Музей
Я в нерешительности остановился. Поворачивать назад и снова пройтись по единственной в этом малюсеньком городке улице? До автобуса, который должен увезти меня, было ещё полтора часа, и девать их некуда. Ещё раз пойти в то кафе, в котором сегодня обедал?
В витрине посудного магазина появилась женщина, одетая в выцветшее платье, и начала переставлять тарелки. Интересно, зачем? Именно переставлять, а не убирать что-то, что выставлено было давным-давно, и не добавлять другое, чего потенциальные покупатели ещё не видели. Я с любопытством наблюдал за ней, пока она не прекратила работать и не уставилась на меня неприветливым взглядом. Словно рассерженная тем, что я на неё смотрю. Но я не подглядываю, а рассматривать витрину магазина в его рабочие часы никогда никому не возбранялось.
В конце концов, я не выдержал её сердитого взгляда. Отошёл в сторону – к крылечку со львами – и стал изучать список организаций. Другой литературы под руками не было.
В списке значился и музей. После этого слова была нарисована кривая цифра «3», что обозначало этаж, на котором музей располагался.
Я подумал, что это неплохой выход из положения. Вместо того, чтобы бессмысленно бродить по улочке, могу познакомиться с историей городка, если музей исторический. Или узнать о природе края, если краеведческий, или осмотреть другие экспонаты – мне безразлично, что выставлено для посетителей. Пусть это будет зоологический музей или музей часов – в любом случае, приятней, чем бесцельно бродить взад-вперёд.
По выщербленным ступенькам старомодной лестницы с деревянными перилами поднялся на третий этаж. От лестничной площадки начинался небольшой коридор длиной не более шести-семи шагов. С каждой стороны было по две двери, ведущие в неведомые мне конторы. Прямо передо мной гордо красовалась добротная дверь с яркой вывеской «Музей».
Открылась она легко, и я оказался в узенькой комнатке без окон. Слева была ещё одна дверца – грязно-белая, с окошком, над которым висела табличка с надписью «Касса». Справа – совсем уж обветшалая, без каких-либо опознавательных знаков. Она была немного приоткрыта, и запах, доносившийся оттуда, подсказывал, что там прячется туалет. Прямо же была массивная двустворчатая дверь, обрамлённая наличником. Она распахнулась в тот момент, когда я зашёл в помещение музея, и из неё вышли полноватая тётка в тёмном платье и девочка лет двенадцати в школьной форме.
– Вот видишь! – торжествующим голосом говорила тётка. – А ты не хотела идти.
Она косо посмотрела на меня и увела девочку. Я же про себя отметил, что если принять слова этой тётки на веру, то, значит, музей не так уж и плох. Но может, и наоборот, девочка просто молчаливо соглашалась с мамой – а я сразу уверился, что это её мама, – из вежливости.
В окошке кассы я увидел опрятно одетого дедушку лет семидесяти. В руках у него была раскрытая книжка. «Пенсионер, – подумалось мне, – устроившийся на спокойную посильную работу. И насыщенность его дня измеряется не количеством проданных билетов, а тем, как много он успел прочитать».
– Хотите в музей? – довольным голосом спросил дедушка, высунув голову из окошка.
Вместо ответа я протянул купюру. Сколько стоит билет, я не знал, прейскуранта на стене не было, но этих денег хватило бы на десяток билетов в любом музее.
Дедушка с довольным видом взял банкноту, посмотрел её на свет – настоящая ли – и спрятал в кассе. Пробил на старом - как и он -кассовом аппарате билет, отсчитал сдачу и протянул всё это мне.
– Музей закрывается через час, – предупредил он. – Постарайтесь не задерживаться.
Я кивнул, сунул сдачу и билет в карман и через двустворчатую дверь зашёл в помещение музея.
Я оказался в просторной комнате с тремя арочными окнами, занавешенными лёгкими шторами. Пол комнаты был покрыт тёмным линолеумом, а стены и потолок сияли белизной. Из комнаты вели две двери – одна налево, другая направо. Ухоженность помещения резко контрастировала с состоянием здания и приятно радовала глаз. Имелась только одна странность – комната была пуста, если не считать двух стульев, стоявших у стены в проёмах между окнами. Скорее всего, музей начинался за одной из дверей. Но где начало осмотра? Никаких указателей не было, и я наудачу прошёл в правую дверь.
Открывшаяся мне комната напоминала ту, в которой я находился секунды назад. Не было лишь двух стульев в проёмах между окнами, и отличались стены – до уровня моего роста они были не белыми, а чуть-чуть желтоватыми. В противоположном конце помещения была дверь в следующий зал. То, что комната была пуста, как и предыдущая, показалось поначалу забавным.
