Белые ночи

   
   Какой-то идиот придумал выражение: «Увидеть Париж – и умереть…»
    Ну, видел я тот  Париж, и не раз. Правда, по интернету – смотреть особо нечего: ну, Эйфилевая  башня, ну,  Елисеевские поля, ну, возле Лувра стоит большой мужик с яйцами,  а Сена узкая и грязная.  Опять же кафе – столики,  по вытаскивали на улицу, так и гляди, что  бы какой-нибудь дурак на машине не сбил, когда ты, к примеру,  пьёшь кофе или на худой конец, «Бардо».   
Да, там так можно умереть.
   А названия.  Их же на трезвую голову, «хрен» прочтёшь,  как понапихают туда букв типа – «Ренаутев», а читают «Рено», явный перерасход краски для надписей и мыслей в голове…
    То ли дело Питер, особенно в конце мая, начало июня…
    Стоишь на берегу Невы, когда на закате разводят мосты, которые  поднимаются, как крылья, а между ними проходят, слегка сигналя, корабли.
   На набережной собирается толпы народа и особенно много молодых пар.   
   Я понимаю, почему девушки заманивают своих избранников.
   Солнце уже зашло за горизонт, а светло, как в пасмурную погоду.
   И  невольно теряешься во времени и пространстве: мозг не может понять: «Почему, время, как бы остановилось – вот  зашло светило, по логике, должен наступить вечер с сумерками, и дальше тёмная ночь, а небо «зависло», как в компьютере.  Проходит полчаса, час, а никаких изменений нет,  как будто, перед нами раскрыла свои объятия вечность…               
     И только, тихо слышно, там и тут:
- Ты, меня любишь?
  И чуть приглушённый голос:
- Да! 
   А дальше:
- Женишься?
   И, не редко, ответ:
- Да!
  Поэтому, эту фразу можно сказать так: «Поехать в Петербург – и жениться».
   Хотя, для некоторых, - это  может быть, одно и тоже…
     Так вот, когда я приехал к своему старшему брату Владимиру, то,  как художник, сразу кинулся бегать по всевозможным музеям, включая даже Эрмитаж.
 И уже через неделю насытившись  через край впечатлениями,  у меня, как говорится – «зачесались руки», и  зайдя на Невском в какую-то лавку художника, купил папку бумаги размером A-3 и пару мягких цанговых карандашей.  И начал работать.
 Ну, конечно периодически, рисовал то те, то другие интересные места и разнообразные архитектурные формы, включая сфинксов, львов, мосты и фасады дворцов, домов.
    А в Питере их огромное количество. Делал  это ни ради праздного любопытства или налетевшего, вдруг вдохновения, а довольно с прагматичной мыслью: «Приеду в Харьков, буду  поступать  в Худпром, ну, и естественно, свежие работы, могут мне понадобиться».
    И вот, как-то возвращаюсь я ближе к ужину домой, а там, как у нас говорят, «дым-киль-дым» : на столе тарелки, бокалы, алкоголь, в виде коньяка
и шампанского, а из кухни доносится жаренный аромат и цоканье ножей, явно нарезающих салаты. 
   Пока я приводил себя в порядок,  Алёна – жена  брата, выходит с молодой девушкой  с тарелками  наперевес наполненными всякими явствами.
    Оказалось, что это её подруга, которая  явно пришла в гости с определёнными целями.
   Ну, цель известная, как мир, познакомится с братом мужа, который не просто так себе, а подающий надежды молодой художник.
    Потому, что Алёна так  меня и представила:
- Это Евгений, подающий большие надежды – художник.
    Она явно преувеличила, но в этом, видно был какой-то план.
    Девушка оказалась очень миловидной, со стройной фигурой и серыми глазами, правда не блондинка, но со светлыми кудрями.
    Ни сколько не смущаясь, а глядя прямо мне в глаза, она сказала: 
- Меня зовут Алла.
   Мне представляться не было ни какого смысла, видно невестка про меня прожужжала  ей все уши, и я тогда ещё подумал: «Вот бывают же совпадения? У меня в Бердянске, тоже знакомая Алла, к которой я никак не доеду, наверно, всё это не просто так».
   Брат, видя небольшое наше замешательство, приглашает всех к столу.
      И тут же предлагает мне произнести тост.
 Я интересуюсь, что за повод и на какую тему надо произнести его.
    Алёна говорит:
- Так, у Аллы, сегодня день рождение!
- Это хорошо, - и продолжаю, - за мной – твой  портрет, а так, как я человек простой, то говорю стихами, - и прочитал свои «дежурные» стихи,               
которые я давно написал к такому мероприятию:

                «Вот пришёл твой день рожденья,
                Смех и музыка кругом.
                Прилив чувств и вдохновенья,
                И всё пляшет кувырком.

