Мос и слонька

«…То, что называется причиной жизни,
оказывается одновременно и превосходной причиной смерти».
А. Камю «Миф о Сизифе. Эссе об абсурде»


Действующие лица:

О н

О н а


Действие 1

Акт 1

Обыкновенная квартира, обыкновенная комната. Стены, пол, потолок с люстрой. Шкаф с одеждой, сервант с посудой, полки с книгами, диван, стол, стулья. На стене – картина.  О н а  с галстуком на шее входит, неся перед собой стремянку, которую ставит  под люстрой, взбирается наверх, снимает люстру, причём упускает её, та падает и разбивается. О н а  на обнажившийся потолочный крючок накидывает один из концов галстука.

О н а: Дурацкая процедура. Скучная. Такое впечатление: либо генеральная уборка, либо ремонт. Это сколько же лет, как я смывала побелку? В прошлый ремонт. Нет. В прошлый – тётки две приходили. Обои ободрали и потолок водоэмульсионкой замазали. Забрызгали… Позапрошлый. Тогда ещё Диана разбилась в Париже. Везёт же – в Париже. А тут вешаешься в какой-то Тмутаракани… Ага, ну и как дальше? Медленно сходить по ступенькам? Дурь. А если просто табуретку поставить? Низко, галстук не зацеплю. А если стол и на стол табуретку? Высоко, не повисну. Собственно, и табуретку вышибить некому. Как они все вешаются? Галстук красивый – жалко. В желудке урчит. А я ела сегодня? Не помню… Не-а, не ела. Интересно, а у трупа в желудке может урчать? Фу, ужас какой… Придётся чаю выпить. О… чичёрные! А может, коньяку? Точно. Бутылка-то начатая. Выльют ведь потом… Хороший коньяк… Вот зря я не курю.

О н а  отцепляет галстук, спускается со стремянки. Находит бутылку. Наливает. Выпивает. Выходит. Слышен звон посуды, хлопанье дверцы холодильника. О н а  возвращается с кофейной чашкой и бутербродом. Садится на ступеньку стремянки.

О н а: (жуёт бутерброд и прихлёбывает из чашки) Вот ёлки-палки жизнь не удалась. Ну, что за фигня?! Все бабки сказали, что порчи на мне нет. Никаких проклятий там, «венцов безбрачия», блин. Так что тогда?! Какого хрена всё так перекручивается?! Кто смотрит томным взглядом и выскакивает из штанов – нафиг не нужен. Кто нужен, блин, - как будто повылазило. Чёрт те что. И так - всю жизнь. Ну, может мне хоть кто-нибудь… хоть приблизительно… сказать? Хоть на смерть грядущую? Ну, хорошо, ну, не красавица. А что – Томка красавица? Или Валька красавица? Или Олька? У каждой – от двух до пяти. Членов не семьи. О… чичёрные! Так может – это на них всех порча? На мне одной только нет…  Вот беда. Выходит: порча должна быть. Не, Олька говорит: муж, как родина, должен быть. А я, значит… Кино… «У них нет родины».

О н а  бросает пустую чашку на разбитую люстру и взбирается на стремянку. Цепляет галстук на крючок. Звонок в дверь. О н а  отцепляет галстук, матерится и идёт к двери.


Акт 2

О н а  открывает дверь, входит  О н. Молчание.

О н: Вы не ждали нас, а мы припёрлися. Н-да… Ну что, так и будем стоять в прихожей?

О н а: Проходите.

О н: Ну, спасибо.

О н  проходит в комнату, видит стремянку под крюком в потолке и разбитую люстру на полу.

О н: По какому поводу дебош? (замечает галстук у неё на шее) Теперь так носят? Ничего. Только завязан неправильно.

О н а: Сойдёт.

О н: О. Послышался звук человеческой речи.

О н а: Уже было «проходите».

О н: То был шелест прибрежных камышей.

О н а: Циник. А я и не разглядела.

О н: Разглядела, раз вешаться собралась.

О н а: Глупости. Хотела вытереть люстру, а она оборвалась.

О н: И потому нацепила галстук, и один из концов теперь разорван… В двух местах.

О н а: Шерлок Холмс выискался. Я никому не обещала хранить собственную жизнь. Я – не страховой агент.

О н: Тем более. Вешаться из-за разочарования в любви – пошло.

О н а: А от скуки?

О н: Мы от скуки – на все руки… Я не ослышался? Вам скучно?

О н а: Почему Вас это удивляет?

О н: Надо полагать, - по моей вине?

О н а: Давайте помолчим. А то так банально, что тошнит. (пауза) О… чичёрные, а давайте выпьем! Хотите?

О н: Больше ничего не остаётся.

О н а: Из чашек. ОК? Вам какие больше нравятся – чайные или кофейные?

О н: Да не всё ли равно? Хоть из консервных банок.

О н а: Консервов не ем, извините.

О н а  разливает коньяк в чашки. Подаёт гостю чашку, другую берёт сама.

О н: За что пьём?

О н а: Поводов много… Который главный?…

О н: Скука, раз уж ей такие почести… через повешенье.

О н а: Нет. За скуку пить не стану.

О н: Тогда – за банальную сбычу мечт, будь они неладны (залпом выпивает свой коньяк, чашку подбрасывает, и она разбивается о потолок).

О н а: За… до чего ж вы все одинаковые. Будь они неладны. (выпивает и чашку выбрасывает  в форточку)

О н: Давайте рассуждать о вкусе ананасов с теми, кто их пробовал.

О н а: И задеть за живое Вам меня больше не удастся. Живого нет. У кошки закончились все её девять жизней. Мышка бежала, хвостиком вильнула – кошка завязала галстук и повесилась.

