Письма нашей юности ч 2

  САРАТОВ - МУРМАНСК

Здравствуй, Саша!
Сколько лет, сколько зим! 4 месяца, а? Я уж думала, что мы совсем разъехались. Меняются маршруты наших писем, то Севастополь – Волгоград, а то Саратов – Мурманск. Далеко же ты забрался! Да что с тобой было? С чего вдруг – больница? Уж не сердце ли? Наверное, нет: если бы так, то ты уже был бы «на гражданке».
Север… Чему ты там теперь изумляешься, радуешься? Ты ведь впервые там? Он скуден красками, тебя это не удручает? Зато ты увидишь северное сияние…А как ты, южанин, переносишь климат?
Уже год, как ты в армии. Не верится, вот время идет, да!
Ну, хватит вопросов и восклицательных знаков. Пора о себе, да?
Да, у  меня сейчас как раз очередная хандра. Так что подробного письма не получится – в следующий раз. Но сколько всего было!
Первое – это Сибирь… Ну, это опять без восклицательных знаков никак.
Байкал. Ангара, я пила их воду из ладоней…
Я дышала тайгой, ты знаешь, что это такое?
И – я загорела и облезла от сибирского солнца!
Ты знаешь, что такое Иркутск? Это живая история, древняя, мрачная даже – такую не встретишь у нас, на Западе (так называют сибиряки). Там дома помнят декабристов, а в музеях – их вещи. И все близко, понятно,  как будто не полтора века меж нами…
Я покорена Сибирью, я обещала вернуться на следующий год, если удастся – навсегда…
Ради Сибири, ради этой мечты я стала (наконец, не правда ли?) учиться фотографировать. Тебе, фотографу, смешно, наверное, будет читать о моих успехах. Поэтому я не буду писать подробности, а, может, положу какой-нибудь снимок, если осталось еще (пишу на работе).
А пока – Саратов. Он сначала не понравился, а теперь уже даже немного близок… Живем мы на Комсомольском, в новом общежитии. Сначала был пустырь, а теперь уже асфальт, посадили деревья, делают стадион. Уже уютно. Я живу с бывшей «65-й». Правда, у нас уже убывает – вчера проводили Надюшу – вышла замуж.
Работаем мы («65» -я и я)  - на производстве спирта, цех 3-4. Остальные – на нейроне. Говорят, нам повезло. Но нам пока работка – так…
Уже «в людях» - в бюро. По-прежнему – ВУМЛ, в «Химике» бываю - на курсах кройки и шитья (не смейся!). Но вообще-то жить можно и даже неплохо (когда не мучает хандра).
В «Химике» иногда еще посиживаю в читалке, неплохо там, да?
Если «презреть» хандру – жизнь прекрасна, и у меня куча планов.
Пиши. Очень жду. Большое!
Таня.


Привет тебе из Мурманска!

Ну, как Саратов? Ладно, уговорила, вопросы поберегу на потом.
Итак, послание из Заполярья, оно будет попыткой ответить на твои вопросы, хотя это не совсем легко. Ну, сначала о том, что со мной было, и почему я оказался в больнице. Я умудрился простыть в Севастополе. И нос мой воспалился, т.е. стал похож на картофелину крупных размеров и довольно ощутимо побаливал, из-за чего и сняли меня с поезда. Спешу заверить, теперь мой нос в полном порядке, и такой же горбатый, как и прежде.
А теперь… Север. Что это такое? Быть может, он скуден красками или… А, впрочем, не обижайся, но что ты знаешь о Севере? Вероятно, то же, что и я, до того, как сюда попал: мол, Север – это белые медведи, северное сияние да полярная ночь, ну, еще, быть может, морозы и Гольфстрим. Если ты только это знаешь пока о Севере, то, значит, практически ничего не знаешь о природе Севера.
«Он скуден красками!?» - Да, если приехать с Юга, после кричащих красок и пестроты не сразу поймешь неброскую, но чистую, красоту этих мест. Эти места природа создала как будто бы для людей с тонким вкусом и широкой душой и, конечно, сильных духом. Ведь здесь красота мест вдвое, а быть может, и вчетверо перекрывается трудностями. И нужно быть большим романтиком и мечтателем, чтобы после ужасающей борьбы со стихией все-таки любоваться ею.

