Кн. 4, ч. 3 Момент истины, гл. 1

               
                ГЛАВА  1


…Элеонор и Виктор находились в лаборатории. Вот уже две недели Виктор бился над тем, чтобы переадресовать гипноз на себя, но у него ничего не получалось. Он хмурился, снова и снова забирал кровь, и едва ли не пытался колдовать и читать заклинания. У самого лабораторного стола сидел Герфил с картоном и кусочком угля. Он быстро набрасывал портрет Виктора, сосредоточенно склонившегося над сложным прибором по забору крови. Слуга, для которого готовился прибор, покорно стоял поодаль, в ожидании приказов, сплетя руки за спиной. Он покачивался, был бледен меловой бледностью, но ещё держался на ногах и был способен работать.
 
Только после смерти Фернандеса подчинялся он не всегда, изредка впадал в ступор или тихое безумие: падал ничком, мычал и мотал головой.

И этим слугой был Чиллито.

Элеонор то и дело поправляла прядку волос, и то раскачивалась на носках, то заглядывала через плечо Виктора или Герфила. Наконец Виктор поднял на неё глаза и кивнул. Это значило, что пора готовить Фернандесова напарника к очередному испытанию.

Элеонор вздохнула, взяла резиновый жгут, повернулась к слуге. Сейчас она возьмёт Чиллито за руку и подведёт к знаменитому креслу, в которое папа усаживал испытуемых, засучит рукав комбинезона, перетянет предплечье…

Бесстрастная фигура зомби с ничего не выражающим лицом внезапно оскалилась и взметнула над головой огромный кухонный тесак. «Герфил, беги!» - хотела вскрикнуть Элеонор, но язык прилип к гортани. Элеонор успела толкнуть в спину Виктора, успела отпрянуть сама, но в тот миг, когда она попыталась ухватить за рукав Геру, Чиллито заревел по-звериному, и чудовищный тесак обрушился вниз…

 
…Элеонор вскрикнула и вскочила в холодном поту. Мария недовольно заворчала рядом и натянула одеяло на голову.

Значит, это был всего лишь сон. Слава Богу! «Слава Богу, что всё позади! Надеюсь, что это не повторится». Она перекрестилась и быстро прочла «Отче Наш».
Элеонор тихонько встала, натянула прямо на пижаму длинную свободную парку – привыкнет ли она когда-нибудь к замостинской погоде? - и вышла в холл, затем неслышно спустилась на первый этаж, на ощупь отыскала свои сапожки и шапочку. Всё равно больше не спать.

Ба! А вечер-то не такой уж и прохладный. Кажется, потеплело, и ветер сменился, стал душным и влажным. Приближается дождь? За всеми этими катавасиями Элеонор совсем забыла прослушать прогноз погоды. Кажется, Чиллито говорил о том, что погода здесь может меняться очень резко. За похолоданием, наверняка, наступит потепление, и снова можно будет загорать и купаться.

Элеонор ускорила шаг и вот уже вошла в пустой, холодный, тёмный куб, включила свет – сейчас лампочки тут присутствовали через одну, и было тускло. И то хорошо, что опасность миновала. Можно не бояться, что вынырнет из-за угла оскаленный, окровавленный маньяк с занесённым тесаком. Но всё равно в спортивном зале в одиночестве неуютно. Кажется, ей чего-то не хватает. И она знает точно, чего именно. Ей не хватает увальня Исидора, невозмутимого силача, рядом с которым всегда так покойно и уютно. Правда, есть у Иса один недостаток: ради соревнования он готов пожертвовать таким сомнительным удовольствием, как пребывание рядом с невестой в каком-то Замостине, пусть это и фамильная вотчина. Выход один: сопровождать его в его спортивных походах. Не такая уж великая жертва…

Элеонор с тоской подумала о том, что неторопливый Чет не торопится к своей невесте, конечно же, у него нашлось множество более неотложных дел – очередные дружеские встречи, очередные гонки, в которых непременно надо участвовать, очередные приятели, которые умрут без его поддержки. А вот она, Элеонор, умирает тут с тоски и тревоги, а он не спешит её возродить.

А всё же жаль, что им скоро уезжать. Правда, очень жаль. Жаль, что ей не довелось позагорать тут вместе с Исидором. И вообще, они слишком поздно сюда приехали. Вообразили, что обойдутся, что среди сверстников-студентов куда веселее и вольготнее. Оказывается, в полупустынном поместье, во всё ещё захолустном городке, ничуть не хуже, а ощущение себя наместницей прямо таки завораживает!