О н: И всё-таки это – разочарование. Хм. Я буду жить вечно, если не умру в одночасье. От разочарования.

О н а: (перебивает) Я, возможно, сейчас скажу глупость, но мне уже ничего не стыдно. Только не смейте перебивать… ведь мечты должны исполняться. Хоть за мгновенье до смерти, правда же? (наливает коньяк в чашку, выпивает залпом и закашливается) Сколько я прожила? Немало. Но и не много. А на самом  деле я прожила всего пятнадцать лет. Потому что до пятнадцати… жизнь во мне развивалась… снаружи… ну, и изнутри, конечно. А потом – всё. Баста. Да. Оказывается, так бывает. Вокруг жизнь продолжается, все чего-то там бегают, суетятся… кто карьеру делает, кто детей рожает, покупают там… машины, квартиры… Кто любовников заводит… целый… батальон… А меня это… как бы… не касается. Я вся – внутри. Глубоко. Не видать и не достать. Мысли… чувства... мечты, опять же… С наружным миром это не имеет ничего общего. Ну, такие себе параллельные миры. Мой и остальной.

О н: Эт чё-то… паранойя какая-то.

О н а: Не перебивать! Слышите? Не смейте! Я знаю… (пауза.) Как-то… недавно совсем… поняла: большинство меня не видит. Совсем. Вот Вы… Вы… видите меня?

О н: Ну, я, вроде, зрячий, и вполне вменяемый.

О н а: Это – спорно. Но сейчас – не о том. А многие меня не видят. В упор. Сначала не замечала. Потом думала: да просто все заняты… каждый сам по себе… равнодушие и всё такое.  Теперь… Ладно, замяли. В школе ко мне относились, как к маленькой или ненормальной, словом – ни во что не ставили. Нет, училась-то я хорошо, списывать бежали, как миленькие. Ребята чуть ли не каждый день в любви признавались. Типа: ну, ты же знаешь, как я тебя люблю, дай домашку списать. Шутка такая. Вы тоже так делали?

О н: Я? Да никогда!

О н а: Ладно. Проехали. (пауза.) Но… была вроде бы какая-то цель. Или не цель, а перспектива или мечта, или… чёрт его знает. Но что-то было, было… В шестнадцать мои цели были перебиты  родительскими. Целями. И в институт не тот поступила. Потому что было сказано: твоя графомания – не накормит, а конторская работа – непыльная и… всегда кусок хлеба. И прочее. Короче, сама дала себя закопать… Проехали. И любила не тех. Не тех, кому нравилась. Какое гнусное слово. Всё равно, что про борщ или шмотки… А Вам я нравлюсь? (машет на него рукой) Нет, нет, молчите. Да, и не важно всё это. (пауза.) Вас предавали когда-нибудь?

О н: Сколько угодно. И не надо на меня ручками махать. Просто… я предателей сразу вычёркиваю… из близких. И отправляю...

О н а: Это Вы правильно… Но… это… как-то слишком просто. И ничего не решает. Знали бы Вы, как мне Вас жаль. Себя не жаль. Какой смысл себя жалеть? Миллиарды жизней проходят впустую. Всех – не пережалеешь. Я просто – как все. Ничего особенного. Так же, как у всех… иллюзия по поводу… что всё – впереди. Вот завтра, вот с понедельника, с нового года, вот похудею, найду новую работу... Знакомо? Нет? Всё – завтра, потом, когда-то. Откуда это? Правильно – из детства. Всегда ведь было… Что купят куклу или там… велосипед, новое платье… на день рожденья. В кино или в цирк – в воскресенье. Мороженое – когда будет тепло. На море – летом. Вот и ждёшь – воскресенья, лета, дня рождения, зарплаты… чёрт те чего ещё… ждёшь, ждёшь, ждёшь. И вот наступает момент, когда понимаешь, что жизнь почти закончилась, а ты и не заметил, потому что – прождал. Да, были… они… как их… обновы, и праздники, и море… Но эти, блин, ожидания – словно обирали их по дороге, обкрадывали… Теперь наступила унылая пора – задумываться. Что такое жизнь вообще? Зачем? Чем люди отличаются от крыс или муравьёв? Копошатся, копошатся. В основе – инстинкты, на поверхности – выделиться… значимость свою утвердить… в общей серой массе. Деньги и власть. Дупель-пусто… Тоска. Такая тоска, как будто сидишь у растопёртого окна, а за ним – осень: голое поле и серое небо. И они сливаются где-то там, у горизонта. И взгляду – совершенно не за что зацепиться… Облупившийся подоконник, грязное стекло и твоё смутное отражение в этом стекле…  (пауза)  Зачем Вы приехали? Что Вам нужно? Что Вы здесь забыли? Чего Вам ещё? Ну, дайте же мне хоть повеситься по-человечески…  Это же просто… это же… невозможно… я больше не могу… больше так не могу. (плачет, постепенно затихая)

О н: Действительно, зачем я приехал? Не знаю… но ещё утром знал. Чертовщина какая-то. А что – коньяк закончился? Впрочем, у меня – с собой.

О н  вынимает бутылку из пакета, с которым пришёл. Откупоривает и разливает. Долго смотрит на коньяк в своей чашке, что-то бормочет под нос, в конце концов – выпивает. Ставит чашку на подоконник, но та соскальзывает и разбивается.  О н  начинает нервно собирать осколки, потом бросает, садится на пол и затихает, уставившись в пространство перед собой. О н а  выпивает. Чашку бросает о стену.