Я подошёл к чистенькой и аккуратной стене напротив окон. По логике, именно здесь должна размещаться экспозиция. Большое пространство – длина комнаты была в десять или даже двенадцать шагов, приятное освещение.
Никаких следов гвоздей, каких-либо креплений и прочего музейного оборудования не было. Словно этот зал побелили только вчера и ещё не успели разместить экспонаты.
Я пожал плечами и прошёл в следующий зал.
Но и он был пуст. Я вспомнил, что даже не поинтересовался у симпатичного дедушки – в музей чего или кого он продаёт билеты. Но какова бы ни была тематика, в музее хоть что-то должно же быть!
Всё ускоряющимся шагом я прошёл ещё три или четыре пустых зала. Остановился. Неожиданно сообразил, что музей не мог быть столь протяжённым. Позади остались шесть или даже семь залов, длина каждого десять-двенадцать шагов. Значит, я уже в шестидесяти или в семидесяти шагах от места, где начал путешествие. Всё здание не имело такой длины. Вспомнились сказки с их извечными чудесами – «снаружи маленький, а внутри – бо-о-о-льшой». Но я-то не в сказке! Повернуть назад? Вернуться к добродушному кассиру и расспросить о музее? Сказать ему: «Вы знаете, музей изнутри мне показался значительно бо;льшим, чем снаружи». А может быть, правильно было пойти в левую дверь? С левой стороны от этого здания есть другое строение, и цепочка залов не может быть столь длинной, иначе просто упрётся в соседний дом. Впрочем, какое мне дело до левой стороны, если чудеса творятся с правой?
«Сделаю ещё попытку», – решил я и направился в следующий зал. Всё то же. Салатного цвета стены и абсолютно пустое помещение. Меня это заело. Я решил во что бы то ни стало дойти до конца музея, раскрутить всю цепочку помещений. Но теперь считал залы. Десять, пятнадцать, двадцать... Стены постепенно становились темнее, цвета – насыщеннее. Желтоватые оттенки сменились на зеленоватые. Появилась злость. Я чувствовал себя, как бегун на марафоне, которому надо обязательно выиграть состязание, добежать первым до финиша. Словно это было делом всей моей жизни. Финишем должен был быть зал, в котором только одна дверь – входная. И тогда я с чистой совестью поверну назад и растрясу этого кассира, продающего билеты в музей без содержания!
Двадцать пятый, тридцатый, тридцать пятый зал. Стены стали голубыми. Некоторые из залов, пройденных мною, оказывались более длинными – в них было по четыре окна. В тридцать седьмом и тридцать восьмом в проёмах между стульчиками оказались небольшие банкетки, обитые пурпурным бархатом. Для отдыха тех, кто собрался дойти до конца? Но что означают темнеющие стены? В первом из залов они чисто белые, по пути становятся всё мрачнее. И, возможно, последним будет зал с чёрными стенами. Здесь они уже синие, значит, большая часть музея пройдена.
Стены сорокового зала были уже не синими, а ультрамариновыми. В сорок первом появились ещё более мрачные оттенки.
В сорок втором зале, стены которого выкрашены в пронзительный фиолетовый цвет, я остановился. Здесь были экспонаты. Два экспоната. В дальнем углу на изящном столике стояла большая корзина с муляжами фруктов. В другом – на небольшом пьедестале из мрамора гордо возвышался белый унитаз. На стене подле каждого предмета располагались взятые под стекло разъяснения.
Начало экспозиции? Но что общего между фруктами и унитазом? Нет, конечно, общее найти можно. Человеку, после того как поест фрукты, потребуется унитаз. Не сразу, конечно, но потребуется. Но так можно свести вместе любые предметы. Например, шпалы и кроссовки. Ведь может же человек в кроссовках ехать в поезде по рельсам, которые закреплены на шпалах. Но не помещать же всё это в один музей, в один зал!
Я подошёл к корзине с фруктами. Виднелись бананы и ананасы, груши и персики, апельсины и виноград. Вершину фруктовой пирамиды заняло большое зелёное яблоко. Надкушенное. Это рассмешило и в то же время озадачило меня. Что б это могло значить? Почему именно яблоку такой почёт – на вершине пирамиды, и почему его изваяли надкушенным? Присмотрелся и озадачился. Яблоко-то, похоже, настоящее.
