Past

I.

Капли острые бьются, как пули, о подоконник,
находя свой предел существующий или искомый
в разрушении мифа бессмертия о железяку,
на которой картина того, кто безудержно плакал.
Капли бьются – пускай. Эта дробь не трагичная вовсе,
потому что проходит история, жизнь и вопросы,
но навек остаются послания в памяти ливня:
он кричал, разбиваясь, но только кричал молчаливо.

Вылетая из недр земного, пылинка вздымает
обгоревшие руки навстречу кипящему маю...
Но сейчас вечереет и небо проникнуто мраком,
и метущийся ветер везде до сих пор одинаков...
Я ловлю отголоски тринадцатого обертона,
забывая, что ветер – стихия, что будто бездонна...
Но и там есть колодец, хранящий хрустальные пени,
обречённые быть под защитою от испаренья.

24. V. 2016

II.

Я ехал под дождём – мне было хорошо,
гремело всё вокруг и, в некоторой мере,
я счастлив был тому, что этот дождь пошёл,
поскольку я всегда своей натуре верен.
И сверху артобстрел пробил мой хлипкий зонт,
к тому ещё я был в воронке вод искупан,
но слава всем богам, что просто довезён
под нашей 'альма матер' пресвященный купол.

31. V. 2016

III.

Всё чернее улицы
и светлей глаза,
хочется углубиться
в городской пейзаж...
Хочется попроще быть
в тишине ночной:
образ доморощенный
был всегда со мной;
но цветы подёрнулись
трепетом весны:
безупречно тёмный весь,
мир увидел сны,
там пылало кружево
неземных речей –
перевод, не нужный нам,
неизвестно чей...

3. VI. 2016

IV.

«Как хорошо» – доносится отовсюду фраза, которая так непривычна уху...
Я неуверенно вторю: я снова буду эхом врезаться в дороги, скамейки, будки
с древними телефонами и, как будто прямо из них вырываясь приветствием, глухо
на бессознанье рассыплюсь: «Как хорошо».
Бродский твердил: ещё одна будет лишней; я обнимал и лелеял родную музу,
думая, как о возлюбленной, только лишь не о перемирии с чувством или затишье:
я дозвонился до края земли и вышел в сумрачный парк, одиночествами искусан –
вышел единственным звуком и вдаль пошёл.

3. VI. 2016