Надо дальше жить...

Прошло три года. Три трудных, мучительных года без него. За это время она многократно обвиняла себя в его смерти. Инфаркт…
В чём её вина?  Она не смогла простить ему измену и постоянно упрекала его.
Добрые люди намекали на его неверность. Он же уверял, что любит её и никого у него нет, никаких других женщин. Ей не хотелось ничего менять. Стабильность, статус замужней женщины, материальная обеспеченность (хороший дом в городе, машина, возможность путешествовать) крепко держали её в своих тисках.
Порою он был груб.  «Если тебя что-то не устраивает, собирай чемодан и переезжай в свою квартиру» (несколько лет назад он купил ей отдельную квартиру).  Она боялась остаться одна. Близилась старость. Кому она нужна? Никому. Прекрасно понимала, что новой семьи ей уже не создать.
Вспомнила день свадьбы. Ей самой она казалась красивой. Но вот в её комнату заходит он. Мельком взглянул на неё. Никакого восхищения в его взгляде не было. Скорее, разочарование. Он ожидал чего-то другого. Возможно, он не любил её даже тогда. Говоря современным языком – «гормоны»…
С годами непонимание и неумение дорожить друг другом только возрастали. Не было уважения…
Однажды она принесла домой картину художника Широва «Утро в горах».
- Нравится? – спросила мужа.
- Ты такую сама можешь нарисовать. Да и вообще расставила всё. На телевизоре ничего не должно быть. На стереосистеме – тоже.
Она всё убрала, обиделась, расплакалась.
- Тебе хоть что-нибудь когда-нибудь из того, что я делаю, нравится? – надулась она и потом надолго замолчала.
Недовольство мужем дало определённые результаты: мастопатию, проблемы с правым яичником и миому матки. Неплохой букетик, не правда ли?
В тридцать с небольшим попала в клинику неврозов.  После медитации на приёме у психотерапевта узнала, что отождествляет себя со слоном.
- Как же так? – недоумевая, спросила она. – Всю жизнь я воспринимала себя загнанной лошадью…
- Так слон больше поднять может! – воскликнул врач, объясняя сложные метаморфозы подсознания.
- Вы свободны,  – заявил психотерапевт, когда сеанс подошёл к концу.
Свободна! Свободна! Её душа ликовала. Казалось: выросли крылья. Но это состояние полёта длилось совсем недолго. В глазах прохожих она прочитала осуждение: «Чему обрадовалась, дурочка?»  Крылья опали. Или их надломили?
Периоды депрессии становились частыми. Катастрофически не хватало энергии, всё казалось бесполезным,  не было желания жить, спала целыми сутками, скучала. Знакомые советовали: «Роди! Может, тогда жизнь обретёт смысл. Станет разнообразной, насыщенной. Появится цель – вырастить ребёнка!»
«Зачем плодить себе подобных? – думала она. – Чтобы дети так же маялись? Не хочу!»
Она не умела говорить прямо, что ей нравится, а что нет, что раздражает, обижает, а что кажется восхитительным, что вдохновляет, заражает желанием делать что-то для него. 
Говорят: одна плоть у мужа и жены.  То, что происходит с мужем, отражается на жене и наоборот.  Мужчины не понимают намёков, скрытых просьб. Они понимают сказанное буквально. Логика мужчины: «Раз женщина молчит, значит, её всё устраивает». Задача женщины – донести до мужчины свои желания, но не в лоб. Этой женской хитрости и гибкости ей не хватало. Это она поняла только сейчас.
  Она не позволяла себе открыто выражать свои негативные эмоции (так проявлялось её представление об интеллигентности: интеллигент не имеет права кричать, бить посуду, закатывать истерики). Нужно всегда быть спокойной, уравновешенной, доброжелательной (пусть внешне). 
Много позже она узнает, что накопленная внутри агрессия (недовольство, гнев, обида, раздражение), не имеющая выхода наружу, начинает разрушать человека изнутри. Не случайно восточная мудрость гласит, что лечить надо того, кто страдает.
Главное, что она долго не могла усвоить, - это то, что надо научиться защищать своё пространство и уважать чужое.   
Она не любила ходить в гости и принимать других у себя.  «Гости досаждают, - считала она. – Они крадут время, силы.  Но их дом всегда был полон гостей, которых приглашал он, которым радовался он, а обслуживала (покупала продукты, готовила, стирала, убирала дом, водила гостей по магазинам, чтобы они могли что-нибудь приобрести), она.
Она никогда не умела говорить «нет» так, чтобы потом не испытывать чувства вины, чтобы не мучила совесть. И от других она не могла спокойно принимать отказ, обижалась до слёз, а потом и вообще разучилась о чём-либо просить.
