060. Цесаревич Николай - принцессе Аликс

Письмо Цесаревича Николая Александровича принцессе Гессен-Дармштадтской Аликс.
На английском языке с переводом на русский.

Мая 13/25 1894.       Красное Село.

№ 23.

My own beloved Darling,

Two lowing & tender kisses for № 21 & № 22. Now we are no more  roasted unluckily but are also being frozen like you. It is awful getting into bed under such circumstances, when it is so cold & so damp, I have to roll & jump inside to warm myself, and when that is done – everything is in a mess, all the sheets gone etc. Well! shortly it’s a nuisance! Let me thank you sweety, if it does’nt bore you, for the pretty little photo & the flowers. I am// going to put them into my little Bible & the photo too!

I like your buying those provisions for yourself – killing child that you are? Atleast you are going to eat them, else you never touch any food. I understand your feeling like going into exile – to that rotten Harrogate; but be shure my sweet love that I will be near you constantly in mu thoughts & prayers! Are you going to spend your dear birth day also there? Or shall you be already at Walton? Oh! by thq by! darling, I wanted to know, whether on arriving at Gravesend// I  am to send my gentleman & the priest straight to London, or leave them on board until Granny comes to Windsor?  Because, go to Walton they cannot as they would be in everybody’s way? I think I’ll leave all my things too, on the yacht – so then I’ll have the feeling of having come to a picnic and what a one? You know, my love, if I don’t become mad for joy on the day we meet again – it will be very wonderful, as now even when I am thinking of it I feel everything boiling inside &  my limbs begin trembling – quite a nervous old cow!//

This morning we began our work, wh. Might be compared to that of the old Egyptians – an enormous oblong place must be made flat in a fortnight – there are great uneven spaces & ravines to be filled up with earth etc. I think I will end by also taking a spade & beginning to work, because it is so awfully slow watching others at labour & do nothing one self. When it gets finer I shall take to my riding. Today I have been walking in the fields; the little flowers looked up as if they wanted to be picked, but for whom would// I do it? I was all alone!! One little violet though, tempted me and, instead of escaping temptation, je l’ai cueillie!

I am glad you saw such an excellent performance of Faust, it is a lovely divine & ever young fresh music! We are in mourning and I don’t hear any music except one band, wh. Has remained in town, you see our amusements here are not varied, we are in the camp & being soldiers must do our duty first & not lament about other things! But when I come to England – then my mourning shall fly like darkness flies from daylight & I shall go wherever my// little owl can follow me! Am I not right?

I must again answer a letter from Granny, if you knew what trouble they give me. Of course I try to write in a very grand & old-fashioned like style –  had you seen one of them you would be quite upset. But her letters are so awfully difficult to read, she has got a way of shortening her sentences and words in such a manner that I could not make out for a long time.

I hear the soldiers singing then grace before supper which is at 8. We also dine at that hour & in a few minutes the invasion// shall swarm my poor little house. Good-bye, my own darling little girl – I must be off to wash my paws & get ready for the dinner. A kiss sweety!

Here! I am back again. The dinner was very gay, we laughed a good deal. They always ask me questions about you diary, where you are & what you are doing & so on. I don’t know why but when that happened & they all stare at me, I get shy & even blush in the beginning – it is not ridiculous. All this comes from having kept my feelings down so long & from considering our matter as the most// sacred secret! Ach! those five years!!!!!

This evening there is an old actor, my great friend, who comes to some of the officers – he  narrates splendid stories & anecdote & copies people to a perfection. I am afraid there shall be a little drink after, but don’t be anxious for me, me love. Every drop of any glass I empty is always to yr precious health!  If it were not too tiresome, I would fil the whole letter with these words: I love you! Yes! and with my whole heart, with all my soul & with all the power of my spirit! God bless you, my own beloved sweet little darling Alix. A tender kiss fr. yr ever devoted Nicky.


Мая 13/25 1894.       Красное Село.

№ 23.

Моя дорогая и любимая,

Два нежных поцелуя за письма № 21 и № 22. Теперь, увы, и мы не жаримся, но замерзаем, как и вы. Ужасно при таких условиях ложиться в кровать, когда везде холодно и сыро, мне приходится кататься и чуть ли не прыгать внутри, чтобы согреться. А когда, наконец, тепло приходит – все в беспорядке, сбиты простыни и т.д. Что же! вообще-то, это всего лишь неприятный пустяк! Если можно, позволь мне поблагодарить тебя, родная, за эту прелестную маленькую фотографию и цветы. Я// положу их в мою маленькую Библию и снимок тоже!