…Стукнула входная дверь, Элеонор передёрнулась, готовая закричать и броситься бежать, перепрыгивая через козлы и маты. Но в залу неуверенно вошёл Виктор.

- Виктор? Ты напугал меня до полусмерти, – изумлённо вскрикнула Элеонор. – Что ты тут делаешь?

- Наверное, то же, что и ты. Спасаюсь от бессонницы.

- Хорошо нас тряхануло. И почему это обрушилось на нас сразу же?

- Мы явились катализатором.

- Не думаю. Взрыв назревал давно. Вполне могло тряхануть и без нас. И мы прибыли бы к шапочному разбору: взбесившийся слуга и море трупов. И тогда не обошлось бы без следствия и полиции, счастливой оттого, что наконец-то нас достало, проклятье свершилось, и на нас можно отыграться.

- Ребята, опять у вас разборки? – Мария, звеня побрякушками-оберегами поверх длинной куртки Чила, надетой прямо на пижаму, деловитой походкой вошла в тренажёрную.

- И ты здесь!

- Мари, у тебя паранойя. Никаких разборок, мы сплочены и собраны, как никогда!

- И о чём разговоры?

- Всё о том же. Я опять просматривал записи, в них наверняка – ключ к разгадке убийства. Хотя лично мне всё это кажется в большей степени алхимией, а отец представляется этаким колдуном, злым гением.

- Кем бы он ни был, его разработки дают столько возможностей! Он просто не успел их все проработать и подтвердить опытным путём.

- Вопрос – где взять столько добровольцев? Не собираешься же ты экспериментировать на себе и корёжить саму себя?

- Отец не задавался вопросом о добровольцах.

- И… что ты имеешь в виду?

- Найдём. Для начала – наймём прислугу. Выберем бездетных и бессемейных. А там будет видно. Вики, ты сможешь защитить диссертацию на эту тему, а что она будет значить без практических исследований?

- Кто же позволит мне работать с живыми людьми?

- Добровольцы существовали во все времена. Просто те, кому нужны деньги. Бездомные, безработные и пропащие, никому не нужные, неизлечимо больные, наконец.

- А если очнутся старые враги отца?

- Тебе нужно заработать имя любой ценой, а тема… тема найдётся. О нашей тайне не должен знать никто, ты прав. Никто и не узнает.

- Ты что, собираешься засесть за восстановление лаба немедленно? В твоём интересном положении?

- Конечно, нет. Нечего спешить, впопыхах можно напортачить. Времени впереди навалом. Сначала мы все будем усердно учиться, заработаем деньги, капитал, нечего проживать за спиной Герфила и пользоваться преданностью домоправителей. У нас должен быть стопроцентно обеспеченный тыл, чтобы быт не тянул назад. Тогда можно будет купить любое количество добровольцев. Или даже обойтись без их согласия.

- И это говоришь ты, экологически чистая, поперечная и перпендикулярная? Или ты пошла волнами?

- Я остаюсь перпендикулярной, Вики. Просто сколько плоскостей, столько и перпендикуляров.

- Может, тебя лучше познакомить с хорошим парнем? – осторожно заметила Элеонор. – Найдёшь отца для ребёнка…

Мария внезапно расхохоталась: - Нет, Эля, домашняя ты моя киска! Я не собираюсь делиться, это будет мой ребёнок и только мой. Я так решила – и это решение самое справедливое и дальновидное. Я выполню свой долг – и буду свободной для свершений. Ребёнок будет расти, а у меня будет масса времени для совершенствования. Я закончу учёбу, и когда другие станут только задумываться о семье, детях, кряхтеть и охать, я со своей дочкой уже буду ходить рука об руку, как подружка с подружкой.

- Хорошо, если так, - пробормотал растерянный её напором Виктор. – Похоже, ты и впрямь заранее обдумала своё решение забеременеть.

- Честно говоря, не совсем так. Но моя концепция сформировалась не на пустом месте. Я так решила – и я так сделала. А вы, бьюсь об заклад, уже подумываете о том, что неплохо бы остаться. Так вот, я не позволю. Пусть родина. Пусть сладкие воспоминания детства. Пусть мама и отец. Надо уезжать. Вики, ты хмуришься?