Оглянулся по сторонам. Никого нет. Господи, да я за все сорок два зала ни души не встретил! Осторожно взял музейный экспонат в руки. Так и есть! Надкушенное яблоко было настоящим! Кто-то из посетителей, кто прошёл передо мной, надкусил его? Или наоборот – пришёл в музей со своим яблоком, откусил кусочек. Оно ему не понравилось, и он с озорством ребёнка положил фрукт рядом с другими. Я глянул на корзину. В центре виднелось небольшое алюминиевое блюдечко-подставка с прорезями и загнутыми краями. Сквозь прорези был виден штифт, который и держал эту подставку под яблоко. Кто-то надкусил музейный экспонат.
Взял – для сравнения - в руки банан. Покрутил его несколько секунд в руках. Дешёвый пластик. Положил на место.
Яблоко было свежее, и надкусили его недавно. Место надкуса не потемнело. Я почувствовал кисло-сладкий запах, исходящий от яблока. Захотелось его попробовать. Чтобы не искушать себя, быстро вернул фрукт на место. Кто же надкусил его? Тётка, с которой столкнулся на входе? Но почему яблоко живое, тогда как остальные фрукты представлены муляжами?
Я достал из кармашка очки и подошёл к листку с пояснениями, закреплённому под стеклом на стене.
Вертикально расположенный листок был разделён пополам. Верхнюю половину занимал текст на незнакомом мне языке, но на латинице. Возможно, итальянский, но может, и португальский. Во всяком случае, мне не знакомый. Нижняя половина листа заполнена текстом с непонятными мне буквами. Это был не арабский, не еврейский, не грузинский и ещё бог знает какой «не» язык. Это не были иероглифы, принятые в странах Дальнего Востока. Очередная загадка в цепи сюрреалистических приключений последнего часа.
Очки не потребовались. Я вернул их в кармашек пиджака и направился к унитазу. Приподнял крышку. Изнутри он сиял такой же чистотой и белизной, как снаружи и как тысячи его собратьев, выставленных в магазинах всего света. Ничего особенного или исключительного. Просто этому представителю семейства унитазов повезло попасть в музей и оставаться в чистоте до конца дней своих…
Глянул на часы. Ого! Я в музее уже пятнадцать минут. Мне казалось, что эта пробежка по залам была более быстрой.
Продолжить путь в следующий зал или вернуться назад? Что там может быть – если будет? Корзина с овощами и бетономешалка? Муляжи котлет и газонокосилка?
Я решительно направился назад, предвкушая удовольствие от расправы с дедушкой из кассы.
Сначала шёл быстро, но шаг мой постепенно замедлился. Обратил внимание, что в залах произошли некоторые изменения. По пути в зал, где были надкусанное яблоко и унитаз, я видел банкетки лишь дважды. Сейчас они попадались гораздо чаще. Менялись их размеры и цвет. По дороге туда я прошёл через два или три зала с четырьмя окнами и помнил, что в одном из них стульев не было. Сейчас, в первом же таком помещении увидел три стула. У стены, в проёмах между окнами. Кто-то шёл за мной и расставлял стулья и банкетки? Или я просмотрел выходы в служебные помещения?
Теперь я осматривал залы внимательно. В одном из них присел на стул, в другом – на банкетку. Убедиться, что они настоящие и что всё это мне не мерещится. Тщательно изучал глухие стены – нет ли следов замаскированных дверей и тайных ходов?
Стены от зала к залу светлели, и это уменьшало мою тревогу. Так что к тому времени, пока дошёл до места, в котором было не две двери, а три, моя агрессивность спала.
Зал, где помимо двух дверей, ведущих в другие помещения музея, была ещё и двустворчатая дверь в «предбанник», показался мне родным и близким. Словно нашёл выход из лабиринта. Я облегчённо вздохнул и распахнул двустворчатые двери.
Дедушка в кассе упоённо читал книжку. Услышав звук открывающейся двери, он оторвался от чтения и вопросительно посмотрел на меня.
– Ну, как вам наш музей?
Спросил это так приветливо и добродушно, что мой негативный запал сразу уменьшился вдвое. Тем не менее, ответил я с грозным возмущением в голосе:
– Как мне музей? Я ничего в нём не увидел, кроме корзины с фруктами и унитаза. И это – всё, что есть в сорока залах!
– А что вы ожидали увидеть?
Я ожидал конкретного ответа, а не такого. Полагал, что он начнёт извиняться, говорить о ремонте, реконструкции, запасниках и ещё бог знает о чём, имеющем отношение к музеям.
– Ничего, – рассеянно отвечал я, имея в виду, что заранее ни на что себя не настраивал.
