Леночка

     Первый раз Леночку бойцы увидели в начале мая. Хрупкую, невесомую девчушку привёз командир авиационного полка, вместо раненого в бою лётчика Петрова. Встретили девушку настороженно. Командир эскадрильи, отвернувшись, покрутил пальцем у виска и тихонько шёпотом произнёс .
– Совсем там с ума посходили, пацанку прислали. Тоже нашлась, лётчица.
     Звено дружно загоготало.
– Отставить смех! – грозно рыкнул командир полка, – Леночка  – отличная лётчица, герой! Смотрите, раздолбаи, обидите, всех под трибунал отдам! Капитан Удальцов, покажите новому бойцу её самолёт, ознакомьте тут со всем, что и как, определите на постой. Всё, я уехал.
– Ну, пошли, крошечка-Хаврошечка, – уныло процедил Удальцов, скучно смотря вслед пыхтевшему по дороге скрипучему мотоциклу командира полка, – Определю тебя на постой.
     Девушка семенила следом за огромным Удальцовым, почти волоком таща за собой огромный вещмешок.
– Чего отстаёшь, мать-героиня? Устала что ль. Чё ж ты такая уставучая? На войне уставать нельзя! А ну, поторопись!
     Леночка молчала, пыхтя и отдуваясь, чуть прибавила темп. Наконец, они подошли к трём палаткам, украшенным наброшенными поверх ветками, чуть подальше, на широкой поляне стояли истребители.
– Выбирай! Хошь, сюда, здесь пять бойцов спят. Хошь, туда, в этой шесть. Вон там тоже потеснятся. Может, где себе местечко отобьёшь, – Удальцов, посвистывая, удалился к дороге, куда, наконец, прикатила полевая кухня с обедом.
     Леночка, бросив мешок, побрела в лес. Через пару часов, чуть дальше палаток, возвышался нехитрый шалашик, прикрытый сверху поношенной плащ-палаткой. Девушка внутри обустраивала своё жилище.
– Эй, лётчица-налётчица, там тебе котелок с кашей оставили, да чаю кружку, иди-ка поешь, не копошись, как муравей. Скоро вечер, полетим, а ты не жрамши и на самолёт не смотремши, – заржал Удальцов.
     Девчонка молча выползла из своего укрытия и побрела за едой. Удальцов вздохнул и пошёл к самолётам. Девять красавчиков дружно приютились в редкоствольном липнячке. Раскидистые кроны деревьев давали естественное укрытие машинам, правда, для вылета их приходилось выкатывать на поле. Зато с воздуха не видно, рощица и рощица.
     Эскадрилья Удальцова вылетала по ночам парами, реже звеньями, бомбить немецкие тыловые обозы, везущие фашистам кормёжку и боеприпасы. Как правило, с воздуха обозы не охраняли, снизу, конечно, постреливали, так и ранили неделю назад Петрова. Самолёт цел, одна дырочка махонькая, а у Петрова весь бок прострелен. Вот такая недолга. Петров в паре с Удальцовым летал. «Это что ж, мне с пигалицей летать придётся? – капитан почесал макушку, – Вот же судьба-злодейка, будем шерочкой да машерочкой, тьфу!» Так и вышло. Пара Леночка-Удальцов, правда, недолго вызывала насмешки. Лена оказалась отличной лётчицей. Уничтоженной техники на её счету совсем скоро стало больше, чем у остальных лётчиков. Леночке везло, ни один снаряд не летел мимо цели, ни разу не зацепило самолёт. Девчушку зауважали, к августу уже никто не смеялся над худенькой лётчицей.
     Удальцов постепенно привязался к девчушке и не заметил сам, как влюбился. У входа в шалашик стали появляться по утрам букетики полевых цветов, а Удальцов и Леночка, весело смеясь, прогуливались в роще. Эскадрилья теперь исподтишка хихикала над командиром.
     Ночи в августе уже становятся холодными, эта же ночь выдалась, как в середине июля, тёплая, полная стрёкота кузнечиков и кваканья лягушек в недалёком болотце за родничком. Летели двумя парами. Они возвращались назад, когда вверху завис мощный немецкий «мессер». Первая пара уже садилась на поле. Мессер развернулся, чтобы улететь. Местонахождение русской эскадрильи было раскрыто. Леночка, не долго думая, рванула за ним. Её лёгонький самолётик представлял мало опасности для «мессера», Удальцов тоже развернул свой, понёсся к Леночке, пытался закрыть её, подставившись под выстрелы фашиста. Он ещё не начал падать, и даже не закрылись его глаза, залитые кровью простреленной головы, когда Леночка, как фурия, пошла на таран. Сцепившиеся в смертельном объятии самолёты упали в дальнем конце поля, подняв в чёрное небо радужный жёлто-оранжевый всполох. Удальцов даже смог посадить свой самолёт, но выйти не сумел, умер, не выпустив ручку управления.
Лётчики копали могилу.
– Э, а чё одну-то копаете?
– Так вместе и похороним…Они ж вроде как любили друг друга…
– Да нельзя вместе-то, ведь не муж-жена! Рядом – пусть! А вместе ни-ни! Не по-божески это!
– Эх, – вздохнули два копальщика, вылезая из ямы, утираясь и начиная размечать ещё одну могилу.
Скоро и вторая могила была готова.
– Эй, робяты, а фрица-то что ли на верху оставим? Не по-божески. Да и будет ночами к нам ходить, злыдень, погребения просить.
– Ты чё, Митяй, хошь нас заставить третью могилку рыть?
– Ну, дык, не с командиром же фашиста хоронить?!
– Вот и рой! По нам, дак выбросить в болотце, лягухам на кормёжку.
– Эх, вы, креста на вас нет! – сплюнул Митяй и взялся за лопату.
     Похоронили всех трёх. Леночку с Удальцовым рядышком, а фрица чуть дальше. Из досок упавшего самолёта соорудили кресты, всем, троим. Митяй достал банку с красной краской, которой частенько подправлял красные звёзды на крыльях и написал на крестах: на одном – «Капитан Удальцов», на втором – «Леночка», а на третьем – «Подбитый фашист». А война шла…
***
     По широкому лунному лучу, держась за руки, шли высокий широкоплечий мужчина и хрупкая, невесомая девушка. Девушка смеялась, мужчина что-то доказывал. Сзади тихонько ковылял ещё один идущий. Первый повернулся:
– Эй, чё отстаёшь? Давай, догоняй! Мы как раз наш последний полёт обсуждаем.
     Отстающий приостановился, испуганно заозирался, но не подошёл.
– Да иди уже, не бойся! Здеся мы все равны – люди!
     Три человека шли по белой дороге, два мужчины и посреди девушка. Впереди ярко горела огромная Луна. Холодная? Вряд ли! Скорее уж горячая, как сердца, влюблённые в небо, геройские сердца, идущие в свой геройско-самолётный рай…