- Значит, если я правильно понял, ты хочешь, чтобы мы, все трое, немедленно уехали назад, всё бросили, не начав?

- Лучше начать позже, но наверняка, чем тыкаться слепыми котятами. Итак, друзья, за учёбу, мы должны стать сильными, единой крепостью. Давайте поклянёмся друг другу в верности, рвении и согласии!

- Опять ты за свои клятвы. Очередной бзик!

- Мари права. Я – за! – сказала Эля. – Вики, а ты готов?

- Куда я без вас. Сестрички-кровососы.

- Тогда повторяйте за мною слова клятвы, – распорядилась Мария. – Перед лицом самых близких мне людей торжественно клянусь в преданности делу великого Виктора Мендеса. Клянусь идти по стопам отца, чтобы возродить его дело, создать материальную базу и концептуальный базис для империи. Для чего достичь высот в науках и… и регулярно отсылать Чиллито взносы на поддержание дома. Лично мне он нравится, и я не хочу его терять.

Элеонор и Виктор серьёзно и торжественно повторили слова клятвы, и это не казалось им смешным и нелепым.

- Молодцы! А теперь – шагом марш домой под звуки фанфар! Даю установку: выспаться.

…
Георгий поставил посреди залы вращающееся офисное кресло и восседал на нём, как король на именинах, в окружении фантомов прошлого. О чём он мечтал, чего желал – он не собирался никому докладывать. Это его, и только его.

- Гера, мы обсуждаем наш отъезд.

- Это, пожалуйста, без меня.

- Значит, ты твёрдо решил остаться?

- Зачем вам наставник, которого вы подозревали в убийстве? – тихо ответил Георгий. – Я уже не нужен вам. Я освобожу тебя от своего назойливого внимания. Зато вполне пригожусь тут. Именно здесь – моё место, мой кокон. Я это понял теперь. Я родился здесь заново. Похоронил друга. Нашёл нового.

- А твои выставки? Твои ученики? А как же память Пазильо?

- Её не убудет. Музей в надёжных руках. Выставки могут проходить и без меня. Механизм отлажен, всё идёт своим чередом. В крайнем случае, ничего не стоит слетать в Западную Европу. Ученикам скажу, что погнался за новой экзотикой и свежими впечатлениями. Они ещё позавидуют мне и ринутся в Гростию за вдохновением, - Герфил усмехнулся и посмотрел Виктору прямо в глаза: - Прости меня, если что не так. Я виноват перед тобой. Я просто был болен. Но когда вы вернётесь вновь, я уже буду здоров. Желаю успеха в учёбе.

- Это время пройдёт быстро, – пробормотал Виктор, ощущая глупые угрызения совести. – Какой-нибудь год или два. Всего-навсего.

- Вот и прекрасно! – нарочито бодро воскликнул Герфил, вскочил и зашагал по зале. – Я намерен за это время пополнить портретную галерею, и подреставрировать старенькое. Может быть, никто не замечает таких тонкостей, но я вижу, что годы, когда картины прятали в подвале куба, не прошли бесследно… К тому же, Бертран нуждается в опёке и психологической помощи, я обязан помочь. Как вы думаете, разве двое бедняг-художников, две одинокие и одичавшие творческие личности не сумеют найти общего языка? Нам нечего делить и больше не к кому ревновать друг друга.

- Похоже, что ты желаешь в первую очередь оберечь его от Чиллито, – заметил Виктор.

- Хоть бы и так. Они смотрят друг на друга волками последнее время. Ведь они тоже подозревали друг друга.

- Надо бы им покаяться и повиниться. Всё закончилось. Никто не виноват. А им жить в одном доме, бок о бок.

- Надеюсь, притрёмся заново.

- Желаю успешной притирки, Герфил.

- Спасибо, Вики.

Виктор покинул Герфила и спустился вниз, в свою комнату. Герфил прав. Им нужно расстаться. Виктору пора освобождаться от опёки с его стороны. Пусть отвыкает от него, а Виктор привыкнет обходиться без наставника. Виктор жалел Герфила, но так будет лучше для всех. Тем более что на горизонте замаячило кое-что утешительное и обнадёживающее для Виктора.

