Лицом к огню. Феноменология духа short story

В отличие от крупных повествовательных форм  художественной литературы – повести и романа, корни рассказа, или, как еще точнее этот жанр  обозначен на английском  – «короткой истории» (short story), уходят в такую глубокую древность, которую почти невозможно себе представить.
Рассказ  ни в коей мере  не является продуктом развитой художественной культуры, в рамках которой  возникли нанизанные на единый  стержень истории(а конечным продуктом развития стал роман, сформированный в близком к современному виде в эпоху античности).

Вероятно, темы «коротких историй», которыми обменивались наиболее впечатлительные, а говоря иначе - художественные одаренные - из наших пращуров, были столь же примитивны с сегодняшней точки зрения, как созданная человеком социальная действительность,  отраженная в его смутном и неразвитом сознании. Однако, существенна в рассказе не тема, а те базовые эмоции,(страх, радость, удивление), культивированию которых, судя по всему, была предназначена практика рассказывания историй.
В таком понимании рассказывание  историй было первой формой идеального моделирования действительности. Не в этой ли практике  истоки формирования человека как эмоционально сложного, открытого миру существа?

Рассказывание (может быть, пение?)  историй  под треск пламени костра близ входа в  пещеру – вот подлинный генезис short story  в тех лучших образцах, которые и до сих пор вызывают в нас некое волнение. Как мне кажется, связь «короткой истории» с музыкой – еще одной древнейшей формой художественного освоения  действительности, очевидна в том «музыкальном ощущении», которое мы ощущаем в лучших образцах жанра. 
Если попытаться,  хотя бы в грубом приближении,  реконструировать тот тип душевного состояния, который доминировал в сознании человека,  поддерживавшего в очаге огонь на заре первобытных времен, то наиболее точно его можно было бы обозначить как благоговение перед ужасающей и в то же время спасительной силой.  Думаю, свою  причастность  к этой силе  человек ощущал как дар свыше и в то же время как важнейшую обязанность.
Не исключено, что в силу синкретизма чувственной и мыслительной сфер,  на первоначальном этапе «пение историй» могло быть ритуальной формой взаимодействия человека с явленной  в огне живой природной сущностью.  Позже,  по  мере усложнения  форм социального взаимодействия в племени и в силу  окончательно состоявшегося «одомашнивания» огня, рассказывание историй обрело те черты уютного и волнующего досуга,  которые и ныне в атавистическом порядке знакомы многим из нас, особенно  любителям собраться у камина в зимний вечер, под завывание вьюги за окном.

Исходя из такого понимания генезиса рассказа, предположим, что его идеальный образец  должен:
A) иметь фабульное построение, призванное вызвать в слушателе сильную базовую эмоцию (страх, смех, удивление) и, тем самым, реакцию аффекта - мгновенного эмоционального потрясения и выброса накопившихся эмоций.
B) длиться не меньше и не дольше, чем горит хорошо разведенный, ровного пламени костер до того момента, когда возникает необходимость затраты дополнительного труда для восстановления огня.
Указанных двух критериев для современного человека, по-видимому, недостаточно.

За несколько  десятков тысяч лет человек усложнился, появился новый, неизвестный  ранее источник эмоционального удовольствия – назовем его трепетом амбивалентности.  Я имею в виду особенное ощущение (сродни своего рода «щекотке нервов»), рожденное неопределенным или неуловимым смысловым содержанием того или иного явления.  Судя по всему, установка на  однозначность, свойственная человеческому мышлению в эпоху его формирования, сменяется ныне более сложными и типологически новыми формами (эпоха «многозначных логик»). 

В связи с этим предположим,  что для соответствия потребностям современного человека с развитым  художественным вкусом, дополнительно к вышеописанным необходимо ввести следующий критерий идеального рассказа:
С)  наличие cтруктурных черт, позволяющих доставить  читателю/слушателю сложное эстетическое удовольствие, сродное музыкальному произведению,  через совокупное действие дополнительных формообразующих факторов (ритм повествования, стилистический и образный строй, индивидуальные особенности речи рассказчика ,  в том числе приближение или удаление от естественной разговорной интонации).

Попробуем вычислить несколько образчиков идеального (при всей условности данного слова) рассказа. Применяя все три вышеописанных критерия, мы получим определенное сужение спектра искомых образцов:

По критерию A - принадлежность к жанру ужасов (а также  широко понимаемому «триллеру»), либо к юмористическому жанру. Если рассказ относится к реалистическому направлению, он должен быть оснащен неожиданной фабульной развязкой.
По критерию B - рассказ, чтение или прослушивание которого не превышает 10-15 минут.
По критерию С - рассказ, созданный в индустриальную или постиндустриальную эпоху.

Ограничиваясь сферой  известных  мне «коротких историй» из североамериканской литературной традиции,  я бы рискнул, с известной степенью условности,  выдвинуть в число максимально приближенных к заданной «идеальности»  следующие произведения:
«Его непобедимый враг» Уильяма Морроу, «Рыбья голова» Ирвина Кобба,  «Глаза пантеры» Амброза Бирса, «Вождь краснокожих» и «Чародейные хлебцы»  О’Генри.
Список открыт для продолжения. Однако, он ни в коей мере не произволен.

В перечисленных произведениях есть все,  что нужно для того,  чтобы идеально напугать, удивить или рассмешить – динамичная фабула, непринужденность интонации, минимум риторических украшений, эмоционально взрывоопасное содержание,   а также наличие  дополнительных суггестивных факторов. К таковым я отнесу:  идеальное крещендо усложняющихся событий,  ведущих к ожидаемой, но непредсказуемой по форме кульминации («Его непобедимый враг»), потрясающая многоаспектность (вариативность точек зрения протагонистов на описываемое событие  в рассказе «Глаза пантеры»). 
И, наконец, (last, but no least!) -  прочтение каждой из перечисленных историй не займет более 10-15 минут. Я бы мог произвести аналогичный отбор на базе русскоязычной литературной традиции, но предоставляю сделать это читателю самостоятельно.

Подведем итог (пока пламя мысленного костра еще ласкает побелевшие  головешки).
Пока мы способны, стряхнув с себя путы «литературности»  и велеречивости,  почувствовать внутренний трепет от хорошо рассказанной  «короткой истории», мы все еще можем, пусть  на мгновение, стать лицом к лицу к вещам древним, простым, волнующим и страшным.

Что это за вещи? Огонь, ветер, голос, дух. Let’s face them all.