Попробовать описать тебе несколько картин одного и того же места! Если ты еще не устала, то слушай, то есть смотри в письмо и представляй:
Небо закрыто пепельными облаками, а на горизонте, над сопками, неширокая полоса чистого неба перед рассветом (и это в 8 утра), какого-то необычайно чистого прозрачного голубовато-синего цвета; залив, в котором почти черная вода, играет золотистыми дорожками от огней рыболовных судов, стоящих на рейде.
А между небом и заливом – сопки в сумрачном снегу с темными пятнами сосен…
И летящий в безветрии крупными, чуть мокрыми, хлопьями снег.
Честное слово, эта картина больше бы пошла для декорации какой-нибудь сказки, чем для действительности, столь прозаичной, как служба.
А здесь даже дома какого-то сказочного типа, примерно вот такого: (рисунок: справа трехэтажный дом в виде буквы «П» с остроконечными крышами-шпилями, а слева – одноэтажный, состоящий из двух перпендикулярных друг к другу блоков – наиболее защищающие от ветра конструкции).

Пейзаж 2: предзакатное, чуть темное, облачное небо, синие сопки с серым оттенком и темными пятнами, серо-свинцовая вода с белыми барашками, и вдруг в просвет облаков вылили расплавленное солнце золотисто-желтого цвета, и оно оживляет весь пейзаж… это трудно представить, очень трудно. Вот видишь, Таня, я уже пленен Севером, а что будет дальше, я не знаю, хотя еще не видел ночи полярной и северного сияния. Сейчас не хватает народу на ПЛ, и я через день стою на вахте.

(Рисунок: моряк в полной амуниции: унты, меховой комбинезон с капюшоном, в руках – автомат)
.
Это – я на верхней вахте. Это значит – через день у меня отводится 8 часов на раздумья, воспоминанья, мечты и, конечно, я наблюдаю за изменением вида пейзажа. А он удивительно меняется и никогда не бывает похож на себя через полчаса.
Знаешь, Таня, я здесь стал чрезвычайно восприимчив ко всему хорошему и красивому. А почему, не знаю. Таня, а ты видела такой густой снег, что за 2 шага не видно даже палубы? Я видел и он довольно-таки красив. Такой странный вид, как странное полотно, и в то же время видишь хлопья в отдельности. А если тебя зовут, то слышишь все звуки, как через вату.
Нет, не получается у меня передача впечатлений, «я тоже мог бы рассказать тебе о Севере, но только ты об этом лучше песню расспроси…». А еще лучше, приезжай сама, и ты узнаешь, как выглядит «скудный красками» Север. А описать Карелию слов у меня уже не хватит, хотя я видел ее  лишь из окна вагона. Ну, а тайгу я видел и гулял по ней за Барнаулом (быть может, и не то, но похоже). Нет, еще хочу сказать тебе, что я видел сопки, плавающие в золотистом тумане от утреннего солнца (2 часа ночи). А самое интересное то, что я люблю смотреть на падающий снег, он, как тихая задумчивая музыка, вдруг превращается в быструю жизнерадостную мелодию под порывом ветра, и вновь снежинки танцуют вальс мечты и фантазии. А ты видела падающий снег на черном фоне с красной герметичной дверью? Обычный вход в подводную лодку при самой малой доли фантазии превращается во вход в мечту, в сказку, где все всегда хорошо и интересно.
.