О н а: О… чичёрные! Теперь придётся пить из горлышка. Чашки кончились. Хотя, нет, это кофейные кончились, но чайные... ага, и фужеры, и рюмки… Прорва небитой посуды. Интересно, коньяка хватит?

О н: Что? А… Супермаркеты работают круглосуточно.

О н а: А женский алкоголизм – неизлечим. Гы. Это ничего, что я немножко порвала Ваш галстук? Его ещё можно зашить. Или Ваша жена не умеет? Наверное, не умеет – зачем ей дырки зашивать, когда можно выбросить и купить новое.

О н: Какой мой галстук? У меня нет жены.

О н а: Ну, вот этот. Неправильно завязанный. Это же Ваш мне… то есть – мне Ваш… ой, кажется, я напилась. (хохочет.) Мой Ваш подарок. Вот. Сейчас мне будет плохо, а потом стыдно. Надо скорее вешаться. Вы не могли бы мне помочь? Я залезу на лестницу, а Вы её из-под меня заберёте.

О н: Не буду я ничего забирать. Мне ничего не нужно – у меня всё есть. И стремянка в том числе. И вообще, я – честный парень. (пауза) Галстук – это очень интимный подарок, между прочим. (пауза) Как-то… есть вдруг захотелось. У Вас есть что-нибудь поесть? Извините за каламбур.

О н а: Нет, но приготовить можно. Чего бы Вам хотелось?

О н: Ну, я так понимаю, что на стерлядь в серебряной кастрюльке с осетровой икрой и раковыми шейками рассчитывать не приходится…

О н а: Хорош паясничать, блин! Картошка, макароны или каша. Гречневая.

О н: Гречневая.

О н а: А волшебное слово?

О н: Будьте так любезны, сварите кашу, пожалуйста, если Вам не трудно. Гречневую.

О н а: Артииииист. Щас! Сварю.

О н а  поднимается и, пошатываясь, медленно выходит. На ходу снимает галстук и бросает на пол.


Акт 3

О н  некоторое время сидит неподвижно, потом встаёт, обходит комнату по кругу, листает какие-то книжки, альбомы с фотографиями, надолго задерживается у окна и, наконец,  подходит к галстуку. Поднимает его и надевает на себя. Подходит к стремянке, поднимается по ней к крюку на потолке, на который и цепляет один из концов галстука. Медленно спускается по перекладинам стремянки вниз. Входит  О н а.

О н а: Там… закипела… каша. Я не знаю, как солить… чуть-чуть или посильнее. Вы как любите? (смотрит на него) Галсту… чек… Не жмёт?

О н: По цвету – в самый раз.

О н а: Правда? А я сомневалась. (падает в обморок)

О н  пытается броситься к  Н е й - спускается по стремянке вниз, отчего галстук натягивается. Стремянка падает, и  О н  повисает на галстуке. О н а  от грохота стремянки приходит в себя и садится на полу. В это же время галстук обрывается - О н  падает, хрипя срывает с себя галстук, стараясь отдышаться. Оказывается сидящим рядом с  Н е й.

О н а: (с паузой после каждого слова) Я тут варила кашу и подумала: если уж я до сих пор жива, может, это зачем-нибудь нужно?

О н: (сквозь кашель) Удивительно трезвая мысль. И что? Вы здесь для того, чтобы служить мне живым укором?

О н а: Не угадали. Я здесь живу, но я не корм. (пауза) Однажды определила у себя одну вполне достойную черту характера: я не способна сделать подлость. Глупость – да, подлость – нет. Нет, я не бахвалюсь. Просто у меня эта черта есть, и она мне нравится.

О н: Подлость иногда трудно отличить от глупости.

О н а: Особенно ржавой мужской логикой. (пауза) Больно ушиблись?

О н: Я подумал, что цинизм – он сидит в голове. А поскольку гильотины упразднили…  осталось… Лучший способ избавиться от цинизма... Но теперь, ввиду неудачной попытки, жить мне, видимо, придётся долго. В то время, как мой цинизм… сдаётся мне, он стал на порядок наглее. Что же Вы купили в подарок столь непрочный товар? (пауза) Немного саднит плечо, и щеку ободрал. Ничего, ерунда. Как говорится, до свадьбы заживёт.

О н а: Вы всё-таки решили сыграть свадьбу? Оно и правильно. Сколько бы она ни уверяла, что ей всё равно или что она не хочет… Всё равно – хочет. Хоть однажды… принцессой. Это начинается в детском саду,  когда перед новогодним утренником всех девочек назначают «снежинками», а одну «Снегурочкой». Остальные ей завидуют.

О н: Дурочка-снегурочка. Ты – умная. Значит, «Снегурочкой» никогда не была.

О н а: Меня многие норовят называть на ты. (тянет воздух носом) Конечно, умная – у дуры каша бы не подгорела. Вы любите подгоревшую кашу?

О н: Просто обожаю.

О н а: Сейчас принесу. Масло класть?

О н: Конечно. Машу каслом не испортишь.

О н а: Так у меня его нет.

Он: Хм. Допустим, смешно. А что есть?

О н а: Сок. Томатный.

О н: У меня от него изжога.

О н а: От этого не будет. Он – домашний.

О н: Ещё домашние животные имеются?

О н а: Нет пока.

О н: Что значит «пока»?

О н а: Пытаюсь приручить, но плохо получается.

О н: Кого?

О н а: Одного чужого мужа.

О н: Только одного?

О н а: Когда же свадьба?

О н: Где каша?

О н а: Уже несу. Но масла нет. И дымом пахнет.

О н а  поднимается и выходит. Слышно негромкое звяканье посуды. Хлопает дверца холодильника.