                В этот день все поздравляют
                И желают всяких благ,
                Тех, что сам себе желаешь.
                Ну, а ты себе не враг?

                Но взгрустнётся на мгновенье,
                Я имею то в виду:
                «К сожаленью день рожденье,
                Только раз в году…»

  Алла, как услышала и говорит:
- Так, ты, ещё и поэт?
- Да!- и продолжаю, - ты помнишь, как в группе «Воскресение» у Никольского «…мой  друг художник и поэт…»
 - Так, это он про тебя написал?- удивилась, наивная девушка.
   Я, склонив немного голову, говорю:
- Да, это – про  меня.
  Но тут, Володька с женой не выдержали, и начали смеяться, и Алла поняла, что я её разыграл. Правда, подогретый коньячком, я дальше продолжал читать стихи, производя на гостью, расслабленную несколькими бокалами шампанского, глубокое впечатление.               
    Брат с женой периодически уходили в другую комнату, якобы к малышу, оставляя нас наедине, и мы разговаривали и разговаривали, и через пару часов узнали много друг о друге.         
   Я, о том, что Алла заканчивала мед. училище по специальности – фельдшер-акушер, а она, что я, только, что прибыл из армии и собираюсь поступать в художественно-промышленный институт.
   Конечно, это не так, как у Булгакова, когда он писал: «Любовь нас поразила, как молния, как финский нож, ну и так далее…»
    Скорее всего, это было значительно проще, как у Фрейда – основной инстинкт. Ей было девятнадцать, да ещё после мед. училища, она прекрасно знала физиологию и анатомию, и у неё не было ни капли сомнения в своих желаниях.
  А, я двадцатидвухлетний юноша, да ещё после армейской «голодухи», закончивший художественное училище, и знавший анатомию не хуже, тоже не имел никаких тормозов на этот счёт.
    Нас удерживало, только двухкомнатная квартира брата, в которой людей было, как в бочке селёдок. Поэтому, когда в очередной раз брат с женой появились на пороге, Алла сказала:       
 - Уже, далеко, за полночь, мама будет волноваться, я пойду.
   И, я как джентльмен, предложил её провести.
   Брат говорит:
- Да, да обязательно проведи, тем более, что она живёт в соседнем подъезде.
   Но мне было,  всё равно, взяв Аллу под руку, я уже выходил из квартиры.
    В её подъезде, поцеловавшись на прощанье, мы договорились встретиться на следующий день.
    Целую ночь, я практически не спал – один образ, более заманчивее и краше, сменял другой, и только к утру опустился в небольшую дремоту.               
 Но с первыми лучами солнца, когда серое небо окрасилось золотым свечением, я уже был на ногах. Приведя себя в порядок, сел на кухне завтракать.
  К девяти я был уже готов, поэтому тут же начал «убалтывать» Алёну, что бы она позвонила своей подруге. Та позвонила и сказала, что через полчаса, Алла меня будет ждать у подъезда.
- А,  ты пока, выпей кофе»,- сказала она и отправилась спать дальше.
   Для меня, время текло мучительно долго, почти так же, как варился кофе. Наконец, когда он был готов, я практически не дав ему остыть – выпил залпом, и не почувствовав ни аромата, ни запаха,  захватив альбом и карандаши,  выскочил во двор.  Надо отдать должное, Алла вышла без опозданий, видно сказывалась привычка приходить на занятия  вовремя.
- Привет! Куда мы поедем? - улыбнувшись, спросила она.
 - Вообще-то я собирался съездить в Петергоф, вот только не знаю, как туда добираться,- сказал я.
- Легко! Я тебе всё покажу,- ещё раз улыбнувшись, и взяв меня под руку, повела за собой…               
   Добирались мы на катере, и я решил сделать небольшой рисунок Финского залива.
Разложившись  на верхней палубе на скамейках, потихоньку творю, приятно беседую с подругой, никого не трогаю.  А тут мужик, сидящий рядом, с фигурой как мешок, и мордой, как вареник, заглядывает мне через плечо и, всё время, пытается делать какие-то замечания:
- То, не так берег изобразил, то катерок соседний – не  такой.   
Я не выдержал и говорю:
 - Вот, тебе карандаш – рисуй!
   Он отвечает:
 - Я не умею.
 - Тогда сиди и молчи! - пригвоздил я его.
   Вот есть такие люди – у самих руки под одно место заточены, но зато, считают себя в праве  всем давать  указания.
   В общем, добрались до Петергофа нормально, сначала пристали к какой-то экскурсии, а потом Алла говорит: 
- Пошли, я тебе сама всё покажу.
   Конечно гид из неё никакой, но для меня это было неважно. Гулять по парку с молодой девушкой в короткой юбке, приятней, чем толкаться среди людей с открытыми ртами.