И снова я не отправил письмо сразу и снова хочу дописать его.
Таня, ты знаешь, каким я увидел Север вчера? О, я просто восхищен им! Вчера он был просто великолепен. Это просто не реально, то, что я видел вчера. Ты только представь себе такую картину: ветер, сильный заряд снега, нет, даже не заряд снега, а волшебное сочетание ветра, снега и света. А лучше всего расскажу-ка я тебе по порядку. Сначала был обычный серый день, порывистый ветер и серый пейзаж: свинцовое море, серое небо, хмурые сопки с остатками снега…, в общем, довольно неприглядная картина, такая же, как и везде, только вот разве усугубленная  какой-то тоской, навеянной этим грустным морем…
И вдруг особенно сильный порыв ветра принес заряд снега и сразу же солнечный свет прорвался в просвет между облаками…
Я даже забыл про то, что холод забрался под бушлат и в сапоги, и про то, что пора меняться, и заразился этим яростным весельем, этим чудесным превращением. Вся эта картина была до того прекрасной, что сама просилась на полотно, если бы нашелся, конечно, настолько талантливый художник.
P.S. и снова письмо пролежало в тумбочке (не мог найти конверт). На улице идет снег, а ведь сегодня – 9 июня.


Сие послание пишу с огромным опозданием, если считать его ответом. Но, надеюсь, вы меня простите, леди, тем более, что в конце я, быть может, даже объясню, чем вызвано сие молчание.
Ну, а пока хочу поговорить с тобой, Татияна.
Ну, сначала о самом пока важном для меня – о взаимоотношении между мной и окружающими. Быть может, вернее, не может, а наверняка, ты и права – если посмотреть на себя со стороны, то все эти переживания оказываются мелки и себялюбивы, но тогда открывается и другая сторона этого взгляда. Она приносит мне почему-то не только не успокоение, а даже злость и бессилие, и какое-то неверие в себя. Я начинаю ощущать себя ничтожеством, ни на что уже неспособным, окромя как на простейший труд, не приносящий никакого удовлетворения. И все мое честолюбие начинает сопротивляться этой логике, но она есть, и от этого никуда не деться. Но будем считать и это мелочью, хоть и досадной, и двинемся в своем повествовании дальше.
Ты знаешь, Таня, я, кажется, уже стал больше задумываться над тем, а что я такое? И с чем меня есть другим, то есть, как ко мне надо относиться другим. Ну, внешностью я и раньше не мог похвастать, а сейчас тем более, так что этот пункт опустим сразу.
Характер, я не могу дать о нем нелестного отзыва, но другие, вероятно, не считают его золотом. Правда, говорят, первое впечатление неглупого малого я могу создать, но потом, а потом надоедаю почему-то всем, а иногда даже становлюсь врагом. Вот из-за этого у меня не ладятся взаимоотношения с окружающим миром. Ну, хватит заниматься самобичеванием (вероятно, надоело и тебе). Еще, правда, я наблюдаю за собой желание «поплакаться в жилетку», это самое противное для меня. И, вероятно, это и отталкивает других. Итак, я таким предстаю перед другими, т.е. мой портрет с натуры, я как есть, другого пока нет снаружи.

Ну, синьорина, на этом я меняю курс своего рассказа на 180°. А о последних событиях ничего интересного написать нельзя, вернее, можно, но трудно. Сначала меня удивило то, что я стою на штате командира отделения, то есть, я уже «начальник» и у меня есть подчиненные, и даже целых двое. А что с ними делать? Учить – тому, что я и сам толком не знаю? Вот, не было печали…. А, впрочем, даже немного лестно, и сразу растет самонадеянность: вот, мол, каков я; но стой, отрабатывай «полный назад», иначе, чем выше взлетишь, тем труднее падать (вот, черт, не удержался, похвастался).
А теперь наша бригада ждет какую-то проверку, и порядок наводят с утра до поздней ночи. Мы даже и думать уже забыли о свободном времени, часто не удается даже газету почитать, не говоря уж о прочих возможных занятиях. Даже для раздумий и мечтаний время остается лишь тогда, когда стоишь на верхней вахте (да и то, сейчас больше о тепле думаешь). Хотя зима и потеплела до минус 10, но ведь у вас уже настоящая весна, а здесь снег тает лишь на черных корпусах лодок, а на сопках даже не темнеет.