Акт 4

О н  встаёт, потирает шею, откашливается, поправляет одежду, приглаживает волосы. Затем складывает стремянку и прислоняет её к стене у двери. Поднимает брошенный галстук. Подходит к груде осколков посреди комнаты и бросает на неё галстук.

О н: Самым мудрым оказался галстук. Просто Мессия, а не галстук: двоим уже жизнь спас. С чего это я вдруг в петлю полез? Без единой суицидальной мысли. Квартира что ли аномальная? Или голый крюк в потолке гипнотизирует? Ничего себе галстук. Шёлковый такой. И висел бы я на нём сейчас… «Запомни меня молодой и красивой»… Если бы я не позвонил в дверь, висела бы Она. А если бы не приехал – долго не знал бы... Эх, жизнь-загадка, нет разгадки.

О н а  появляясь в комнате с тарелкой и чашкой, ставит всё на стол.

О н а: Вот Ваша каша. И сок томатный. Хотела спросить, нужен ли Вам хлеб. Но потом вспомнила, что его нет, последний доела перед… перед Вашим приходом. (на кашу) Не очень подгорело.

О н: Благодарю. А ты как же? Компанию не составишь?

О н а: Боитесь, что подсыпала Вам яду?

О н: А смысл? Это было бы слишком хлопотно. Для тебя, разумеется.

О н а: Шутка юмора? Ладно, проехали. Рук не хватило на две порции. Принесу сейчас.

О н а  выходит.  О н  выпивает сок и раза два-три зачерпывает кашу из тарелки.  О н а  возвращается с другими тарелкой и чашкой, ставит их на стол.

О н а: Как говорится, чем богаты… Как Вам сок? Принести ещё?

О н: Достаточно. Сядь, поешь, разбегалась. И сколько можно выкать уже. Смешно, ей богу.

О н а: Обхохочетесь. (пауза) Не всё сразу. Может быть, нам и вовсе не надо рушить бастион под названием «Вы».

О н: (морщится) Пафос не люблю. Кстати, в доме музыкальные инструменты имеются?

О н а: И очень даже много. Ремешок, ложки, стиральная доска… чайник со свистком.

О н: Особенно ремешок впечатлил.

О н а: Всё просто: бьёшь кого-нибудь по мягкому месту – и он орёт. Есть такие, кому очень даже нравится. (доносится свист чайника) Ну, вот и музыка. Вам чай, кофе?

О н: Капучино. Чайник неси. Разберёмся. Кстати, галстук ты мне даришь или передумала?

О н а: На память об обоюдном повешении?

О н: А собиралась подарить по какому поводу?

О н а: Без повода. Была в туре за границей. Увидела, и захотелось купить… О… чичёрные, я ж забыла совсем!

О н: Что в холодильнике припрятана банка осетровой икры?

О н а: Из музыкальных инструментов ещё есть музыкальная шкатулка. (пауза) Что же Вы, такой голодный, кашу не едите? Если уж очень сухая, я могу растительным маслом полить.

О н: Ну, полей. Может, полегчает.

О н а: Вам или каше? (пауза) Вас-то что заставило в петлю полезть?

О н: А я что – не человек, что ли?

О н а: С сахаром или без?

О н: Чай или кофе?

О н а: Чайник закипел. Несу.

О н а  выходит.


Акт 5

О н  подходит к стене, вынимает из кармана авторучку, что-то быстро пишет на обоях и, заслышав шаги, быстро отходит от стены. Входит  О н а, несёт чайник и сахарницу.

О н а: Там, в кухне, на столе – чай в коробочке. Принесите, если не трудно.

О н: У него в жизни были трудности, и он привык их преодолевать.

О н  выходит. О н а  накрывает на стол: стелет скатерть, вынимает из серванта и расставляет посуду. При этом всё время обходит разбитую люстру. О н  входит со стеклянной баночкой, открывает её и нюхает.

О н: Кажется, это – кофе.

О н а: Он самый. Сварить?

О н: Если не затруднит.

О н а: У неё в жизни были трудности, и она привыкла их преодолевать. Вот только чашек кофейных нет больше.

О н: Как всегда – сначала трудности создаём, а потом их преодолеваем. Придётся кофе пить из фужеров для шампанского.

О н а: Хрусталь не выдержит горячего.

О н: «Боливар не выдержит двоих…» Вариантов – масса. Можно, например, пить через трубочку для коктейля прямо из турки.

О н а: Потом кожа во рту будет отваливаться такими белыми хлопьями. Обожжёшься, если через трубочку.

О н а  берёт у него из рук баночку с кофе и выходит.


Акт 6

О н  вновь подходит к стене и пишет на обоях. Доносится звон разбитой посуды. О н  выходит. Возвращается, неся  Е ё  на руках. Осторожно кладёт на диван и хлопает по щекам, пытаясь привести в чувство. О н а  открывает глаза. О н  наливает в фужер коньяку и подносит к её губам, заставляя выпить.

О н: Попробуй только сказать кому-нибудь, что я за тобой не ухаживал.

О н а: (отталкивает фужер с коньяком) Спасибо, не надо, мне и так плохо. (наблюдает, как  О н  перешагивает через разбитую люстру) Избавиться бы поскорее.

О н: Не понял.

О н а: Люстру, говорю, выбросить бы.

О н: Нельзя. Надо же спрятать этот уродливый крюк в потолке.

О н а: Но она же разбилась.

О н: Да, действительно. Сейчас выпьем кофе и отправимся за новой.

О н а: Зачем?

О н: Похоже, ты всё-таки ушиблась. И часто ты в обмороки падаешь?