   Ходили, ходили и решили  немного передохнуть. Сели  прямо возле аллеи, где из-под земли фонтаны бьют.
   Это оказалось забавно…
   Идёт толпа, ничего не подозревающих зевак, а тут снизу, их струёй, как шандарахнет,  они естественно с визгом, разбегаются в разные стороны, а вода внезапно пропадает.
   Алла говорит:
- Смотри, вон идёт наш надоедливый попутчик, сейчас что-то будет.
   И точно. Очередная экскурсия движется по аллеи, а между ними возвышается, этот толстый мужик. И вдруг  несколько струй, бьёт с напором, да так, что поливает юбки, платья, ну конечно брюки, в том числе и мужика, и прямо скажем, совсем в интимных местах.
Он сначала не понял, начал возмущаться:               
- Безобразие, - кричит,- что же я теперь, как обоссаный? -  а потом накинувшись, на рядом идущего, мужчину  в очках говорит:
- Я знаю, это вы наступили на камень, а там клапан, вот он и сработал.
Мужчина интеллигентного вида оправдывается:
- Это не я.
   А толстый мужик на своём:
- Да я сам, видел, вот этот камень, - и становиться на него.
   А вода не бьёт. Все начали смеяться. А, толстый, не унимается и начинает прыгать на камешке, а воды нет.
  Тогда он нагибается и говорит:
- Наверно, забилось!-  и  начал шурудить пальцем.
И в это время, прямо в его варениковое лицо бьёт сильная струя.
  Все, с визгом – врассыпную, пищат, смеются.
   Лишь мужик с мокрой мордой, но довольный, подняв вверх палец, безапелляционно  продолжает:
   - Я же говорил, что там клапан, просто – забился.
   Я смотрю, а Алка у ха-хатывается.
 - Вот, дурак, - говорит, - он видно, по жизни тупой, но привык умничать.
-Так, что там не клапан?- удивляюсь, я.
    Она еще громче смеётся, и говорит:
- Вон смотри, вдалеке, мужик в шляпе с газетой сидит. А с правой стороны от него  небольшой столбик и как только идут по аллее люди, он незаметно, открывает кран. Вот так он и сидит целый день, обливает доверчивых посетителей. Это ещё Пётр первый придумал. Понятно?
   Я кивнул.
 Смотреть со стороны, как разводят лохов, вдвойне приятно.
   Потом говорю:   
- Алла, вот так и сиди и не двигайся, очень удачно свет падает, я обещал нарисовать твой портрет, в подарок к «днюхе», сейчас попытаюсь это сделать.
    Она  парирует:
- Спасибо, но у меня день рождение будет, аж, в сентябре. Но, я готова.
  Я немного удивился, но понял женский «коварный замысел», и принялся за работу.
   Для меня, это было привычное занятие, ещё тогда, когда я учился в училище, а вот праздношатающиеся, особенно дети и подростки обступили меня, единственная разница с толстым мужиком, это то, что они не давали советов и не комментировали работу. Так я и просидел с Аллой, закончив работу прямо к отходу катера. Назад мы возвращались уже ближе к вечеру.
  Я никак не мог привыкнуть светлому небу, которое не соответствовало времени на часах, поэтому по пути домой, мы зашли ещё в кафе перекусить.
   Вот таким образом, благодаря своей новой знакомой,  побывав почти во всех, музеях с картинами и без, я начал замечать, что подруга, мягко говоря притомилась от живописи.               
   Я то, это делал не только в познавательных целях, но и для того, чтобы в дальнейшем мог, так небрежно сказать, своим сокурсникам, а может даже и преподавателям:
   -Ах,  Эрмитаж, я там был… И в музее Фаберже, и Бродского, и Репина, и городской скульптуры, и даже, в музее Российской академии художеств – тоже  был…
    Это, всегда у творческого человека, подогревает его ЭГО.               
 Правда подруга моя была, чуть-чуть другого склада ума и интересов, и когда я, в очередной раз,  предложил ей пойти в  Государственный Русский музей, она вздохнув, спросила:
- Опять в музей?
   Я сделал умоляющую  физиономию и сказал:
 - Это – последний! Я всю жизнь хотел увидеть картину Куинджи – "Лунная ночь на Днепре". А в следующий раз пойдём в ресторан, который ты захочешь.
   Это предложение ей понравилось, и мы двинулись в путь. Добрались в музей уже ближе к обеду, а я ей всю дорогу рассказывал, что это выдающийся художник, что до сих пор никто не разгадал секрет его красок, которые имеют необыкновенное свечение. Она со скучающим видом, молча, слушала, а я, чем дальше, тем больше убеждался, что ей это всё, порядком надоело.
   Тогда, я подумал: «Интересно, она со своими сокурсниками, наверное, ходила в анатомические музеи и балдела, глядя на человеческие органы».