Виктор сосредоточено снова и снова перебирал события последней недели, тасовал их так и этак, рассматривал заново версии участников событий, даже нелепую версию Антонины. А ведь они так и не пришли с сёстрами ни к какому выводу. Какой-то карточки не хватало ему в этой мозаике, чтобы восстановить полную картину. Какая-то заноза сидела, беспокоя и непрестанно напоминая о себе. В компании с нею на второй план отступали даже его личные проблемы с Георгием.

Что, если сам Фе приказал слуге-зомби убить его, чтобы дать свободу Георгию и не вставать у него на пути? Но согласиться с тем, что причина убийства – банальная ревность? Фи! Как это пошло и расхоже! Через эту самую ревность подозрение падало поочерёдно на всех. И на Георгия, якобы вознамерившегося заполучить полномочия Фернандеса. Но Фернандес эти самые полномочия утратил с вхождением в наследство детей. Так что версия отпала. Далее, на Бертрана, самого молодого, и на Чиллито, старого друга Ферни, его одногодка. Версии тоже рухнули. Во-первых, Чиллито сам пережил покушение, и хотя алиби его не могло считаться строгим, Виктор верил, что он не мог убить друга, который ему попустительствовал. Во-вторых, безутешность и страдания Бертрана – импринтинг юноши, прошедшего через ад «выключения» и полного безволия, и пришедшего к верной любви до гроба – что может быть надёжнее?

А что, если никто не виноват. Самоубийство, замаскированное под убийство с целью компромата. Смысл? Никакого. Уж Фернандес-то точно от этого ничего не выиграл. Самоубийство от утраты цели жизни? Напротив, у него должен был появиться новый стимул. Виктор не мог понять мотивов немолодых людей, они казались ему реликтами ушедшей эпохи.

Он спустился из картинной галереи, и сообщил о своих наблюдениях Элеонор, которая уже собирала вещи. Это ещё не говорило ни о чём: просто немотивированная спешка. У них в запасе была целая неделя, да и погода установилась снова – тёплая и ласковая. Живи и наслаждайся жизнью. Элеонор ожила и находилась в приподнятом настроении, и даже напевала одну из тоскливых и пронзительных песенок Дона Гордона, причём в мажорном ключе. Причина была простой: наконец-то объявился Исидор, причём с очередной наградой за второе место в студенческих соревнованиях по мотоциклетному фристайлу.

Чет рвался увидеться с Элеонор, чтобы заключить её в свои медвежьи объятия, и мечтал ознакомиться с достопримечательностями экзотической Гростии вообще, и с прелестями вотчины невесты в частности - так сообщила Элеонор, которая утром проболтала с ним по телефону не менее часа. В данный момент они с Марией бурно обсуждали сей факт, и Виктор прервал их оживлённую и легкомысленную болтовню.
- Мотивы? У стариков не могло быть мотивов. Зато могли быть у вновь прибывших. У тебя, например. Вы все слишком завязались друг на друге. Герфил чересчур эмоционален, а тут сразу такой переплёт: вспыхнувшие воспоминания, обострённая преданность. Одни не хотят жить по-новому, другие не могут жить по-старому.

- Ты что, всерьёз подозревала меня? – спросил поражённый Виктор Элю, не веря своим ушам.

- Представь себе.

- И каковы резоны?

- Не знаю. Опять ревность?

- Бред! Хорошего же ты обо мне мнения!

- Ну, Фернандес часто перечил тебе. Не соглашался с твоими намерениями и планами. Мог даже помешать работе. Возможно, представлял тебе папу недостаточно… достойным. Открывал о нём какие-то не слишком приятные тайны. Он, наконец, мог захотеть вернуть Герфила.

- Во-первых, Фернандес не открывал мне никаких постыдных тайн. Ничего такого, чего не успел рассказать вам. Во-вторых, ревность… Из-за этого убивать? Пустая мелодрама! Бессмыслица! Я никогда этого не понимал.

- Может быть, это убийство не такое уж бессмысленное. Может быть, хорошо рассчитанный ход – посеять в нас сомнения и раздор. Чтобы мы не занимались восстановлением методики, и не плодили «кровников», а передрались из-за наследства и в результате пошли каждый своим путём, и ничего не добились.

- Виктор, Мари, разве мы еще не наговорились на эту тему? Разве ничего не разрешилось? Не пора ли забыть и угомониться? Сколько можно бередить? Сколько можно тыкать и резать по живому? – возмутилась Элеонор. – Вы просто свихнулись. Я не желаю снова и снова будировать ту же тему. Иначе мы доведём себя до психоза.

