ОБМ-14. Что-то пошло не так

Лиличка жила в многоэтажной новостройке, на взгляд жителя века 21-ого, напоминавшей гигантское колесо обозрения. Квартиры представляли собой трехметровой высоты диски, сцепленные один с другим так, что, засыпая в нижнем ярусе, проснуться можно было в верхнем или очутиться с другого бока недремлющей карусели. В одном диске в зависимости от фантазии хозяев могло быть от одной громадной до восьми-десяти маленьких комнаток. Дискообразные жилища такого типа уже не считались оригинальными, но люди постарше предпочитали селиться или в одиноко парящих дисках, или в дисковых многоэтажках, напоминавших цилиндры высотой до неба, прерывающиеся по зеркальной километровой длине просторными засаженными зеленью прогулочными площадками.

Смарт указал им дверь в место покоя и отдохновения от суматошного дня. Перед ними сверкнула линия пути – лучом из устройства. Приятно-мелодично затренькали фантазийные сосульки над входом (в виде грота) в гнездышко девушки-оператора. Петя кивнул на прощание и хотел улетать, но Лиличка, которая от слабости уже практически повисла на нем под конец дороги, вдруг прильнула к нему, когда он хотел разомкнуть объятия. Он почувствовал пьянящую волну и глянул ей в лицо. Взгляд Лилички оказался томно-зовущим, почти требовательным. Девушка будто вся горела, комбинезон ее преобразился в нечто ажурно прозрачное, голые красивые плечи и округлые руки испускали флюиды желания, пахнуло жасминово-лимонно-кокосовым-и-хрен-еще-каким тончайшим ароматом, и Петя подобно бабочке, угодившей в незримую хищную сеть, шагнул к ней потерявшим волю телом. У него давно не было девушки, с тех пор, как он покинул ложе Лилит, а другие девушки долго не вызывали интереса, потому что он пресытился странными амазонками и их иногда премерзкими шуточками. Теперь голова Пети кружилась, тестостерон разжигал кровь и дирижировал резкими стремительными движениями, и он сам не мог толком вспомнить, как они оказались на постели, где по его плечам потекли ее руки, обняли, вбирая в себя, ее ноги, вонзились в задницу ее длиннющие коготки. Ему оказалось хорошо с ней: естественно и приятно, и он забылся в ощущениях, едва успевая останавливать себя, чтобы ей тоже стало хорошо, чтобы она получила свое, но вот тут ему оказалось не просто. Она кричала, царапала его, прижимала к себе, но при том, что от страсти ее лицо сводила судорога, разрядки не получала, но при этом так сама тискала его и так умело сжимала, что он, не в силах сопротивляться больше, отдался ощущениям и жарко обхватил губами ее искусанные губы, и…

Он ощутил будто бы падает, летит камнем в пропасть. Он сделал усилие и сбросил наваждение, смутно помня, что нельзя терять реальность. Петя обнаружил себя сидящим на полу каменного тесного помещения. Слабый свет лил из оконца над его головой. Слышались непонятные звуки – скрежещущие, шуршащие и подвывающие. Ни с чем он не смог эти звуки сопоставить, хотя, похоже, с детства их слушал. Петя смотрел на свет из оконца, с раздражением думая, что он не понимает, где он, кто он, и что происходит. Вдруг среди звуков он услышал испуганный вскрик и нереально жуткий вой, и тогда со всей ясностью вспомнил, где он. Он в камере смертников. Его должны казнить!!!

Он вскочил и заметался по камере. Недавнее свое состояние он теперь объяснял помутнением рассудка после, должно быть, блаженного забытья. Здесь, в его мире, мире Амазонок, Матриахата, здравствовавшего пятнадцатое тысячелетие, его, жалкого молодого самца, ждала чудовищная казнь.

Он еще и еще раз прокручивал в голове то, что с ним происходило накануне. Его выбрала женщина. Немолодая, ухоженная, ненасытная. От нее пахло вином и жаждой мужской плоти, когда она спустилась к ним. Ее желание они учуяли моментально и бросились к ее ногам, изголодавшиеся, потерявшие осторожность. Не все бросились: Петя накануне побывал на турнире и не стремился к новым приключениям. Женщина ходила среди них, посмеивалась, но смотрела только на самых красивых и самых молодых. Петя был не так и юн, как нравилось женщине, поэтому не прятался. С одной стороны, попасть в покои амазонки - здорово. Но если даме что-то не понравится, провинившегося ждет смерть.

Однако она выбрала его. И он что-то сделал не так. Он восстанавливал в памяти обрывки в поиске ответа. Вот она извивается под ним, комкает нежную простынь и издает смешные курлычащие звуки из-за чего ему удается держаться в, казалось бы, прекрасном ритме. Вот вдруг взвывает и бьет по лицу, кричит, что он слишком медленный и плохо старается. Он ускорился, расстарался, а она распласталась под ним в полном блаженстве, издала последнюю трель курлычащих звуков и уснула. Утром он ждал результата, надеясь сразу на две вещи: первая - она его не выберет себе, как постоянного, мадам утомила его с первой же ночи, к тому же у нее были некрасивые веснушки на спине – это в добавок к куриному кудахтанью; вторая: женщина предложит его другим матриархам, и он станет мальчиком по вызову. Он староват для такой роли (неформальный ценз ставит крест на возрасте в 19 лет), но ведь все возможно, а если среди женщин попадется такая, которой интересно еще и поговорить с мужской плотью не только на языке тела, то вполне возможно, его умственные способности и оценят и его ждет повышение: он поступит на обучение. Чтобы со временем стать ученым мужем. Мужское образование пресекалось, так как считалось, что мужчины не способны усваивать знания. Девочки успевали по многим предметам, а мальчики… Когда мальчики еще были девочками, они тоже производили впечатление смышленых, но едва у них начинал расти отличительный признак, умственные способности резко снижались, начинал отравлять организм тестостерон. Однако некоторых мужчин с хорошим, чисто по-мужски функционирующим мозгом, отбирали. Они составляли касту Ученых Мужей. 