– Ну, раз вы ничего не ожидали увидеть, то и не увидели.
Я опешил.
– Простите, этот ваш музей… Он музей чего?
Кассир словно не услышал моего вопроса.
– Вы сказали, что видели корзину с фруктами. Там яблоко было?
– Было, – он словно специально сбивал меня с толку, переводя разговор на другую тему.
– Надкусанное?
– Надкусанное.
– Вы его доели? Или хотя бы откусили малость?
– Доесть музейный экспонат? Да ещё кем-то надкусанный? Вы за кого меня принимаете!
– Кем-то? Вы не знаете, кто надкусил плод с дерева познания? – и, вздохнув, добавил:
– У вас был шанс.
– Ах, вот оно что! Древо познания перекочевало из рая во двор музея! И за умеренную плату каждому позволено вкусить плодов его?!
– Это музей человеческой глупости, вы спрашивали, – вспомнил вдруг дедушка.
– Охотно соглашаюсь! Вы рассчитываете на глупцов, которые не догадались спросить о содержании музея! – возмутился я.
– Глупец – тот, кто верит в нелепые легенды. И тот, кто в эти легенды не верит. Ибо фантазия человеческая на самом деле скудна и легенды формируются на основе того, что люди видят. Глупец – это тот, кто смотрит на мир чужими глазами. И тот, кто вообще не желает смотреть. Глупец – это тот, кто собственное любопытство считает наукой, полагая любое любопытство полезным. И тот, кто науку считает простым любопытством и тем самым отвергает её плоды. Глупец – тот, кто притворяется или выдаёт себя за другого, отказываясь этим от своего «я». И тот, кто не умеет притворяться, ибо этим он усложняет себе жизнь. Глуп тот, кто боится смерти, ибо страх парализует его. И тот, кто смерти не боится, ибо это делает его безрассудным.
– Да вы философ!..
– Вы через сколько залов прошли, прежде чем сюда вернулись? Сорок? А на размер нашего домика, перед тем, как зайти, внимания не обратили?
– Я не смог понять этого фокуса, – отвечал я. И тут же почувствовал, как изменились интонации моего голоса, словно уже оправдываюсь, подтверждая тем самым наихудшие подозрения собеседника. – Я что, один так себя вёл? Другие по залам не блуждали?
– Другие приходили для того, чтобы полюбоваться экспозицией. Любители живописи видели на стенах репродукции работ старых мастеров. Любители истории видели муляжи и голограммы артефактов. А те, кто приходили с установкой «давайте, развлекайте меня», – не видели ничего. Чем более человек упорствует в желании раскрыться и поделиться с музеем тем, что у него в душе, тем более музей разрастается в размерах. Музеям, как и людям, свойственно надеяться.
– Как это возможно?
– Виртуальный мир.
Это ничего не объясняло. Каким образом в этом виртуальном мире я держал приятно пахнущее яблоко в руках? А мои шаги? Я ведь не двигался как пантомимист, показывающий на сцене большие шаги, но на самом деле остающийся на том же самом месте. Что такое – этот его виртуальный мир?
– Но я не понимаю, как такое возможно? – моя сердитость не проходила. Она просто поменялась. Теперь я был зол на деда за то, что он выставил меня глупцом.
– Многие не понимают. Ко мне группа учёных из университета приезжала, тоже говорили, что не понимают. Не может, по их мнению, человек так свободно заходить и выходить из виртуального мира. Нельзя сделать так, чтобы этот мир ничем не отличался от реального. И я соглашался с ними – да, нельзя. Теоретически. Но я сделал. Работает. Как барометр вашей души, вашего настроения. Подождите секундочку.
Он нажал на невидимую мне кнопку, и раздался звук работающего принтера. Отпечатанный лист дедушка свернул вчетверо, вложил в голубой конверт, заклеил его и протянул мне.
– Держите. Музейный психоаналитик из того самого мира, которого вы не понимаете, шлёт вам некоторые советы. Что стоит в себе поменять, чтобы не попадать в нелепые ситуации, как случилось с вами сегодня. Чтобы не только смотреть на мир, но и видеть его. Не вскрывайте этот конверт, сейчас вы сердиты. А когда успокоитесь – почитайте. Советую прислушаться.
– Кто этот музей создал? – я почувствовал, что дедушка собирается заканчивать беседу.
– В том числе и я. Вот что, уважаемый. Не торопитесь, почитайте рекомендации, выполните, что сможете, и привыкните к ним. А тогда приезжайте. Не пожалеете!
И окошко захлопнулось.
Свидетельство о публикации №219030901387