- Ну, ты, Вики, достаточно упрям, чтобы добиться своего, - продолжила Мария, отмахнувшись от сестры. - И ты – главная голова нашего трёхголового дракона. Поэтому в первую очередь хотели подставить тебя – хотя бы в глазах окружающих. У нас с Элей нет вовсе никаких резонов. И потом, мы – женщины, и не влезаем в чисто мужские разборки.

- То же самое я могу сказать о каждом из нас. Мы все – равнозначные головы. И тебе, Мари, упрямства не занимать. А Эля? Наш будущий финансовый гений! Тем более, выгоднее убрать нас. Я чувствую себя виновным, что подозревал Герфила. Надо извиниться перед ним. И вообще, перед отъездом неплохо бы извиниться перед всеми.

- Гера виновен не менее чем мы все. И не более. Тогда уж всем нам надо извиняться друг перед другом.

- Ну, извинились. Что делать дальше? Оставлять дом нельзя. Кто-то из нас должен остаться. Герфил и Чиллито не сделают того, что можем сделать мы.

- Только не я, - быстро сказала Элеонор. – Мне пора возвращаться в офис. Не буду же я зарабатывать деньги на расстоянии? И потом, кто думает о том, что учиться на заочном - это мёд, и что это оставляет уйму свободного времени? К тому же, я не хочу потерять жениха.

- А мне необходимо закончить свои рефераты и опубликовать их. Я тоже не могу делать это на расстоянии, мне необходимо появиться на кафедре, меня ждут! Мари, как ты считаешь?

- Разумеется, нужно первым делом закончить учёбу в университете, - ответила Мари серьёзно. – Это обязательное условие, залог нашего общего дела. Надеюсь, ты не думаешь, Вики, что вы сбежите, точно крысы с корабля.

- Конечно, не думаю.
 
Воцарилось беспокойное молчание.

- Значит, уходим все разом?

Виктор подумал о том, что сейчас где-то на задах поместья копаются несколько рабочих, подготавливая место сразу для двух новых маленьких склепов. Один – для Фернандеса, и другой – для его верного слуги – на этом настоял Виктор. Это был единственный слуга, удостоившийся такого почёта и памяти, и он их заслужил по праву. Наверное, проще всего думать, что верный Фернандес просто ушёл следом за своим кумиром, когда убедился, что в точности выполнил свой долг. В таком случае, он тоже почти что «зомби» Виктора Мендеса, на всю жизнь загипнотизированный обаянием Хозяина.

- Друзья, колебания и дискуссии бесполезны, - сказала вдруг Мария серьёзно и спокойно. – Я могу остаться – это не самопожертвование, а выверенный акт. Вы будете присылать мне посылки с деталями оборудования. Я смогу его монтировать. Подготовлю лабораторию. Подготовлюсь сама к рождению ребёнка. Мне нравится тут. И ребёнку будет хорошо. Доктор Ганичек поможет.

- А что потом, Мари? Ты думаешь, о чём говоришь? Как ты сумеешь сочетать это с младенцем?

- Мой младенец будет самым спокойным и сознательным младенцем, гарантирую. Я всё успею. А потом я выпишу литературу, свяжусь с учебными заведениями. И буду учиться - заочно. Я ещё догоню тебя, Вик, вот увидишь!

Виктор и Элеонор одновременно с сомнением посмотрели на её живот.

- Ты уверена, что будешь учиться?

- Ребятки, похоже, вы попали под влияние расхожего мнения о том, что беременные тупеют. Я не такая, ко мне это не относится.

- Что не относится – беременность или тупость? – рассмеялся Виктор.

- Не хами! Я не собираюсь тупеть, я это утверждение опровергну! А мой сын тоже станет гением!

- Ты вроде бы говорила, что ждёшь дочь…

- Не придирайся к словам, какая разница?

- А если отец ребёнка пожелает с тобой связаться?

- Разумеется, он пожелает. Но я не пожелаю. И если кто-нибудь захочет со мной связаться, и будет приставать к вам – я этого не хочу. Поняли – не хочу! Меня нет ни для кого!

- Поняли, поняли, не стоит нервничать, тебе вредно. Не шуми.

- Надо понимать так, что период дуракаваляния и хипповских сборищ прошёл? – осведомился Виктор. – Может быть, мне остаться с тобою? В конце концов, можно перевестись в местный университет. А то я буду беспокоиться о тебе.

