2. Сочетание несочетаемого. Глава из романа

Колокольный звон. Благовестят у Николы Морского.

Ветер доносит простуженный голос какого-то экскурсовода, усиленный репродуктором

- Воздушное, неземное творение русского архитектора Саввы Чевакинского. .. Голубое, с золотом и белой, как морская пена, отделкой, нездешнее, восхитительное... Может вместить одновременно до десяти тысяч молящихся… Барокко, стиль чувственных аристократов, после ренессанса, провозгласившего красоту плоти,  неустанно ищущих услады для этой самой плоти, вознесенной снова, после столетий средневековья, на престол. Это стиль тех, кто в языческой античности, в игре нашел оправдание своей воле.  А теперь представьте, в этом же стиле, -  яркий атлас с белым кружевом, сверкающая пудра, мушки, золото и бриллианты, - были бальные платья  той веселой императрицы (полу царской полу плебейской крови, полу русской полу «немки»), что некогда заказала строительство храма, и у которой, по преданию, истовое богомолье шло в один ряд с куртагами и маскарадами, одно другому  не мешая…

Надтреснутый голос экскурсовода тает вдали, оставляя случайных слушателей наедине с размышлениями. Не всех из них, конечно, но тех, кто привык иногда размышлять и сподобился получить некоторое образование в эпоху развитого социализма
Вот, к примеру, некий человек в черном драповом пальто, мятом и не первой свежести. Он проводит свое драгоценное время совсем неподалеку от места, на котором начинается действие  нашего романа, и совсем вблизи от стоящего на набережной румяного моложавого мужчины, с которого началось повествование.

 
Человек в мятом пальто тоже любуется городским пейзажем. Закутав шею старым, молью поеденным кашне неопределенного цвета, небритый, в вязаной шапочке, именуемой в народе «петушок», он стоит, опершись на перила набережной и потягивая пиво из бутылки темного стекла, обращается к своему собеседнику. Собеседник его, всклокоченный мужичонка в темной грязной и залатанной местами курточке, держит уже наготове пластиковый стаканчик.

- Слышь, Викентий Модестович, все-таки, должен тебе прямо сказать, глядя на этот великолепный собор, что барокко на данной земле - это сочетание несочетаемого. Я прав?

- Не понял, поясни… - икает Викентий Модестович.

- Потому, что земля эта не выносила, не выпестовала данный стиль, не взрастила его духом своим.
 
- Прав, пожалуй, Андрюша, но добавлю – изысканное сочетание несочетаемого. Согласись, ведь изысканное? – говорит Викентий Модестович, протягивая стакан за очередной порцией хмельного утешения.

 - А на что нам эти изыски, если не выражена духовная сущность, - задается вопросом Андрюша, доливая собеседнику.

- Вот тут, Андрюша, ты не прав, - возражает Викентий Модестович и рука его, немытая давно, с черными ногтями, держа стаканчик, дрожит крупной дрожью. –Может быть, и выражена по-своему… Ведь недаром иногда говорят, что русское барокко – суховато и простовато по сравнению с западным. Точно ли это сказано? Тут можно, знаешь  ли, и поспорить.

- Ну, поспорь.

- Может, менее чувственно? Пожалуй, гораздо менее чувственно. Посмотри, Андрюша, русский мастер использовал элементы античности для создания чего-то такого… ну просто сказки в камне, затейливой и наивной одновременно, ведь правда? И все вместе это выразило , э-э как бы сказать, святость и э-э… неотмирность, что ли,  предназначения. На века, заметь, выразило, на века, -  немытым пальцем Викентий Модестович указывает вверх.

Друзья молчат и смотрят в голубое небо, на золотые купола. Андрюша сжимает в руке пустую бутылку.

Благовестит колокол. Напоминает о вечном.