Но, знаешь, Таня, я здесь уже почти 6 месяцев, а до сих пор удивляюсь красоте, яркости и сочности Севера, его природы: сопок, моря, неба и, конечно, удивляюсь северному сиянию. И, вообще, я удивляюсь и восхищаюсь многим (иногда даже кажется, что я хожу с открытым ртом). Действительно, согласись, Таня, по Земле трудно ходить, ничему не удивляясь, это, вероятно, удается лишь людям замкнутым либо таким людям, которым вместо интеллекта вручено чувство всезнайства, граничащего с тупостью осла; но и осел чему-то удивляется, так что грешно обижать бедное животное беспочвенным подозрением.
Ну, представь, что вид одного и того же пейзажа меняется, как настроение у капризной девицы. То пейзаж смеется розовым цветом, то сереет от тоски и грусти, а то вдруг засияет голубизной радости, а то укроется пеленой падающего снега и все эти изменения вносят облака, набегающие на солнце или открывающие его. А как отличаются утренние сопки от вечерних! А залив тот изменяется на глазах и изменяется лишь цветом, размерами волны и густотой туманной дымки. Негусто изобразительных средств, а каким бывает залив, это трудно даже рассказать, не только написать.
Вахта кончается, и я кончаю писать.
Мурманск 17

Здравствуй. Сашка!
Привет тебе из прошлого года!
Да, началась последняя ночь этого года и эту ночь мне хочется продолжить разговор, начатый тобой, - о любви.
Все-таки, как это прекрасно, когда тебе двадцать лет и в предновогоднюю ночь ты можешь говорить о любви, пусть даже уже и об ушедшей, но и о будущей…
Тебя мучает, какая же она все-таки, любовь? Ты сам себе ответил на этот вопрос.
Сколько людей, столько и любовей. Какие люди, такая и любовь у них. И чем оригинальней человек, тем ярче и удивительней любовь у него. И если ты не знаешь, какая будет у тебя любовь, значит, ты еще не знаешь себя. И еще, я уверена, что в разное время разная любовь может быть у человека. Ведь он меняется… Я любила. Прошло время, и я никакой чужой любви так не удивляюсь, как своей, прошедшей. Всего год, но я совсем другая и на эту любовь совершенно не способна. Нет, мне и сейчас нужна любовь, но другая, такая, какую я не понимала год назад.
Я признаюсь тебе в том, что тщательно скрываю от многих. Ведь я анархистка в вопросах любви (в душе). Я за свободную любовь. Разумную, но свободную, с минимумом условностей. Поэтому я в принципе против брака, т.к. уверена, что он губит любовь и вообще лишает человека нравственной возможности любить. Но я, конечно, не решусь на такой шаг, т.к. слишком дорожу некоторыми людьми, для которых обратное – непреложная истина. Да и вообще разумней, раз живем в обществе, вести себя по законам общества… Собственно говоря, мой анархизм мне приходится подавлять не только в любви. Я мучительно переношу почти все, что я «должна». Это, наверное, могло бы показаться странным тому, кто меня знает: комсомольский работник – самая несвободная личность (согласись!).

Конечно, в жизни, кроме любви, много прекрасного, даже в той же самой семье и кроме нее.  Да, не удивляйся, что у меня любовь и брак так тесно, ведь для меня брак – вещь более уже реальная, чем для тебя.
И все-таки, любовь - это прекрасно. И жаль, что довольно большой еще срок отделяет тебя от того времени, когда ты сможешь убедиться в этом. Зато у тебя она еще впереди, и этому можно позавидовать…

Знаешь, для меня лучше Сергея Чекмарева (из поэтов) о любви никто не рассказал. Я давно читала и мало уже помню, но – хочешь немного?
Я скажу тебе «прощай»
Вместо «до свидания».
Только ты не обращай
На меня внимания.
Ты засмейся и встряхни
Головой беспечною –
Ведь нельзя же в наши дни
Жить любовью вечною!
Зачем, зачем блестит слеза
И губы желчью полнятся?
Мои же серые глаза,
Они недолго помнятся,
Ведь мой же профиль не прямой
И губы цвета камеди,
Они забудутся тобой,
Они уйдут из памяти…

31.12.70. Ночная.
Таня.

продолжение http://www.proza.ru/2019/03/18/1473