Мари улыбнулась, подошла к брату и прижалась щекой к его щеке. Он погладил её укоротившиеся на длину отрезанных дредов волосы.

- Ну, как хотите, - сказала Элеонор. – Я-то точно не останусь. И кто будет зарабатывать для вас деньги, а? То-то!

- Вик, отправляйся с Элей. Со мной ничего не случится. Я буду с вами связываться через  Интернет. Всё очень просто. Помогу нашим «старичкам» не пасть духом. Скучно мне не будет, это уж точно. Мне никогда не бывало скучно на природе. А Бертран – просто кладезь интереснейших сведений из жизни Гростии и её истории. Я стану опекать Герфила, чтобы он не погряз в депрессии. В крайнем случае, подработаю у доктора Ганичека.

- Хорошее решение. Доктор Ганичек нам очень пригодится!

- И ещё – продолжу поиски и попробую связаться с дедом Альгисом. Сообщу вам, и тогда мы встретимся и отправимся к нему в его отшельническую пещеру.

- Я оставлю тебе свои вещи, – сказала Элеонор. -  Пиджак, свитер, шарф, сапожки, пальто и два платья. Да и туфли, пожалуй, тоже. И брюки. Когда родишь – влезешь. И мы непременно приедем тогда – на крестины. А то ты, чего доброго, сделаешь крестником Бертрана.

- Почему бы нет? Он будет очень милым и заботливым крестником. О Боги, о чём мы говорим? Прощаемся, словно вы уходите в космос. Мне ходить ещё четыре месяца – за это время мы сто раз встретимся! Пойдём к телефону, вместе поторопим Исидора, и я провожу вас до ворот.

И неразлучная троица, взявшись за руки, покинула гостиную. Чиллито, Бертран и Герфил, напряжённые и настороженные, стояли за дверями в ожидании решения.
Увидев молодых людей, Чиллито, как самый старший, сделал шаг вперёд и кашлянул.

- Мы просим прощения, но мы хотим точно знать ваше решение. От этого будут зависеть наши последующие действия.

- Чил, вы сможете заменить Фернандеса на его, так сказать, посту?

- Да, я прошёл почти весь путь рядом с Фе, но не как учёный. – Чиллито криво улыбнулся. – Что я? Я – ничто. Подсобник.  Всегда на подхвате. Постоянно в самой гуще, и при том - как бы в стороне от главного. У меня нет знаний. Есть лишь умения. Я это говорю потому, что не сумею помочь вам так, как помог бы Фернандес. Берти подтвердит. Да, Берти?

Бертран неожиданно всхлипнул и уткнулся лицом в спину Чиллито.

- Может быть, это я виноват. Зря затеял возрождение лаборатории, – вдруг с раскаянием сказал Виктор. – Занимался бы живописью со всей страстью. Тогда Фернандес бы не погиб.

- Вик, у тебя не может быть другой страсти, кроме биохимии! – перебила Мария жёстко. – Забудь о Герфиле и живописи. Они тоже принадлежат другой империи. Пусть Гера остаётся здесь, пусть им занимается Берт. Ты не останешься в этом дурдоме, это точно. Нам всем нужно продолжить образование. Ты будешь продолжать учиться биохимии, пойдёшь в аспирантуру, а потом станешь обучать меня, когда я рожу. Я так говорю, и я так хочу! Точка. Берт, Гера, Чил, что вы застыли истуканами?

- Я верю в то, что вы сумеете создать новую империю, - тихо сказал Чиллито. – Но мы в неё не впишемся, Мари права, Виктор. Мы принадлежим другой истории. Другой империи. Ушедшей безвозвратно. Думаю, что Фе наконец-то счастлив: когда вы явились, груз спал с его плеч, и ему стало так легко, что жизнь больше не имела права его обременять. Он встретится в аду со своим единственным кумиром – и поддержит его. Там, рядом с ним, он теперь нужнее. Пожалуй, я отдам распоряжения Антонине, а потом провожу вас.

Чиллито вышел через одну дверь, а через три минуты в гостиную через другую дверь без стука вошла Антонина. Тихо, сторожко, словно бы на цыпочках, как будто кого-то опасалась или от кого-то пряталась. Она была бледна, но решительна. Задержалась на миг у двери, потом прикрыла её так же бережно и глубоко вздохнула, точно собиралась запеть соло.

И первое, что она произнесла, было: - Его тут нет?