Я очень рад, что ты закупаешь эту провизию для себя, ты просто невозможна! Пока ты не съешь все, не притронешься к другой пище. Понимаю твое настроение относительно ссылки, этого проклятого Хэррогейта, но будь спокойна, любовь моя, в своих мыслях и молитвах я всегда с тобой! Ты собираешься там же встретить твой замечательный день рождения? Или ты будешь уже в Уолтоне? О! Кстати! Дорогая, я хотел спросить, когда я приеду в Грейвсенд,// должен ли я буду послать моего человека и священника прямо в Лондон, или оставить их на борту, пока Бабушка не приедет в Виндзор? Потому что в Уолтон ехать они не могут, ибо будут всем мешать? Думаю, оставлю все мои вещи тоже на яхте, так что у меня будет ощущение, что я приехал на пикник, и какой пикник? Знаешь, любимая, если я не сойду с ума от радости в тот день, когда мы встретимся снова, это будет чудо, так как даже сейчас, когда я думаю об этом, у меня внутри все закипает и дрожит – совсем нервный, старый Теленок!//

Этим утром мы начали свою работу, которую можно было сравнить с тем, что делали древние египтяне. Огромный продолговатый склон надо сравнять с землей за две недели – полно ям и рытвин, которые надо засыпать землей. Думаю, кончится тем, что я тоже возьму лопату и примусь за дело, потому что слишком нудно наблюдать, как работают другие, и ничего не делать самому. Когда распогодится, я снова буду ездить верхом. Сегодня я гулял в полях; цветочки выглядывали, как будто хотели, чтобы их сорвали. Но для кого// мне было их рвать? Я был совсем один!! Меня, все же, искушала одна фиалка, и вместо того, чтобы противостоять искушению, я ее сорвал! [фр.]

Рад, что ты посмотрела отлично поставленного «Фауста», там прелестная, божественная и всегда молодая, свежая музыка! Мы в трауре, и я не слушаю никакой музыки, кроме нашего оркестра, что остался в городе. Видишь ли, наши развлечения здесь ограничены: мы в лагере, и наш солдатский долг идет превыше всего без всяких жалоб! Но когда я приеду в Англию – тогда мой траур испарится, словно тьма при свете дня, и я буду везде, где только моей// Совушке будет угодно! Разве я не прав?

Мне нужно снова ответить на письмо от Бабушки, если бы ты знала, сколько забот мне они доставляют. Конечно же, я постараюсь написать учтивым и старомодным стилем – если бы ты только увидела одно из них, ты бы сильно расстроилась. Ее письмо ужасно трудно читать, у нее такая манера сокращать предложения и слова, что я долго не могу разобрать их.

Я слышу, как солдаты поют благодарственную молитву перед ужином в 8 вечера. Мы тоже ужинаем в это же время, и через несколько минут вторжение// наводнит мой бедный маленький домик. До свидания, моя родная маленькая девочка. Мне надо идти мыть лапы и готовиться к обеду. Целую, милая!

Вот я и снова здесь. Обед прошел очень весело, мы хорошо посмеялись. Они всегда спрашивают меня о тебе, дорогая, где ты, что ты делаешь и так далее. Не знаю, почему, но когда это происходит, они все на меня смотрят, и я смущаюсь и даже краснею вначале, разве это не смешно? Все это происходит оттого, что я слишком долго держал свои чувства глубоко в себе, считая нашу историю// священной тайной! Ах! Эти пять лет!!!!!

Сегодня вечером здесь один старый актер, мой большой друг, который приезжает к нескольким офицерам; он прекрасно рассказывает разные истории, анекдоты и прекрасно имитирует людей. Боюсь, после выпьем немного, но не волнуйся за меня, любимая. Каждая капля любого стакана всегда будет выпита за твое драгоценное здоровье! Если бы это не было так скучно читать, я бы все письмо наполнил этими тремя словами: «Я тебя люблю!» Да! Всеми силами духа и души! Благослови тебя Бог, моя дорогая малышка Аликс. Нежный поцелуй от твоего верного Ники.