Откровение

Мина сначала зажмурилась от света, проникшего в комнату сквозь узкую щель в неплотно задёрнутых шторах, а потом, чуть повернув голову, приоткрыла глаза. В доме напротив, или на шестом, или на седьмом этаже в одном окне горел свет, привлекая к себе внимание. Он-то и был причиной внезапно навалившейся бессонницы. Или не он? Отвечать на вопрос Мина не спешила, будто не она его задала самой себе, будто ответ её совсем не интересовал. Сколько таких вопросов проносится в голове пока лежишь без сна в душной комнате и ворочаешься с боку на бок, и сочиняешь, и слушаешь нескончаемый, подчас невыносимо тяжёлый монолог с усталым, задурманенным сознанием? "Много" – словно подтвердил кто-то посторонний, – да, да, очень много, отчего ночь поначалу наполняется тайным, глубоким смыслом, но потом, когда действие то ли чар, то ли самого нелепого самообмана угасает, всё становится обыкновенным и, что ещё хуже, таким бессмысленным...

Нащупав рукой мобильный, Мина, прищурившись, когда вспыхнул экран, узнала, сколько ещё до рассвета. Половина третьего ночи – ещё рано или уже слишком поздно?  Что ни выбери, всё символично, всё не соответствовало её ожиданиям. Словно не ночь дошла до середины, а она – Мина стояла на перепутье и не решалась сделать шаг ни в одном из предложенных направлении. И назад не вернуться, и впереди один туман, и в голове, и в мыслях... И всё из-за мечтаний, из-за полётов и во сне, и даже наяву, когда не чувствуешь заасфальтированную, забетонированную дорогу под ногами. "Ведь есть же что-то большее" – когда-то давно говорила она себе, – "есть то, что наполняет жизнь смыслом, что делает нас лучше"! Мина искала, и однажды нашла...

Сместившись чуть левее, Мина перевернулась на бок. Свет больше не бил в глаза, раздражая сознание. Можно было спокойно сомкнуть веки и уснуть, вот только причина вовсе не в нём, что было очевидным с самого начала. Притворяться больше не хотелось. Не хотелось лгать, нарушая тем самым установленное ею правило: не обманывать себя ни при каких обстоятельствах. А десять минут назад, вероятно, от безысходности и пробудившейся немой тоски по неосуществлённой мечте всё-таки решилась. "Ну и что"? – тут же возразила Мина. С кем не бывает? Всегда есть искушение, и всегда хочется ему поддаться, оправдать себя для себя же. Впрочем, оптимизма это не прибавляет – рано или поздно приходится сознаваться в маленьком... нет, не преступлении вовсе, а так... обыкновенном нелепом заблуждении...

Уснуть в ближайшие полчаса, а то и час не удастся. Зная об этом наверняка, Мина принялась рассматривать тёмные предметы, вспоминая, как они выглядят днём, их очертания и настоящие, не разбавленные воображением цвета. Потом долго вглядывалась в темноту, будто собиралась докопаться до её сокровенных тайн, а когда надоело лежать без дела, стала фантазировать. Представила себя в другой жизни, с другой судьбой, и мыслями другими. Подумала, что эта ночь могла быть особенной, непохожей на остальные. Мина представила чужой ей дом, а в нём совершенно незнакомую комнату, разрисовала её стены, расставила мебель, развесила картины и фотографии. Но всё это было второстепенным. А главное – то, ради чего она затеяла эту игру с собственным воображением – был он. Нет – не он, а ОН! В этом местоимении всё, что не высказать, что никак не выдавить из себя, а потому не перестать мечтать, как он лежит рядом, почти вплотную, и смотрит на её затылок, спустя минуту нежно, и даже бережно погладит её немного растрепавшиеся волосы, её худые плечи, но, подумав, что час уже поздний, а значит, она спит, уберёт руку...

"Час, действительно, поздний" – подумала Мина. Как же прогнать эти назойливые мысли, в которых легко утонуть? И она тонула, когда, думая о нём, очередная волна нежности накрывала её, затягивала в пучину. В темноте, в тревожном молчании, душа с душой переплетались, она же целовала его руки, а он прикасался к её губам, впивался в них с такой страстью, с таким трепетом... Мина давно смирилась, что он с ней только в её фантазиях, и всё же хотелось... так сильно хотелось почувствовать его рядом, услышать в этой оглушительной тишине его дыхание...

