жену у мужа, но и мать у детей, не имеется. На том и будем стоять. Но ведь жену у мужа-то он отнял, бесспорно…

Хотя никаких писанных законников в Литве не имелось (по крайней мере сведений об этом нет), какие-то неписанные законы относительно чужой собственности и чужих жен в народе, конечно, бытовали, не без этого. Не исключено, что это были суровые законы, под стать своему суровому времени… и так было во всех народах…

В преданиях король Артур (тот, из Камелота) собирался сжечь свою неверную жену Гвиневру, а король Марк (Корнуолл, тоже в Англии) приговорил к костру изменившую ему жену Изольду вместе с ее любовником Тристаном…  Страна, конечно, другая, но, кажется, в старину, особенно для женщины, в самом деле за супружескую неверность полагалось сожжение заживо.

Но в данном случае они, эти законы и обычаи, явно не работали… По вопросам правосудия люди обращались к старейшинам, к своим князьям, к великому князю… А тут сам великий князь и оказался как бы в виноватых, взял то, что захотел, и все дела. Впрочем, он всегда так поступал. Закон силы…

Нальщаны, как уже говорилось, находились в зависимости от Литвы и среди соседей считались литовской землей, Нальщанский князь в определенной степени подчинялся королю Литвы, что накладывало на него определенные обязательства. Считаться с каким-то там соседним князьком король особенно не собирался. Его можно было убить, как покойного мужа королевы Марты, или согнать с занимаемых земель и заменить… вот, хотя бы на некоего князя Герденя из тех же Нальщан, в последнее время приближенного Миндовгом к своей особе и даже упомянутого им в завещании от 1260 года (в том самом, в пользу рыцарей-ливонцев)… или оставить его в покое, если он проявит благоразумие и будет сидеть тихо, считая, что ему еще повезло…

В самом деле, казалось бы, отомстить за обиду у князя Довмонта вряд ли могло получиться: «но не можаше . зане бьс сила его мала . а сего велика», как верно заметил летописец… Что он мог сделать, на чем остановиться? Попытаться собрать те немногие силы, которые у него имелись, полезть, что называется, на рожон, возмутившись против великого князя, и погибнуть в неравном бою, вряд ли успев перед смертью выполнить свое намерение.

Или в самом деле сидеть тихо и считать, что ему еще повезло… пить горькую… жениться снова… жить и слышать за своей спиной: «А, это тот, у кого король Миндовг отнял жену… бедняга… хе-хе…» Так дело бы и обстояло, если бы у Миндовга не имелось врагов среди литовской знати, если бы не его отношения с Орденом, если бы не его завещание… Обстоятельства давали Довмонту реальный шанс смыть позор со своего имени.

«Довъмонтъ же искашеть собе . абы с кимъ . мочи оубити емоу Миндовга . изнаиде собе Тренятоу . сестричича Миндовгова . и с темь доумашеть оубити Миндовга . Тренята же бяшеть . тогда в Жомоти».

Соседней с Нальщанами землей была Жемайтия. Князь Нальщанский с некоторого времени тесно сошелся с жемайтским князем Тренятой, племянником короля Миндовга, вождем жемайтов на поле при Дурбе в 1260 году, а затем к ним примкнули и другие. Так составился заговор, предпосылки к которому давно витали в воздухе.

                Брянский поход.

          Через год, в конце лета Миндовг отправил свое войско против князя Романа Михайловича Брянского (иногда в летописях Дебрянского): «Послалъ бяшеть Миндовгъ . всю свою силоу . за Днепръ . на Романа на Бряньского  князя».   
В числе других литовских князей в поход выступил и Довмонт Нальщанский. Есть предположение, что Миндовг организовал этот поход специально для того, чтобы угробить свояка. Это не так, дело заключалось в том, что Роман Брянский слишком близко сошелся с Волынскими князьями и даже собирался с ними породниться, так что пора было его бить.

Однако Миндовг вряд ли огорчился бы, встретив Довмонта назад на щите, а не со щитом… все-таки лучше было от него избавиться… и Нальщаны давно пора было прибрать к рукам, и в отношении новой женитьбы приличнее, и вообще… человека, которому сделано зло, предпочтительнее устранить со своей дороги… иметь его мертвым, чем живым… спокойнее будет… и заменить его есть на кого – на Герденя из Нальщан… Довмонту, кстати, следовало обо всем этом догадаться, что он, наверное, и сделал… тень князя Вишимута… так что он искал не только пути к осуществлению мести, но и спасал свою жизнь. 

