Февраль 1994

В 94 году я уволился из НИИ "Автомедтехника" в котором уже 6 месяцев не платили зарплату и не придумав ничего лучше стал зарабатывать частным извозом на еще довольно новой ВАЗ-2106, она же шестерка.

К тому времени когда произошла эта история о которой я сейчас вкратце поведаю, извозом я занимался около полугода. В тот день на улице не просто шел снег, это был апофеоз снегопада! Перевал Дятлова в Москве, адский снег, снежный ад! Короче, ветер был сильнейший и снегопад тоже. Он то начинался, то кончался. То густыми, плотными хлопьями падал на землю, то из за ветра кружил и кружил в пространстве не имея возможности спокойно лечь и слиться в одно единое с сугробами. Было очень холодно. Самое время подзаработать, думал я. Кто еще в такой день поедет бомбить? А народ хочешь-не хочешь работает. Это Москва.
 
- Привет...привет, - открыв пассажирскую дверцу,где-то на Дмитровском шоссе, устало улыбаясь сказала молодая девушка.
Брюнетка. Худенькая. Волосы короткие, глаза большие, голубые. Губы тонкие. Симпатичная, но пьяная.
- Вагон...ремонтная, два...двацть?
- Поехали.

Помнится, ехали молча. Я иногда сам завожу разговор, но только не с поддатыми.
- На право. Вот здесь, - вскоре сказал она, дурацким, пьяным голосом.
- Знаю, - буркнул я в ответ.
- Хорошо...это...приятная у вас машина, - вздохнула незнакомка. -  Чистая...

Я двинул зеркало, чтобы видеть ее. Заметив это, она почему-то замолчала и уставилась в окно. Глаза то и дело медленно закрывались и вдруг резко открывались. Когда мы приехали к ее подъезду, она порыскав в сумочке сказала, что денег у нее с собой нет и предложила подняться.

Идти не хотелось. В Москве тогда было неспокойно, убийства и грабежи были обычным делом. За прошедший год меня один раз даже ограбили, чеченцы угрожая ножом, но выбора не было, не отпускать же ее.

Подъезд был грязным и темным. Лифт гудел и постоянно что-то задевал. Мы стояли друг напротив друга. Пока мы поднимались незнакомка сказала, что мы сейчас застрянем, но распахнулись двери лифта и мы вышли.

Она открыла входную дверь, включила свет в прихожей. В глаза бросилась гора старой одежды. Свитера, брюки, какие-то пакеты, видеокассеты, тряпки и черт знает что еще. Бардак невероятный.

- Не стой здесь... Проходи... на кухню.
- Чего?
- Тут слишком навалено. Кухня там, - сказала она попытавшись снять сапог, но не сумев, выругалась матом и пошла прямо в обуви в единственную комнату.

Что-то тяжелое чувствовалось во всей этой обстановке.

Разбросанные вещи. Цветы на стене завяли, кажется, еще при Горбачеве. Я все смотрел на один занятный цветок, точнее на то, что когда-то было цветком. Занятным был даже не он, а горшок. Красный, а главное стальной, больше похожий на кастрюлю. Он висел на стене, в подставке, и на нем был нарисован молодой, кучерявый Ленин, как на значке для октябрят. Рядом висела небольшая, деревянная, лакированная доска с портретом Высоцкого. Хоть и самодельная, но такие я раньше видел.

Послышался какой-то стук, сквозняк ворвался из комнаты.

Я постоял немного и подал голос.

- Эй? Вы про меня не забыли?

Прошла минута, потом еще.

- Вы уснули что ли? - сказал я и пошел несмело в комнату. - Вы там где? - вошел я.

Оказавшись в комнате, я огляделся, но было совершенно темно. Только силуэт открытого балкона был виден из за уличного света.

- Вы здесь? - спросил я застыв. - Вы здесь? - снова спросил я, пытаясь найти в темноте выключатель.

Тишина.

- Дура, - прошептал я и шагнув к балкону, через мгновенье оказался на нем.

Обдало холодом. Положив руки на парапет балкона я оглядел улицу. Я еще помнится подумал, что этаж где-то пятый-шестой. Снегопад прекратился. Город застыл полностью заснеженный. Я посмотрел с балкона вниз и увидел ее. Неподвижную. "Мертвая" - подумал я.             

Менялись картинки. Помню бежал вниз по лестнице и далее мчал домой.

Было так заведено, что если ко мне заходили и дома меня не было, то зашедшие  все равно оставались на моей площадке. У меня было удобно бухать. Дом был построен к Олимпиаде-80. Лестница шла отдельным блоком и там можно было разложиться не мешая соседям. Тот день не стал исключением.

На лестничной клетке было темно. Лампа перегорела. Выйдя из лифта я не сразу разобрал кто там был.  На батарее стояла почти допитая бутылка водки, пластиковые стаканы. Рядом мой лучший друг Иосиф. Лев Бронштейн, из моего подъезда, и еще один парень, какой-то азиат которого я не знал.