О н а: Никогда раньше не падала. И не надо за мной ухаживать, и люстру не надо новую. Ничего не надо!

О н: И что дальше?

О н а: Ничего дальше. Вы же понимаете, что – ничего дальше. Какое у нас с Вами… Тьфу ты… Какое у меня «дальше»? Мне стыдно.

О н: Что кофе не умеешь варить? Так я и сам сварю.

О н а: Мне стыдно, что я родилась. Стыдно, понимаете?

О н: Понимаю: это – похмельный синдром. Ничего страшного. Можно похмелиться. А нет – само пройдёт.

О н а: Как Вас угораздило приехать?

О н: Хороший вопрос. Ну, думаю, не для того, чтобы вешаться… или люстру покупать… Не знаю.

О н а: Хороший ответ.

О н: Стоп. Кажется, знаю. Твой галстук мне приснился в волшебном сне.

О н а: Вы пишете сказки?

О н: Да, под псевдонимом А. Грин.

О н а: Агринеееееть. Про Карлсона?

О н: Про Красную Шапочку.

О н а: И всякий раз – на обоях?

О н: А что? По-моему, очень удобно.

О н а: А я, видите ли, устала.  Жить не хочется… Но, боже мой, как не хочется умирать. Не поняла я про жизнь чего-то самого главного. Чего-то самого простого. Ну, вроде того: куда деваются мысли, когда люди умирают. И ещё. Не хочу быть чем-то вроде грязи из-под ногтей. А я себя теперь всё время такой чувствую.

О н: А я себя чувствую не просто грязью из-под ногтей, а грязью, вымытой с мылом. Понимаешь? Я себе давно не принадлежу, я всё должен с кем-то согласовывать, чуть ли не каждый поход в сортир. Отчитываться. Едва ли не угождать. Отвечать по сто раз на одни и те же дурацкие вопросы. От меня зависит две сотни народу, и у каждого – своя жизнь, характер, не говоря об амбициях.  Я давно выспаться не могу по-человечески. Я всем должен улыбаться. И вообще – должен. Особенно тем, у кого не одалживал.

О н а: Это Вы на меня намекаете?

О н: Ты-то тут при чём? (останавливается) Да. Ты одна тут ни при чём. Да, потому и приехал… получается.

О н а: В те далёкие времена, когда провоз самолётом в ручной клади маникюрных ножниц и флакончика с духами не считался преступлением, я была вполне счастлива. Знаете почему? Я не боялась летать. И Вы, похоже, не боялись. А теперь мы оба боимся. Летать. Потому и ползаем. Вокруг да около. То обвиняем, то оправдываемся. Что, собственно, одно и то же.

О н: Противно, но факт. Представляешь, какой абсурд – повеситься не так страшно, как...

О н а: Неизвестность. Если умер – всё понятно, если нет – не понятно ничего. Это у Бога развлечение такое. Сидит себе на облачке и смотрит: ну-ка, чем вы там ещё меня удивите? Так что старайтесь – и воздастся Вам.

О н: Ага. Кованым сапогом по темечку.

О н а: И часто Вас били?

О н: Случалось. А тебя?

О н а: Случалось.

О н: За что?

О н а: А за что обычно бьют: или от скуки, или – злобу выместить.

О н: И кто же?

О н а: Все, кому не лень. Хамы в транспорте… словами, локтями... На работе бьют. То по финансам, то... Хозяину всегда кажется, что он тебе переплачивает. В конце концов – выпрет, и делай, что хочешь, хоть вешайся. Домой придёшь – то дверь долбанёт, то угол кровати…

О н: Так ты не расстраивайся. Меня бьют тем же и по тому же.

О н а: О… чичёрные… Он её за муки полюбил. Она его – за состраданье.

О н: Нет, за состраданием – не ко мне. Не про меня.

О н а: (трогает его за руку) А так и не скажешь, что сухой и чёрствый.

О н: (берёт её руку) Какая у тебя рука холодная, словно умерла ещё позавчера.

О н а: Не дождётесь. Просто отопление выключили. Вместе с горячей водой. Давление низкое, мысли унылые, нервы, сквозняки, соседи…

О н: А что соседи?

О н а: Ругаются. Ремонты вечные. Музыка гремит. Однажды стало абсолютно тихо, так я подумала, что оглохла.

О н: Ничего удивительного. От тишины тоже глохнут. Это, приблизительно, как всю жизнь пить яд, а после хватануть родниковой воды – отравишься моментально.

О н а: Вот-вот. Всю жизнь яд и пила. Теперь смертельно боюсь родниковой воды. Особенно после той дозы коньяку, после которой уже и вешаться не надо – само отомрёт.

Поцелуй, после которого  О н а, закрыв руками лицо, идёт в сторону окна, опускает руки и долго смотрит в окно.

О н а: Вы так и не сказали, когда свадьба. Не бойтесь, я не приду – я же не спрашиваю, где она будет.

О н: А я спрашиваю. Спрашиваю: доколе ты будешь мне выкать? Тебе не стыдно? Мы же уже даже вешались на брудершафт – на одном и том же галстуке, крючке и стремянке. И даже с одинаковым результатом.

О н а: Ноль – ноль. За это надо выпить, пока не назначили пенальти.

О н а  наливает коньяк в фужеры.

О н: Всё-таки хотелось бы чем-нибудь закусить.

О н а: Ну, положим, кашу я ещё не выбросила. (поднимает галстук) А ничего галстучек. Миленький такой, славный, даже, можно сказать... (снова бросает галстук на разбитую люстру) Гадость… ненавижу эти словечки: «милый» и «славный».

О н: Слова, как слова. Приятные.