У Брянского князя Романа как раз шел пир горой, он выдавал замуж дочь:

«быс свадба оу Романа князя. оу Бряньского . и нача отдавати милоую свою дочерь именемь Олгоу . за Володимера князя сына Василкова вноука великаго князя Романа Галичкаго (Романовича Галицкого). и в то веремя рать приде Литовьская . на Романа . он же бися с ними и победи я . самъ же раненъ быс . и не мало бо показа моужьство свое . и приеха во Брянескь . с победою . и честью великою и не мня раненъ . на телеси своемь . за радость (от радости забыв про свои раны) . и отда дочерь свою . беахоуть бо оу него иные три а се четвертая . сия же бешеть емоу всихъ милее и посла с нею сына свое стареишего Михаила . и бояръ много (это была его четвертая дочь, милее трех других, и послал он ее провожать старшего сына Михаила и бояр много)».

Эта история со свадьбой «милой дочки Ольги» напоминает другую похожую – как 1259 году князь Василько Романович выдавал замуж дочь Ольгу (тоже Ольгу, вот совпадение), а тут-то и нагрянули татары… Но Роману Брянскому враги праздник все же не сорвали, свадьба продолжилась, «милая дочка» замуж была-таки выдана.

Большая часть литовской рати, «дерзнувшей на дебрян», полегла, остальные утонули в Днепре или в окружающих город непроходимых топях. Только те немногие, кто уцелел, убрались восвояси. Довмонт должен был согласно приказу великого князя Миндовга воевать на землях Брянщины, принять участие в тяжелом сражении и, возможно, пасть… возможно, ему еще и помогли бы, воткнув нож в спину… кто знает… Но Довмонта там не было.

Когда Миндовг отправлял войско в поход, «Довъмонтъ же бяшеть . с ними же пошелъ на воиноу и оусмотри время подобьно собе . и воротися назадъ . тако река . кобь ми не дасть . с вами поити» («Довмонт тоже пошел было с ними на войну, но выбрал удобную для себя пору и вернулся назад, так сказавши: «Гаданье мне не дает с вами пойти»).

                Смерть короля.

          «В возмездие за оскорбление Бога в скором времени сам он (Миндовг) и сыновья его Руклий (Ruclius) и Репик (Repicus) не в силах были управиться с заговором своих подданных и погибли».
          Записки «Путешествие в Московию» барона Августина Майерберга, посла императора при дворе Алексея Михайловича, 1661 год. Под «оскорблением Бога» автор подразумевает то обстоятельство, что Миндовг отрекся от католичества ради дикой веры предков.

          Из Галицкого летописца в составе Ипатьевской летописи: Довмонт «воротивъ же ся назадъ . и погна вборзе . изогна Миндовга . тоу же и оуби его и оба сына его с нимь оуби Роукля же Репекья. и тако бысть конечь . Миндовговоу оубитью».

          Где он «изогна Миндовга», застав его врасплох, в каком месте произошла трагедия? На этот счет имеются некоторые предположения, к одному из них нам еще предстоит вернуться… расплывчатое «в осени убитый» Галицкого летописца исследователи стараются уточнить по другим источникам, причем все они поздние, поэтому называют две возможные (что и не удивительно) даты кровавой драмы, 5 августа или 12 сентября 1263 года, причем и та, и другая быть приняты за истину в последней инстанции все равно никак не могут.

Возможно, что Довмонт напал на Миндовга не в одиночку, то есть только со своим отрядом, но соединился с союзниками, так как в других источниках есть дополнения к краткому рассказу Галицкого летописца, которые могут натолкнуть на подобные предположения. Вероятно, среди заговорщиков все было заранее обдумано, подстроено, исполнено согласно плана… какая-то встреча в условленном месте, точные данные разведки о местонахождении короля, совместные действия… и вот, все пришло к успешному завершению. 

          Галицкая летопись прямо называет Довмонта как инициатора заговора с Тренятой и как непосредственного исполнителя акта убийства. Однако есть и другие  ПРЕТЕНДЕНТЫ  на эту роль. Тот же Галицкий летописец, процитированный в Хронике Быховца, упоминает еще одно лицо, связанное с этим мрачным делом (в той части повествования, где речь уже идет о том, как сын Войшелк отомстил за убийство своего отца – Миндовга): «Услышав же это, Войшелк…  начал избивать своих врагов… и того Евстафия окаянного убил, того беззаконного воеводу Миндовга».