Виделись мы еще днем поэтому не поздоровались. Они заметили меня когда я уже проворачивал замок в своей черной, стальной двери.
- Эй! – сказал мне вслед кто-то из них, но я уже закрыл дверь.

Дома я сразу залез в ванну. Пока вода набиралась я все дрожал. Вспомнились ее пьяные глаза, глупая, пьяная улыбка. Я вдруг начал вспоминать не знакомы ли мы. Это невозможно, - думал я. - Я пропал. Хоть бы никто не звонил в дверь!

На следующий день я проснулся когда сквозь серое, февральское небо, прямо в мое окно высветилось солнце бледным, затянутым мерзлотой желтком.

Под утро ушел обжигающий мороз и в комнате стало теплее. Я сразу же поднялся. На кухне засунул сигарету в рот и уставился в окно из которого на меня смотрели последние этажи соседней высотки. Холодное, голубое небо. Белым - бело.

Я вдруг вспомнил детство. Как однажды утром вышел из дома в школу и глаза мгновенно ослепил снег, лежащий везде и на всем, на каждом сантиметре бытия, покрывая подоконники, землю, тротуары, словом все вокруг! И вдруг осенила мысль, что когда-нибудь, когда буду очень счастлив, оставлю где-нибудь такой же след и в этот самый миг пронзило  чувство счастья и вера в будущее и в мечту.

Я закурил, затянулся, выпустил дым.

Перед глазами стоял ее образ на снегу, внизу. Я вспомнил ее в лифте,  в машине, потом как бежал вниз по лестнице. Помню, как еще на половине сигареты, ясно пришла мысль пойти и все рассказать милиционерам.

Вскоре я был внутри теплого здания милиции. Помню очень долго стоял на первом этаже, но обратиться к кому-то так и не решился.

Дома, на кухне, в объятиях люстры, отраженной в окне желтых от фонарей и пустынных от холода улиц, я все прокручивал и прокручивал вчерашний вечер, все вспоминал и вспоминал дорогу, подъезд, балкон и уже ночью, с сигаретой в зубах, глядя в окно на густой, красивый снег, медленно спускавшийся с черного неба я никак мог остановиться и успокоить свою память хотя бы ненадолго.

Рано утром я поспешил на ее квартиру. Никто не открывал и помотавшись по заснеженному городу, к вечеру я снова вернулся и как сумасшедший безнадежно давил на кнопку звонка.

- Вам кого? - лязгнул язычок замка соседней двери и на площадку вторгся запах жареного масла.
- Здравствуйте, - обернулся я заглядывая в щель дверного проема. - Я по поводу позавчерашнего происшествия.
- Чего? - донесся престарелый, женский голос. - Вы тут звоните, а она в больнице.
- Что? 
- В больнице.
- В больнице? - переспросил я. - В какой?
- Что? - переспросила страха.
- В какой больнице? - крикнул я.
- В восемьдесять первой.
 

Я сделал пару шагов назад и застыл. Было слышно как бегает вода по трубам, а через двадцать минут, утопая подошвами в снегу, подбегал ко входу  корпуса больницы. Узнав где она и бегом поднявшись на нужный мне этаж я сразу же увидел седого, угрюмого врача, который почесывая переносицу каким-то прибором похожим на ножницы сказал мне, что ночью она скончалась.

Был сильный ветер и я сильно замерз по дороге домой. На этаже я встретил Иосифа, мы скинулись и весь вечер у меня на кухне пили водку под консервы. Я все ему рассказал. Он диву давался, расспрашивал.

Когда он ушел я почти сразу уснул. Снилось мне много чего, но особенно выразительным был сон как я сижу в своей школе, в актовом зале. Темно, на сцене идет спектакль, рядом сидит какая-то девушка. Вдруг стоявшие вдоль стены взрослые, лысые мужчины начали смотреть на нас и девушка заплакала.
- Почему они смотрят на нас? - спросил я шепотом.
- Не знаю, - все плакала она. - Не знаю.
Я заметил на ее маленькой груди значок октябренка с молодым Лениным.
- А что сейчас октябрята есть? - спросил я и тут же проснулся.

Было утро.
   
Я действительно заболел. Постель была мокрой, температура высокая. Закрывая глаза мерещилось как что-то огромное падает на меня от чего я вздрагивал. Вскоре позвонили в дверь. Я перепугался, но поднявшись увидел на пороге Льва. Он как обычно взволнованный и потный прошел на кухню, зашумел кастрюлями и ложками, а я снова лег.

Минут через десять он вошел в комнату, медленно присел на стул рядом с кроватью, включил телевизор и взял с пола мою, полупустую пачку сигарет. Шли новости.
- Как ты можешь это смотреть? - спросил я.
Его глаза были почти закрыты. Он медленно почесал щеку и уставился в стену.
- Пепел... - сказал он. - Куда?
- Вон пепельница, справа, - ответил я, но увидев как он закрыл глаза забрал у него сигарету, докурил, после чего закутался посильнее в сырое от пота одеяло и развернулся к стене.