О н а: Наверное. Это просто – личные ассоциации. Мои. И вообще я слова не люблю. Слова – предатели. Они мысли мои выдают. Вот скажите: что может быть интимнее мыслей?

О н: Что может быть интимнее мыслей?

О н а: Ничего. Или нет. Интимнее мыслей вообще, могут быть мысли о любви. Знаете, у меня есть одно интересное наблюдение: нас никто не учит различать мысли о любви на те, которые ЗА любовь и те, что ПРОТИВ любви. (пауза) И ещё одно…  Основная задача мыслей, заключённых в слова – убить любовь. Не находите? Наверное, так устроен мир.

О н: Это – мужской мир, женщинам его не понять… Постой, а стихи, песни… Ну, ты нагородила. Так. Всё. Пошёл варить кофе – надо разбодяжить эту ересь в голове. А то я сегодня уже вешался. Хорошенького понемножку.


Акт 7

О н  выходит. О н а  подходит к надписи на обоях, читает.

О н а: «Вопрос: Неужто, вам достаточно одной полуторной кровати на двоих? Ответ: Он любит, когда я складываю на него свои руки-ноги – это его умиляет. Он говорит, что у него тогда такое чувство, будто он смотрит мультик, где кто-то большой защищает кого-то маленького». (Гладит надпись на стене рукой, вдруг отдёргивает руку, отдирает исписанный кусок обоев, и рвёт на мелкие кусочки) Господи, Тебе весело? Значит, и мне весело. Так вот он какой, катарсис.

 В комнату входит  О н, неся турку с горячим кофе, но  О н а  Е г о  не замечает.

О н а: Знаешь, Господи, вот… когда нет денег – это противно. Не обидно, не досадно, не страшно – именно противно. Ещё противнее – когда похвалят и тотчас забудут… Противнее всего, когда признаются в любви и в то же самое время… а на самом деле… презирают… Господи, это до какой же степени тебе надо было полюбить нас, чтобы презреть. Господи, мне жаль тебя! Интересно, как ты меня теперь накажешь? Когда-то я в отчаянии прокляла тебя – и ты наказал меня предательством. С тех пор меня предавали все, все-пре-все – и ближние, и дальние. Господи, мне всё-таки кажется, что это не ты смотришь, как мы играем для тебя, это мы играем, чтобы увидеть, как ты на это отреагируешь. Так дети манипулируют родителями, закатывая истерики в магазине игрушек. Как же ты теперь накажешь меня, Господи?!

О н: Гхм. Я сварил кофе, но ни сахара, ни ложек не нашёл. Ты собралась переклеить обои или не понравилось, что было написано?

О н а: (роняя клочки обоев от неожиданности) С ложью надо нещадно бороться.

О н: Кстати, ложки – это от слова «ложь»? Я вот думаю: ложки, они обычно металлические, стало быть – не бьются. Меня не покидает чувство, что они здесь где-то должны быть.

О н а: Быть. Есть. В серванте, в ящичке за дверцей. А зачем?

О н: Кофе наливать. Он горячий, а ты сказала – будем пить из фужеров. (Достаёт фужеры из серванта и ложечки из ящичка, ставит две ложечки в два фужера )  Да, ложки – от слова «положить», то есть «класть», то есть…

О н а: Красть. Вы никогда не задумывались, почему копилку для денег часто делают в виде свиньи? У Вас не было такой в детстве?

О н: У меня была квадратная жестяная коробка из-под чая, с дыркой в крышке, а крышка запаяна по периметру.

О н а: А по-моему – с детства приучают к свинству. Накопительство – это свинство.

О н а   разливает кофе по фужерам.

О н: Ну, не знаю…  я копил на велосипед.

О н а: Купили?

О н: Купил. «Убитый» мотоцикл.

О н а: Бедный мотоцикл.

О н: Брось. Он неплохо ездил после ремонта.

О н а: Покатаете меня когда-нибудь на мотоцикле?

О н: Когда-нибудь… может быть... Нет у меня мотоцикла. Что я – байкер, что ли? «Лексус» подойдёт?

О н а: Хорошая машина, говорят. Впрочем – коробка на колёсах, как любая другая.

О н  поднимает фужеры и один из них подаёт ей.

О н: Мне больше нравится ассоциировать авто с каретой. «Карета подана». Если, конечно, это – не карета «скорой помощи». Да. Предлагаю тост за ложь во спасение.

О н а: (эхом) Ложь во спасение. (показывает на стену с ободранными обоями) А чей это был диалог?

О н: Не важно.

О н а: Важно. Вы написали это на стене в моём доме.

О н: Ты это порвала.

О н а: Я испугалась.

О н: Чего?

О н а: Не знаю. Испугалась. Очень.

О н: Ты – симпатичная.

О н а: Ага. Я знаю. Всем некрасивым обычно так говорят.

О н: Ты – красивая. Даже пьяная и без макияжа. Без украшений. Без нарядов.

О н а: Да, я, в общем-то – одета.

О н: Ну, не всё, что прикрывает тело, можно назвать одеждой.

О н а: Да. Вы правы. Полгорода у нас теперь занимают сэкондхэнды.

О н: А ты ходи по другой половине. Между прочим, тело ведь – тоже одежда, в каком-то смысле.

О н а: Или тюрьма.

О н: Так. Хорош. Лучше обойдёмся без философии. А насчёт внешности… Моё давнее наблюдение: любая внешность успевает очень скоро примелькаться. Что-то от недели до месяца. Почти как новые обои после ремонта. Разумеется, если за «фасадом» чувствуется содержание.

О н а: То-то, я смотрю, никто не парится. Особенно те, кто пиарятся. Я – человек простой, говорю стихами.

