Детство. Еда. Праздники и не только...

             

Мне иногда кажется, что в современном мире люди только и делают, что едят. Возможно, я не прав.

Едят везде: в кафе, ресторанах, пекарнях и небольших забегаловках, которыми изобилует современный город. Едят на экране телевизора — нет ни одного мало-мальски уважающего себя канала, который бы не показывал передачу вроде «Смак» или что-то подобное. Создаётся впечатление, что люди никогда раньше не ели и стараются как можно быстрее насытиться, словно опасаясь, что у них всё отнимут.

Трудно представить, как мы жили раньше, когда на квартал приходилась одна общепитовская столовая, ну, может быть, изредка рюмочная. Но главное, что никто не умирал с голоду; все были веселее и пели песни, потому что верили в светлое будущее. Поэтому даже кофе, сильно разбавленный молоком, в гранёном стакане казался таким вкусным.

Не знаю, почему я всё ною. Ведь я совершенно о другом хотел! И опять погружаюсь в воспоминания детства… Это единственное спасение, чтобы уйти от самых тяжёлых раздумий.

…Отец работал один и кормил всю семью, конечно, как мог. Но без помощи матери мы вряд ли смогли бы свести концы с концами. Она умело вела хозяйство, что приносило ощутимый довесок в бюджет семьи. Прежде всего, на ней был сад и огород. Излишки фруктов и ягод мы возили в Москву, на «Зацепский» рынок.

Наступала осень — пора заготовок на зиму. Очень хорошо помню, как резали капусту. На столе лежала ровная доска с выбоиной посередине. Нож кромсал капусту, не жалея поверхности доски. Ножи в доме всегда были хорошо заточены — отец был мастер этого дела. В то время ещё не было специальных приспособлений для резки капусты, и поэтому в ход шли только они…

Мать ловкими движениями подхватывала кочан, вертела его в руках, как бы оценивая, с какого бока лучше войти в хрустящую массу листьев. Кочан разлетался на половинки, а потом начинал превращаться в ровные тонкие полоски капусты… Тут же на столе лежала хорошо промытая морковь, ярко оранжевая и чудесно пахнущая. Она всегда привлекала моё внимание. Бывало, не выдержишь, возьмёшь «хвостик» поменьше и вонзишь в него зубы — какое это блаженство: хрустеть оранжевой свежестью, которая ещё утром росла на грядке! Попробуешь и капусту — как без этого! Особенно хороша была кочерыжка! 

Помню, как мы солили капусту в бочках. Она заполнялась до краёв, сверху укладывался деревянный круг, а на него — гнёт. Обычно в качестве гнёта использовали большой гладкий камень. Откуда он появлялся в нашем доме, я не знаю, но он всегда вызывал у меня ассоциации с сильным и крепким мужчиной. Мне хотелось стать таким же, как он.

Капусту мы покупали, потому что не могли вырастить её сами. Зато с яблоками всё было по-другому! В нашем саду росли шесть прекрасных яблонь, которые через год давали обильный урожай. Даже в «неурожайный» год яблок было много. Мы не знали, куда девать весь этот вкусный урожай.

Первое, что приходило в голову, — складировать яблоки на пол в летних комнатах, где даже летом прохладно. Сначала мы снимали ранние сорта, а последними, когда уже могли прихватить заморозки, — антоновские яблоки. Нет лучшего сорта, чем этот! Ни одни французские духи не сравнятся с ароматом настоящей антоновки.

Как приятно было ходить по поредевшему саду! Уже половина листьев облетела с деревьев. Смотришь вверх, а там забытые яблоки висят! Одно, другое… Треплются на ветру, но падать не спешат. Ждут, когда о них вспомнят. С каким азартом начинаешь трясти дерево, как охотник, который вышел на зайца, — наконец, яблоки падают. Поднимешь, вытрешь рукавом — и в рот! Откусишь кусочек, а там внутренность словно сахаром припудрена, светится вся в лучах осеннего солнца! Кажется, весь мир перед тобой открыт!

Антоновка может лежать долго, вплоть до декабря, но её всю не съесть. Остаётся только один выход — замачивать. Готовится очередная бочка: тщательно обрабатывается кипятком, протирается насухо. Закладываются яблоки, заливаются рассолом, добавляются листья смородины и вишни. Сверху деревянный круг и «гнёт», но уже не такой тяжёлый. А через месяц-полтора можно наслаждаться!