   Но, для меня и одной Кунсткамеры хватило, со всевозможными телами и уродцами в банках…
   Зайдя в музей, я решил пощадить девушку и повёл её прямо к картине Куинджи.
Это был прекрасное полотно внушительных размеров. Свечение луны и блеск Днепра, были настолько натуральными, что я сказал:
 - Когда происходила презентация, этого шедевра, то некоторые посетители подумали, что вместо луны – дырка, а сзади лампочка включена.
  Алла посмотрела с интересом, а потом спросила: - Так, может там действительно – плёночка, а за ней – лампочка, уж больно ярко светится луна? 
   У меня чуть не вырвалось:  «Дура! Какая плёнка, какая лампочка?»
  Но, взяв себя в руки, я сказал:
 - Подойди и посмотри на торец рамы, там ничего нет – пусто. Это был  великий мастер, которому у нас равных нет!
  И тут она меня добила окончательно. Она, видно не поверила, подойдя ближе к картине и заглядывая в промежуток между рамой и стеной, она сказала:
- Да, точно там ничего нет.
   Еще немного постояв, мы двинулись в обратный путь. Когда я провёл её к подъезду, она спросила:
- А, когда мы пойдём в ресторан, кстати, я в «Бригантину» хочу.
- Не переживай,- отвечаю,- завтра встретимся, я тебе сообщу,- и пошёл домой.
   И как раз вовремя.
Он, метушится, складывает вещи какие-то в сумку и говорит: 
- Я, послезавтра в рейс иду, а у тебя какие планы?
 А отвечаю:
- Никаких, ты в рейс а я – домой. Буду поступать в худпром, что бы год – не  пропал.
- А, как же, Алла? - допытывает брат.
 - Да, никак! Мне надо – рисовать и дальше учиться, а ей – скальпелем резать, да роды принимать. А жениться мне рано, так, что поеду я от греха подальше.
А, завтра, напоследок,  давай все вместе в «Бригантину» сходим.
  Он, почесал затылок и говорит:
- Ладно, там у меня один знакомый работает, так, что проблем не будет.
   Утром я позвонил Алле и сообщил, что вечером мы все идём в «Бригантину».
   Она обрадовалась и говорит:               
- Отлично, тогда я себя привожу в порядок, а вечером – встретимся.
   Я ещё подумал:
«Не фига себе, это ж надо целый день, что-то делать, над собой измываться, что бы вечером, просто выпить и закусить».
   Я вот, помою голову, подравняю бороду и – готово. Да, женщинам сложнее жить на этом свете…
    Вечером, собравшись все вместе, решили не шиковать и не брать такси, а добраться «на перекладных», то есть – на  общественном транспорте. 
  Действительно, знакомый Володькин,  официант – нашёл  нам столик, так, что наш праздник по случаю отбытия брата прошёл, можно сказать, на должном уровне, и мы засиделись, далеко за полночь, скорее, даже ближе к утру.    
  Брат с женой поехали домой, а мы с Аллой, по её инициативе,  пошли на набережную к разведённым мостам.  А там народу, почти, как днём – рассвет встречают. Мы нашли себе местечко, и прижавшись ко мне, Алла сказала: .
- Ты, тоже собираешься уезжать? 
Я кивнул.      
  Тогда, она, вздохнув, продолжила:
- Может, останешься?
   Тут,  в какой ни будь,  художественный вуз поступишь, а жить можно будет у меня.
  Я, конечно, понял к чему это, она клонит: жениться, прописаться и спокойно учиться…
Вроде бы план неплохой, но в нём много изъянов.
   Во-первых, поступать в Харькове и в Ленинграде это совсем разные вещи, где на одно место по пятьдесят человек. 
   Во-вторых, может женитьба это и не плохо, но могут быть и дети, а тогда и учёба, и работа, это слишком большая нагрузка, для моего молодого организма.
  И третье, и, наверное, самое главное, мы совсем разные люди в плане увлечений. Я увидел, за неделю, как ей безразлично тем, чем я занимаюсь, а в случае если я не поступлю,  она тут же скажет:   
 -Хватит, всякие картинки рисовать и корчить из себя не признанный талант, иди, зарабатывай деньги, хоть грузчиком в порту.
    Такая перспектива меня явно не устраивала…
А, тут и небо засветилось, яркими золотыми красками и под всеобщий восторг, мосты начали сводить. Они напоминали складывающиеся крылья, как будто что-то закрывается, заканчиваются какие-то события, какой-то этап жизни пришёл к своему логическому завершению…
  Посмотрев на всё это, я тихо сказал:
- Это, знак, а художники, такой суеверный народ!      
Вот, когда поднимают мосты – люди,  признаются в любви, и, наверное, женятся, а когда опускают – всё совсем  наоборот.
Это примета есть такая…