О н: Да я по поводу… в смысле… личных отношений.

О н а: Не знаю смысла личных отношений. Не знаю. Не приходилось. (характерный жест ладонью себе по лбу) А-а-а… Вы же меня боитесь. Как это я сразу не догадалась? Бомба с истекшим сроком службы… И правильно. Бойтесь. Так Вам и надо.

О н: Дурочка, я уже давно ничего не боюсь.

О н а: И я ничего… давно… мы оба – ничего и давно… Стоп. Ничего не боятся только трусы и идиоты. Ну, я – идиотка, или, как Вы мягко сказали, «дурочка». Нет, ещё раньше Вы сказали, что я умная. Неужели я кажусь умной? Умная идиотка – это, как… сочетание чёрного с чёрным. «Битва негров в глубокой пещере тёмной ночью». Н-да. Приехать-то  Вы приехали, но ничем не отличились от всех своих предшественников. И которых я, и которые меня… Не любили. Столько бутылок, и – ни одного цветочка. Не заслужила? Что же, в таком случае, Вас привело? Поиски новых ощущений? Охота к перемене мест? Другие какие потребности?

О н: Другие потребности.

О н а: А именно? Или это – тайна?

О н: Тайна. Даже для меня самого. Знаешь, со мной что-то такое происходит в последнее время. Пытался понять – не поддаётся. Пытался сравнить. Похоже на окукливание гусеницы. Но там, в результате, получается бабочка. Мне кажется, со мной что-то такое… тоже… только наоборот…  Да. Да. Давай выпьем, наконец.

Пьют. Ставят бокалы на стол. Поцелуй. Остаются стоять обнявшись.

О н: Похоже, трезвость снова становится нормой жизни. Бой посуды прекратился. Кстати, по поводу цветов. Они были, представь себе. Я их выбросил по дороге.

О н а: Нормально. Где же?

О н: Тут, возле дома, в мусорный контейнер. Хочешь убедиться?

О н а: В том, что не достойна первого и последнего букета?

О н а  замахивается, чтобы отвесить ему оплеуху, но  О н  успевает перехватить её руку.

О н: Это – твоя версия. И… я просил не махать на меня ручками. Забыла?

О н а: (выдёргивает руку из его руки) Я не обещала. А твоя? Версия?

Он: Ооооооооочи чёрные! Как кто-то тут любит говорить. Что я слышу? Ко мне на третьем полуштофе снизошли с местоимением «ты».

О н а: Это, на обоях, было из пьесы? Вашей?

О н: Ну вот, опять. Не успел толком обрадоваться.

О н а: Вашей?

О н: Это допрос?

О н а: С пристрастием.

О н: Тогда где утюг?

О н а: А у меня и паяльник вполне в рабочем состоянии. Вашей?

О н: Брось. Какая пьеса? Так просто. Импровизация.

О н а: Про букет – тоже импровизация?

О н: Нет. Подумал про себя: иду с этим долбаным букетом, как жених. Ну, какой из меня жених?

О н а: Конечно не жених – уже давно чужой муж.

О н: Да что ты пристебалась к этому венику, честное слово?

О н а: А ты мог бы вернуться и взять оттуда хоть один цветочек?

О н: Ну, я же не бомж, в помойке рыться.

О н а: Уж лучше б ты был бомжем. Нашёл бы теперь в мусорном баке букет, который какой-то истинный джентльмен от большого ума туда выкинул, – и мне бы притащил. Ты никогда не задумывался: может мне для полного счастья больше ничего и не нужно? Хоть один цветочек. Да ладно. Я не обижаюсь. Слишком глупо, даже для такой дурочки, как я. А потом… я и сама сходить могу. Порыться в мусорном баке. Не сочту за унижение. Раз уж всё равно повеситься не удалось, почему бы мне не начать новую жизнь с роскошного букета? И квартирка моя теперь очень даже напоминает бомжатник. (окидывает взглядом комнату) Мусор вынесу заодно. Вот только сгребу его сейчас. Во что бы… О… чичё… (осекается и смотрит на Него) Н-да. На балконе есть коробка, от люстры.


Акт 8

О н а  выходит. О н  поднимает галстук с кучи мусора и прячет во внутренний карман пиджака. О н а  возвращается с картонной коробкой, в которую складывает осколки и черепки.

О н а: Ну, как-то так. Только вот… что-то я сказать хотела… Что же? Да. Хотела сказать: я не настолько наивна, чтобы считать наивным… и Вас тоже.

О н а  берёт коробку и выходит. Слышно, как захлопывается входная дверь.

О н: И к чему это было сказано?

О н  смотрит на часы, подходит к стене, другой, на которой обои ещё целы, снова что-то быстро пишет на обоях и стремительно выходит. Слышно, как захлопнулась входная дверь.


Акт 9

Та же комната. О н а  входит с цветком в руках.