Я постоянно помогал матери в её трудах по заготовкам на зиму. Для меня это была обычная, довольно будничная работа. Однако сейчас, по прошествии многих лет, я понимаю, какое это счастье — участвовать в предзимних заготовках!

Закатывать в банки огурцы и помидоры было не моим делом. Туда меня не допускали, ведь чтобы хорошо «закрутить», надо особым мастерством обладать, которым владел только отец. А мать закладывала содержимое в тару. Какой же запах распространялся по всему дому! Один запах укропа чего стоил! А лист смородины и другие снадобья также пьянили своим ароматом!

Вот и зиму можно спокойно встречать! Подпол завален картошкой, там же свекла, редька и другие корнеплоды. Наступает пора праздников, советских, конечно. О Боге тогда никто не помышлял. Если только вера матери, которая сводилась к зажжению лампады по воскресеньям и в праздники церковного календаря — вот и всё.

Первая дата, когда можно было собраться всей семьёй, — 7 ноября. Был бы предлог для встречи! А чем встретить дорогих гостей, всегда найдётся — не беднее других. Мои сёстры приедут с мужьями, иногда тёти и дяди пожалуют — считай, вся столовая будет заполнена народом! Может, от кого подарок перепадёт — так это радость какая! Уже с раннего утра по дому разносится запах пирогов — мать старается. А я помогаю раздвигать стол, приносить стулья из другой комнаты, успеваю лишний раз сходить за водой на колодец.

Начинаем накрывать стол. Первыми на нём появляются холодные закуски и, прежде всего, селёдочка! Как же я её любил и люблю по сей день! Селёдке разрезали живот и вынимали внутренности, при этом рыбка могла быть наполнена икрой или молокой; и всё это шло тоже в пищу, но не на праздничный стол, а для «внутреннего» пользования. Затем её резали на кусочки и выкладывали на селёдочницу, обязательно с головой, у которой растопыривали жабры. И вот она лежит такая, удивлёнными глазами взирая на окружающих и как бы спрашивая: «А чего вы здесь делаете?» А в это время её украшают петрушкой, засовывая веточку в открытый рот, также всю её прокладывают кругляками нарезанного репчатого лука и сдабривают подсолнечным маслом…

На столе появляется салат «Оливье»! Иногда кажется, что он был вечно… Не забывают про винегрет, а как без него? Затем идут соления: огурцы, яблоки, помидоры, грибы. Была и колбаса, но какая! Пальчики оближешь. Запах той "любительской" памятен и сейчас. Вот и маринованная треска на столе. Её много, целая кастрюля, и она в красном томатном маринаде! Всё это красиво выставляется на стол. А теперь заключительный штрих — спиртное, прежде всего, это «Московская» водка за 2 руб. 87 коп… Кроме того, очень часто была какая-нибудь наливка или вино: портвейн, вермут… Сухое вино бывало очень редко — дефицит.

Приезжают гости, дом наполняется шумом и толкотнёй, отчего сразу хочется куда-нибудь исчезнуть, но я-то хорошо знаю, что надо сначала «отдать честь» гостям, а то обидятся, а уже потом можно и погулять.

Все рассаживаются за столом. Каждому определено своё место, и такой порядок сложился с годами. Отец — во главе стола!

— Ну что, мои дорогие, спасибо вам, что решили навестить стариков! Ну, давайте, за Революцию, что ли? — говорит отец, не задерживаясь, и выпивает первую рюмку. А потом легче пойдёт и веселее. Да и когда так открыто и «легально» выпьешь? Потом, если украдкой только…

"Ну что, повторим? — сказал Максим, наливая по тринадцатой" — это был излюбленный тост отца, но произносил он его, как правило, будучи уже под хорошим хмельком. Мать начинала искоса посматривать на него, но тут, и очень вовремя, кто-нибудь затягивал «Шумел камыш», и все подхватывали хором. Иногда получалось на разные голоса, но этого я уже не слышал, хорошо понимая, что моё время вышло — пора на улицу, там ребята ждут!

А весёлое семейное застолье продолжается дальше, при этом без телевизоров, компьютеров, мобильников, аудио-установок… А я в это время гоняю в футбол! Это значит, что время для меня остановилось — теперь, пока солнце не зайдёт и меня, наконец, хватятся дома…

                2019 г.*)