Зоопарк и война

Софка Путяро вышла с мамой из московского зоопарка со счастливыми глазами за последние несколько лет ее заканчивающегося детства, которое этот мир и взрослые однажды решили ее лишить.

 И забылась она сегодня в счастье, лаская взглядом лохматого в своем обоянии огромного, медлительного овцебыка с выразительными глазками, как у доверчивого и милого годовалого малыша, только что сьевшего манную кашку. И наслаждалась розовыми фламинго, устроивших перед ней чарующие танцы экзотических стран, а затем призом стал жираф, и увлеклась она его грациозными движениями. И вся толпа детей и взрослых подобострастно семенила за ним вдоль забора, и в какой -то момент он расставил красоту своих ног и чуть приподнявшись на пуантах пустил густую струю, от которой вспархнули обнаглевшие воробьи и щеки взрослых вспыхнули стыдом и восхищением, а рты изумленных детей раскрылись вместе с глазами, и провожали его, раскачивающегося в такт своей древней африканской  мелодии, под гипнозом уходящего московского лета.
 
 Они с мамой приехали на несколько дней в Москву по каким-то своим, как она ей сказала миграционным делам, а Софка даже не поняла, для чего, но как же ей повезло с зоопарком и она прижималась к ней и любила каждую секунду за доставшееся счастье.
 
 В тот день она совершенно забыла войну и Светловку, которую бомбили и захватывали воюющие стороны по нескольку раз. Лишь недавно, в школе, ей вдруг напомнили, когда с ребятами просматривала фотографии за компьютером вместе с учителем, и мальчишка, такой же беженец, как и она с мамой, сказал, что будто-бы увидел ее и пусть она мол, сама проверит, и они набрали в строке поиска слова: " война в Донецке фото".  Там она и узнала себя.

 Она сидела в подвале, на деревянном поддоне, застеленном одеялами, с такими же детьми и мурашки побежали по телу и руки оледенели, а потом ее бросило в жар и она все вспомнила. День за днем, тогда "это" очень долго продолжалось и не хватало сил жить, потому что и сил не оставалось от голода и безнадежья. Они, дети, их мамы и несколько пожилых мужчин несколько месяцев горевали в бомбоубежище, лишь иногда взрослые выбегали, чтобы раздобыть еду и воду и совершенно не понятно, как это им удавалось, какими правдами и неправдами, об этом они им не расказывали. Лишь случайно мальчишки шепотом поведали ей, что подслушали их разговор, а говорили  они, что во всей  огромной деревне  только три дома неразбомбленных осталось, а в огороде на хуторе танк подбитый, а рядом мертвые военные гниют и мухи и червяки на них копошатся. Она решительно всему верила, потому как и сама проживала в нечеловеческих условиях и стыдно ей становилось даже во время стрельбы, когда сжимало ее живот и она уходила в угол, а там иногда уже был кто-то из мальчишек. Там же, в подвале ютились и домашние животные, кошки, собаки, несколько наседок и коза, все существовали мирно, но и запах конечно стоял невообразимый...

 Софка приболела однажды, а температура и недостаток воздуха вызвало растройство сознания и к ней пришел жираф. Каким-то чудом она оказалась у него на спине и он задумчиво и медлительно прогуливал ее вдоль моря и над всей этой безмятежностью Джеки Иванчо пела "Время для нас" и ветер утихал и звезды мерцая бледнели и уходили за горизонт, а над ними распыляла свое волшебство утренняя заря и легкое подобие радуги раскрывало зонт пастэльных цветов и девочка  чувствовала свое выздоровление. А спустя три недели после того сна и выздоровления, они уехали из родных мест... Их эвакуировали.   

 Потом она стала чаще вспоминать войну и расспрашивать маму, которая и рассказала, что первые ощущения войны у нее были от поездки в Донецк, когда увидела вереницу автобусов из Ростова. И эти люди в автобусах были веселые, сытые, распевавшие песни, с флагами и транспарантами, а потом по российскому телевидению она увидела женщину какого-то высокого ранга с украинской фамилией и пыталась вслушиться в ее слова и не могла понять и только сердце безжалостно колотилось и подсказывало войну, которую им пророчили, и она пришла... война
 
 Мама с Софкой никуда не пытались бежать, не было не смысла, ни денег, ни сил, ни возможности, а когда им предложили в службе по переселению выехать на север России они безропотно согласились. Все оставшиеся в живых уехали, в Пермский край, Новосибирск, на Дальний Восток, вот только в Сочи и в Геленджик им по рассеянности не предлагали расселиться.