О н а: Ушёл. Или вовсе не было его? Люстры нет. Обои содраны. Посуды почти не осталось. (рассматривает цветок, нюхает, отыскивает вазу и ставит цветок в неё.) Цветок. Из мусорного контейнера. Один. А что удивительного? Я же сама заказала: «хоть один цветок». А заодно сказала, что мне больше ничего для полного счастья не надо. Мечты сбываются. Вот только счастья как-то… И что теперь делать? Вешаться вторично – как-то нелогично. (пауза, оглядывается вокруг) Да, а где, собственно, галстук? (ищет галстук глазами, ходит по всей комнате, не находит, садится на диван) Значит, всё-таки Он был. И бутылок из-под коньяка – целая батарея. (подходит к столу, берёт в руки бутылку и рассматривает этикетку) И коньяка я такого не видела никогда. Значит, был, не привиделось. Ну, и куда ушёл? За коньяком? За цветами? За люстрой? За посудой? За хлебом-солью? За каким чёртом?! (замечает надпись на обоях) О… чичёрные! Вновь на стенах письмена проступили. (подходит к стене, читает) «Сударыня, приглашаю Вас в ресторан. Форма одежды – коктейль, время 19.00» А сейчас сколько? (смотрит на часы) Осталось 5 минут. Ну, положим, сколько осталось – значения не имеет. Формы одежды «коктейль» у меня всё равно нет. Так что… (обводит глазами комнату) надо выпить… (подходит к столу) кофе, например. Ну и что, что холодный, зато – кто сварил… (поднимает бокал с недопитым кофе, смотрит кофе на просвет).


Акт 10

Звонок в дверь. О н а  с бокалом в руках идёт открывать и тотчас возвращается в комнату. Следом за ней входит  О н.

О н: Ты не увидела, что я написал на обоях?

О н а: Увидела и даже прочла.

О н: Так за чем же дело стало?

О н а: Надеть нечего. Вот – старые джинсы, футболка, свитер. В таком в приличные рестораны не пускают. А в неприличные Вы не ходите, я полагаю. Не в чем мне идти в Ваш ресторан.

О н: Нет у меня ресторана. Я в местном заведении столик заказал. Не хочешь, тогда я сам пойду. Есть очень хочется.

О н а: (подходит к нему и выплёскивает на него недопитый кофе) Так ведь тебе – тоже не в чем идти в ресторан.

Гаснет свет. В темноте «проступают» звуки соседних квартир: громкая  музыка, обрывки скандала, стук молотка, жужжание дрели. Постепенно всё стихает.


Действие 2

Акт 11

Светает. Та же квартира, та же комната. О н а  спит на диване. Звенит будильник. О н а  просыпается, потягивается, встаёт.

О н а: Опять сон дурацкий приснился. Или не сон? (поднимает голову и смотрит на люстру) Люстра на месте. (обводит взглядом комнату) Посуда цела. Обои… пора переклеивать. Всё – то же, всё – так же. Сегодня – это вчера? Или послезавтра? (трёт глаза, зевает, смотрится в зеркало) Глазки узкие. Сурок сурком. Поспать бы ещё, да на работу пора. Работа… от слова раб. (Выходит, слышатся звуки льющейся в звонкую посудину воды и характерные звуки зажигаемой конфорки на газовой плите. О н а  возвращается, делает зарядку, напевает. Вдруг в люстре гаснет одна из лампочек) Здрассьтекошкановыйгод! Не напасёшься этих лампочек.

Выходит, возвращается со стремянкой, которую устанавливает под люстрой, снова уходит, возвращается с лампочкой, поднимается на стремянку, меняет лампочку. Звонит телефон. О н а  поднимает трубку.

О н а: (в трубку) Алло. Алло! Алло!!! Эт чё – проверка связи? (бросает тубку на телефон, смотрит на часы) Так и на работу опоздать недолго. Хрен бы побрал эту долбаную работу. И вообще: женщина и работа – понятия несовместимые!  Слышишь, ты?! Может, скажешь, что мне делать?! Ну, не вешаться же, в самом деле! Мне. Молчишь. Ты всегда молчишь. Великий. Не мой. (выходит из комнаты).


Акт 12

О н а  возвращается с галстуком в руках, завязывает на нём узел, надевает галстук на шею. Подходит к стремянке. Медленно поднимается вверх по ступенькам. Со стены падает картина. О н а  вздрагивает и поворачивает голову в ту сторону, где висела картина. Опять спускается вниз, подходит к картине, поднимает её, поворачивает к себе обратной стороной.

О н а: (читает) Жэ, Дэ, У. Что такое жэдэу? Железнодорожный указатель? Жилищно-домовое управление? Жестокий деспотичный урод. Живое доказательство ума? Жёлтый демон удовольствия. Жэдэу… жэдэу… что же это… может быть… Инициалы художника? Нет-нет, у него – другие. Я точно знаю. А! Жду? Может, это значит просто «жду»? Ну, конечно! Это же ясно, как божий день. Жду-жду-жду-жду-жду… А кто? Кто кого ждёт? Кто ждёт-то?  И где? Когда? Зачем? Почему? Или уже не ждёт? Сейчас ведь не принято долго ждать. Все торопятся. Бесцельно, не разбирая дороги, в едином порыве… стадного чувства. Надо ловить момент, не упустить своего, в нужное время в нужном месте. Никогда не понимала, как это. В нужнике, что ли?.. Ждать не модно. И верить, и надеяться. Не модно. Дружить с инакомыслящими, нищебродами и лузерами… И любить. А кого любить? Кого любить?! Некого. Совсем некого любить. Да, и зачем? Жить. Зачем? Правильно. Незачем.

О н а  ладонью вытирает пыль с картины, аккуратно ставит картину на пол, прислонив к стене, подходит к стремянке и медленно поднимается по ступенькам. Звонок в дверь…


Акт 13

О н а  спускается со стремянки, подходит к двери и открывает. О н  входит в дверь с огромным букетом высоких белых роз.

Он: Привет. Я тут подумал… а вдруг ты меня не прогонишь…

Слышно, как в комнате падает люстра, после чего в кромешной темноте падает стремянка, по ходу разбивая сервант со всей посудой, затем рушатся стены, потолок… далее – пожар, потоп, вой сирен. Розы в букете меняют цвет.


З  а  н  а  в  е  с