 Ей казалось, что она жертвовала своими привязанностями ради его друзей (её подруги потихоньку уходили в тень).  У неё не стало собственных потребностей и интересов.  Она перестала быть собой, перестала понимать, а чего собственно хочется ей.   Даже в постели вся инициатива исходила от него.  «Чего ты хочешь?» – спрашивала она и старалась угождать.
Она была не свободной, а зависимой. Когда решила бросить аспирантуру (муж не соглашался переезжать в другой город, где была аспирантура, а научный руководитель требовал переезда и замены заочной формы обучения очной), коллега с кафедры пробовала её остановить: «Аспирантура – это гарантия личного и профессионального роста, это возможность защитить диссертацию и иметь приличный заработок, это независимость. Отношения с мужем могут не сложиться. А женщина должна быть самостоятельной…»  Конечно же, она не последовала совету коллеги. Тогда ей казалось, что бросила аспирантуру ради семьи.
Ей не нравилось, что её ценили и хвалили только за приготовление пищи. Одна её знакомая, отведав приготовленный ею торт «Птичье молоко», сказала: «Если бы я так умела печь, ушла бы из университета и занималась лишь приготовлением тортов».
- Неужели меня больше не за что ценить? – недоумевала она (тогда тоже преподаватель университета).
Ей хотелось обнаружить в себе какой-нибудь замечательный талант. Сорок два года, а она всё, как девочка, ждала какого-нибудь чуда.
Её голос, в котором звенели колокольчики,  был не по возрасту молод. Колокольчики переставали звенеть, когда она грустила или была чем-нибудь недовольна. Голос сразу становился монотонным, выдавал и возраст, и накопленную усталость. 
При чём здесь голос? Её мучает вопрос: почему? Почему двое неплохих (каждый по отдельности) людей не могут быть счастливы вместе? Почему не слышат, не понимают друг друга?
Ей казалось, что он считает её дурой, не интересной, не яркой, скучной. Единственное, что он не выносил, - это слезы. Он не мог видеть, как она плачет, и сразу сдавался, уступал: только не реви!
Боль прошлого не уходит. Прошлое держит, давит.  Оказывается, проще простить других, чем себя. Не ценила, не была благодарна ему за то, что он делал для семьи.  Может, не любила.
Вспомнила, как играли с внучатым племянником: он выходил в коридор, прикрывая за собою дверь, ведущую в зал. Она громко спрашивала:
- Где же наш Ваня? Нету нигде Вани, нашей радости.
В зал вбегал Ваня. Глаза его блестели. Она широко раскидывала (для объятий) руки. Потом обнимала ребёнка, смотря в его глаза:
- Вот он, наша радость, наше солнышко, наше счастье!
Когда они с Ваней рассматривали фотографии, она повторяла:
- Это деда. Он хороший!
- Нека, - отвечал внук.
- Ага, - мысленно замечала она, - бабу Ваня любит, а деда – нет.
Эта мысль приносила удовлетворение.
Входит муж и протягивает Ване руку. Внук радостно подаёт свою. Оказывается, у ребёнка была неувязка между фото и живым дедом. Этот факт (дед тоже любим!) её расстроил.   
Ей хотелось, чтобы в их семейных неурядицах люди считали виноватым его, а не её.  Она-то хорошая, это он – гад!
В период, когда отношения совсем расстроились, она перестала вставать рано по утрам, чтобы провожать его в командировки. Он сам заглядывал в комнату и говорил, будя её своим голосом:
- Ну, я поехал.
Она открывала глаза и произносила (очень искренне):
- Какой ты красивый. Тебе так идёт эта рубашка!
В голосе была нежность…
Однако такие моменты становились всё реже и реже. Пропасть между ними всё увеличивалась, росло отчуждение. Когда позвонили из больницы и сообщили, что умер его отец, она, желая выразить сострадание, положила свою руку на его. Он с неприязнью высвободил свою. Он не хотел принимать её помощь и сочувствие…
В последнее время она опустилась в своей подозрительности до того, что проверяла его электронную почту, телефон и не верила ни одному его слову.  Боль заполнила всё её сердце, и она перестала верить не только мужу, но и всем вообще. Сердце окаменело и закрылось.
Первый сердечный приступ у него случился тогда, когда она предложила развестись. «Ты любишь другую, давай разведёмся, ты сможешь быть счастливым». Он стал бледным, начал задыхаться, ему не хватало воздуха.
- Скорую не вызывай! Лучше я умру.
Она не поверила, что это не имитация, а настоящий приступ, думала, что он просто не хочет делить совместно нажитое имущество.  А скорую просит не вызывать, чтобы его не разоблачили.
Примерно через полгода – второй приступ.
- Что со мной? – тихо спросил он.
- Я не знаю, - ответила она.
И только когда его лицо стало синеть, бросилась его обнимать: «Пожалуйста, не умирай. Начнём всё сначала».  Поздно…