Исследователи считают, что «Евстафий окаянный» - один из убийц князя Миндовга. А имя-то христианское. Историк Н.М. Карамзин отмечал, что польский хронист пятнадцатого века Ян Длугош  «приписывает сие злодейство племяннику Миндовгову Тройнату (т.е. Треняте)». В Родословии же великих князей Литовских из Воскресенской летописи (написанной в Москве в XVI веке и основанной на древних летописных сводах) сказано, что Миндовга умертвил «Князь Герден, Давидов сын».

          Был такой  ГЕРДЕНЬ  Давидович, позднее ставший Полоцким князем, с которым Довмонт, позднее ставший Псковским князем, враждовал до тех пор, пока не убил его. В то же время при Миндовге в последнее время состоял в качестве приближенного некий князь Гердень из Нальщан (о нем известно из текста Миндовгова завещания в пользу Ордена, не раз уже упомянутого). Возможно ли, что это одно и тоже лицо? Ответ обычно дается утвердительный.

Так, стало быть, Гердень Давидович из Нальщан (видимо, родственник Нальщанских князей, то есть родственник Довмонта) был перебежчиком, сначала служил Миндовгу, потом, когда его надежды на скорое возвышение не сбылись (надо думать, он надеялся, что Миндовг убьет Довмонта, а ему отдаст Нальщаны, но тот что-то с этим не торопился), переметнулся к врагам великого князя…

Но нет. Этого быть не может и не было. Гердень немного позднее стал Полоцким князем и выступал совместно с Войшелком, когда тот отомстил убийцам отца и начал править в Литве. Войшелк убивал и преследовал всех, кто покушался на Миндовга, а Гердень нисколько не пострадал, значит, он тут был ни при чем. Кроме того, враг Войшелка был также врагом Герденя – князь Довмонт, и Довмонт, как уже сказано, позднее воевал с Герденем до победного. По внешней канве событий получается, что Гердень согласно поручению Войшелка завоевывал для него (и для себя) Нальщаны, схлестнувшись с Довмонтом и заставив его бежать, чтобы спасти свою жизнь…

Но вот еще один документ, Густынская летопись, представляющая собой обобщающее произведение по истории Древней Руси, созданное в XVII веке. Она гласит: «В лето 6771 (1263)… В сие лето литовские князи со собою закрамолишася: Стройнат бо, согласивъшися со зятем своим зъ Довъмонтомъ, убиша спящаго въ нощи великого князя и храбраго короля, деда своего, князства ради. А сам Стройнат сяде на великом князстве Литовском». Здесь Стройнат – это  ТРЕНЯТА.  О детях Миндовга ничего не говорится, но из других источников уже известно, что обоих убили, а Тренята со своей стороны должен был предать их смерти, так как они представляли собой препятствие для него в деле захвата престола и могли стать возможными мстителями за кровь отца в будущем…

Таким образом, вот уже сколько имен помимо Довмонта названо в связи с этим кровавым делом…

Зато Ливонская хроника Германа Вартберга речет совершенно бесстрастно: «В 1263 году, магистром был брат Конрад Мандернский… В его же время король литовский Миндов был убит одним  ЗНАТНЫМ  ЛИТОВЦЕМ,  хотевшим завладеть королевством».
Так кто же он был, этот знатный литовец? Тренята, Довмонт? Тренята хотел завладеть королевством… Довмонт хотел смыть оскорбление… Причин для устранения Миндовга было две, обе по-своему важные, обе привели к цели…

У князя Довмонта был меч немецкой работы, которым он сражался с рыцарями. Этот меч, подлинный, с оригинальным клеймом в виде «пассауского волчка», какие ставили на своих изделиях оружейники из баварского города Пассау, дошел до наших дней. Так как же узнать наверняка, запеклась ли на узком лезвии этого меча, который мы можем видеть даже сегодня, кровь великого князя и короля Литвы Миндовга? Что тут ответить. Да, конечно, в заговоре было замешано много лиц, кто-то из них, особенно Тренята, соединившись с Довмонтом, мог принимать участие в нападении на великого князя в ту роковую ночь, мог и поспособствовать его переселению в мир иной. Но современник событий, Галицкий летописец, свое слово уже сказал.
 
          Автор одной художественной повести, реконструируя события по своему усмотрению, согласно творческому вдохновению, рассказывает, как Довмонт, спешно вернувшийся с берегов Днепра в Литву, встречается с Тренятой, как они едут к укрепленной усадьбе на берегу Немана, где находится Миндовг с семьей, как ночью врываются в усадьбу, вступив в бой с охраной… схватка кипит… находят короля и его детей и убивают их.   