Скинув с себя одеяло, Мина встала, подошла к окну и, отдёрнув шторы золотистого цвета, открыла его настежь. Ночная прохлада ворвалась в комнату, развеяв ночной дурман. В голове окончательно прояснилось, мысли перестали быть бессмысленным потоком сознания. Теперь она могла расставить точки и запятые, разделить слова на предложения, а длинные строки на абзацы. И первое, что она сделала – заблокировала бестолковые попытки объяснить себе, почему сложилось именно так, а не иначе. Она знала: только с ним её душа обрела бы крылья, но... Он не рядом, он не случился, и – заглядывая в будущее, с уверенностью можно сказать – никогда не случится. Он живёт своей жизнью, своими проблемами и желаниями, и спят они в разных постелях, и снятся им разные сны. И всё же любовь, которую она однажды нашла, стала для неё спасительным лучиком света в кромешной тьме, а вернее в жизни, лишённой всякого смысла без этого чувства.

Любовь не мерещилась ей, а шла за ней по всюду, была её болью, её утешением.

Где-то вдали послышался вой сирены. Кому-то спасали жизнь, несясь по пустынным дорогам ночного города. Со стороны игровой площадки раздался лай одинокой собаки, и словно в такт ей завыл ещё по-зимнему холодный мартовский ветер, потревожив умиротворённый мир, который в эту минуту видел удивительные – иногда цветные, а временами чёрно-белые – сны. "А сны" – подумала Мина – "действительно бывают удивительными". Когда он вдруг приснится, будто в гости зайдёт без звонка и договорённостей, минуя непреодолимые расстояния и не соприкосновенные миры. То скажет что-то, а то молчит и смотрит, и ждёт... После таких сновидений Мина просыпалась с улыбкой на губах, будто была одарена радостью, и весь день ходила в каком-то блаженном состоянии. Ей хотелось и плакать, и смеяться одновременно, и чувствовала она себя такой счастливой, словно всё вот-вот произойдёт в самый обыкновенный день...

Не произошло.
 
Разочарование не раз постигало её. Тогда ей было одиноко, но не оттого, что рядом никого нет, ведь Мина давно оставила попытки заменить его. Это невозможно – поняла она однажды, когда перестала бояться одиночества. С тех пор её не тревожит будущее, не угнетает прошлое. Она не откликается на условности и предубеждения, не позволяя им отравлять себя. Всё идёт своим чередом, привнося в её существование самое нужное. Но как оправдать его отсутствие среди «самого нужного» она не знала. Может, не заслужила?
 
Наклонившись вперёд, Мина вытянула руку. Моросило. Этой весной дождь – частый гость. Обычно он заставал её в пути – на работу или домой. Зонт по обыкновению висел в прихожей без дела, в то время как хозяйка, проходя мимо всех навесов, промокала до нитки. Но это пережить можно, куда печальнее видеть поутру затянутое сумрачным покрывалом небо. Словно Мину лишали возможности летать, пусть только в мечтах, нарисованных в набитом незнакомыми людьми тесном трамвайном вагоне, устремив глаза ввысь. Там, в её придуманном мире, их двое...

Мина не знала, что делать. Её тело, её нутро, да и сама эта странная ночь требовали каких-то действий, но каких? Или закричать, или расплакаться на худой конец? Можно, ведь запретить некому, только... поможет ли – неизвестно, но крик – пусть даже крик души – может нечаянно разбудить, кого-то потревожить, а слёзы... слёзы высохли, не успев проступить. Эта ночь не для бурных эмоций – они будут лишними, а значит...

"Пора" – решила Мина. Пора засыпать... пора отпустить свою мечту на волю, на бескрайние просторы, где она найдёт свой удел, своё пристанище... Понадеявшись, что утро будет ясным, она закрыла окно и легла в постель. Сонливость закралась в мысли, отчего голова намертво приклеилась к подушке. В слезах и размышлениях Мина не заметила, как уснула, не представляя, чего ей ждать от нового дня. Но рассвет обязательно принесёт надежду... "На что"? – вопрошал голос разума. "На чудо" – откровенно отвечала Мина.

...Сегодня ОН снова приснился ей. Сегодня снятся вещие сны...