Поговаривали, что когда-то мужчины осмыслено становились мужчинами. Это было жертвой. Некоторые женщины - кстати, самые сильные духом, смелые – выбирали эту участь. Но потом мальчиками стали становиться в детском, почти младенческом возрасте, и тенденция шла такая, что некоторые уже из материнской утробы выходили с отличительным признаком. Такая была плата. Плата и жертва Древним.

Петя не помнил, как стал мальчиком. Ему казалось, что он таким родился, и он не желал быть женщиной. Раз его Дух выбрал этот проклятый пол, значит, так надо. Обрывками в его мозгу мелькали сценки вчерашней ночи. Вот он смотрит на женщину, ища в ней признаки удовлетворения. Он играл на ее ощущениях, как на струнах Лиры. Что же пошло не так? Что?

Он помнил, как встал с ложа, отошел к окну. Он смотрел на горы, думал о турнире и красавице Бессиандре, которую видел издалека на трибунах. Скрипнули створки, в покои вошла не женщина - прислужница, а два толстых здоровых евнуха, схватили его и затолкали в камеру.

Вой повторился. Петя задрожал с головы до ног и рухнул на колени перед окном, из которого больше не лил белый свет, а мерцал красноватый огонек – должно быть, разожгли костры к жертвоприношению.

- Мама, о, мама! Прими меня в свое лоно! – принялся причитать Петя. Он исповедовал, как все его современники, религию Богини-матери. Она давала детям жизнь и забирала обратно. И только покорность ее материнской воле, подобной дыханию, могла облегчить муки смертных, вынужденных сносить круг перерождений.
Но Древний забирал душу себе!

- О, мама… Прими мою душу обратно! Обмани его! Я снова рожусь мальчиком, я буду хорошо служить твоим дочерям…

Он плакал. Его все равно никто не видел, а несправедливость и дикость реальности перед его предстоящей смертью, смертью СОВСЕМ, приводила его в отчаяние.
А если мама в самом деле есть, то почему она не придет к нему? Не защитит?
Дверь в камеру едва слышно отворилась, но уже рыдающему и катающемуся по грязному полу Пете померещилось, что это адский скрежет проехался по его надорванным нервам. Он вскочил, мгновенно вытер слезы и… уставился на первейшую красавицу их округа – Бессиандру.

Это была юная девушка, моложе Пети. Ей недавно исполнилось восемнадцать лет, и она по праву считалась самой прекрасной девушкой окрестностей. Ее кожа была так бела, что казалось, что она светится. Впрочем, владеющие магическим искусством красотки тех времен, в самом деле немного светились. Глаза у Бессиандры были темны и прекрасны, как две зияющие бархатные щелки в бездну. Стройная фигурка отличалась миниатюрностью и изяществом. Считалось пошлым и грубым, когда женщина обладала слишком массивными формами или длинной, как у мужчин, фигурой. Петя не особо любил мелких, но у Бесссиандры каждая косточка под сияющей белоснежной кожей, словно была выточена Мастером. Ее тонкие пальчики, ее узкие ступни в охровых босоножках, маленькие плечи, тонкая талия и восхитительная высокая грудь – все пленяло с первого взгляда любого, кто имел несчастье ее увидеть.

Красиво очерченные, алые – не от краски, а тоже он магии, а, может, от огненной крови, текшей по жилам красавицы, губы несколько брезгливо кривились, маленький чуть вздернутый словно от врожденной надменности носик морщился. Петя никогда не видел ее улыбающейся и за это всегда, когда видел ее – издалека, мельком – испытывал непонятную злость.

Брезгливая гримаска не портила ее. Нежное обаяние, неведомый, незримый шарм будто клубился вокруг ее тонкого, точеного личика, ласкал высокие скулы, гладил маленький чуть выпирающий, упрямый подбородок. А на щеках, никогда не улыбающихся, угадывались ямочки. Во всяком случае ходили легенды, что, когда Бессиандра улыбается, у нее на щеках появляются очаровательные ямочки.

Петя не любил турниры и тайно ненавидел женщин, а тем более идею лить свою кровь – много крови, чтобы привлечь их внимание, но ради того, чтобы увидеть ямочки на ее щеках, он стал участвовать и хорошо проявил себя. Наверное, поэтому пришла за ним вчерашняя дама. Она, кстати, была одной из ведущих матриархов. Чем он - да засосёт Древнего Мать! - Не угодил ей?!!

Бессиандра легкой походкой приблизилась к нему. Он встал на ноги, обрел достоинство и, почему-то опять чувствуя злость и протест, с хмурым видом встал перед ней. На ее жалость он не рассчитывал, вообще сейчас не хотел ее видеть. 
Зачем она приперлась к нему? Развлечься? Турниров мало было за прошлую неделю?
Бессиандра перестала кривиться и разглядывала его с любопытством, как ребенок игрушку. Он был ее старше лет на десять и вблизи она показалась ему малышкой, которая неосторожно влезла в логово степного дракона.