Конечно, если бы литовская знать не точила на него зубы, оскорбленному Довмонту вряд ли удалось бы до него добраться… но все-таки в конечном счете Миндовг погиб из-за женщины… эта капля в чаше оказалась последней… слабости, ведущие и великих к роковым промахам… на край смертельной опасности… к самой гибели… мелочь, случай, совпадение, перекроившие судьбы народов и государств…

           Язычники-литовцы верили во многих богов. Особая роль принадлежала  БОГИНЯМ  человеческой  СУДЬБЫ.  Их было семь. Этим богиням посвящали холмы из камней, которые насыпали по берегам рек. Богини пряли нить человеческой жизни и ткали из нее холст. Затем одна из них перерезала нить жизни, и человек умирал. Тогда еще одна мыла сотканный холст и передавала богам, от которых зависело посмертное будущее людей. При жизни человека этот холст был символом его судьбы. А после смерти из него делали рубашку, которую надевали на умершего на том свете…
Король Миндовг родился и умер язычником, хотя в его жизни были годы, когда он обратился к христианской вере – сначала православного, потом католического обряда. Богини судьбы соткали холст его судьбы, а когда нить его жизни оказалась перерезана, отмыли этот холст… нелегко им, наверное, пришлось… столько на нем было пыли и грязи пройденных дорог и полей сражений, столько он впитал в себя пота и слез, так щедро был залит кровью – раньше чужой, а теперь, напоследок, своей…

И вот холст чист, как снег, будто и не было земных трудов и многих деяний, и добрых, и злых, и великих, и низких… богатства, славы, ненависти, любви, горечи поражений, торжества побед… будто не было ничего, что так желанно, так ценится при жизни, но перед лицом смерти исчезает, словно дым… из холста сшита белая посмертная рубашка… в белой, чистой, как снег, рубашке закончившая свой земной путь душа уходит навсегда в иной мир, существующий где-то за пределами земного… куда открыта дверь каждому и откуда нет возврата никому… налегке… держа за руки обоих своих детей… вот и все. 
 
                В заключение - художественная вставка. Алые цветы.

          А как же новая вдова Миндовга? Князь Довмонт наверняка столкнулся с нею в ставке короля лицом к лицу, когда там происходила вся эта дикая резня. Ведь она была там, и где бы она от него скрылась? Что же с нею стало?

Возвращать жену он не собирался, это ясно. Иначе он бы ее вернул, а он этого не сделал. Если бы она была пленницей Миндовга… Но она определенно проявила к старому королю полную лояльность. Она целый год была его женой… хотела быть королевой… Может, он убил ее? Хотел убить и раньше, терзаясь изменой, а теперь, после уже совершенных убийств, ему, распаленному пролитой кровью, это и вовсе нетрудно было сделать. В общей свалке она также могла погибнуть и от чьей-то другой руки, случайно… Ее мог убить Миндовг, перед своей смертью, заподозрив вдруг, что это она его предала. Есть также предположение – покончила с собой. Только почему она этого раньше не сделала? Понравилось быть великой княгиней, королевой? Одним словом, судьба ее неизвестна… Остается дать волю воображению и написать заключительную страницу некогда сочиненного самим временем романа самостоятельно, так, как к этому лежит душа…

Может быть, они, недавние муж и жена, вновь увидались в тот момент, когда Миндовг упал, пронзенный мечом, обливаясь кровью, когда она отпрянула, с криком, в ужасе… или бросилась на колени возле окровавленного тела великого князя, пятная в его крови одежду и руки… на белом ночном одеянии пятна крови казались алыми цветами…

- Оставьте эту женщину. Пусть она оплачет своего мужа, забирает все, что захочет, и уезжает к своей родне.   

Так он сказал своим людям, взглянув на нее… он не видел ее целый год… опустив меч, с которого текла кровь… взглянув на нее с горечью… может быть, даже с жалостью… неужели это была она… белокожая красавица с волосами медового цвета, в ожерелье из янтаря… И отвернулся, ушел. Он отпустил ее. Должен был отпустить, потому что месть совершилась, а она… она была всего лишь женщина, которую он уже не хотел себе вернуть… Больше никто ничего не слышал о Нальщанской княгине. Никому не было до нее дела.

                Конец Части IV
                (2012 г.)
***   ***   ***
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/03/08/645
Предыдущее: http://www.proza.ru/2019/03/06/548