Музшкола Владимира. 5. Vladimir s Music school

Незаметно пролетел год, и вот  мы уже  ВО ВТОРОМ КЛАССЕ.


Мы за тем же самым обеденным столом, но перед каждым учеником  сегодня стоят четыре тарелки и лежит (о ужас!) нож.  Страшно, конечно, но вы же уже почти взрослые, а без ножа в изучении музыки нам не обойтись.
Почему тарелок не три и не семь, а именно четыре?   Да потому же,  почему   почти у всех  животных, да и у нас самих в молодости - четыре ноги.  Музыка всегда отражает жизнь, так же, как живопись и любое другое искусство.  Попробуйте нарисовать картину с трёхглазой девушкой на семиногой лошади.  Кто у вас её купит?  Вот и песню с трёхтактной или семитактной мелодией никто петь не станет.


Кто нас такими создал:  Бог или эволюция - мы в школе на эту тему спорить не станем.  Но все человеческие языки, включая музыку,  НЕ СОЗДАНЫ ЛЮДЬМИ.  Тут я, правда,  расхожусь во взглядах с любимым мною  Глинкой, который утверждал, что "музыку создают не композиторы, а НАРОД.   Композиторы  же лишь обрабатывают созданную народом  (по мнению Глинки)  музыку".   Однако  сегодня наука  считает   бесспорным тот факт,  что  мы  УЖЕ  СОЗДАНЫ  МУЗЫКАЛЬНЫМИ  с момента  НАШЕГО  РОЖДЕНИЯ  и даже  ДО РОЖДЕНИЯ.   Это доказано экспериментами с новорожденными.

Так  что  подавай  нам четыре такта  в любой мелодии и всё тут.   Иначе нам в музыке неудобно.

А вот для того,  чтобы понять это новое для вас слово ТАКТ я  эти тарелки перед вами и поставил.

Каждый из вас берёт из корзинки яблоки и кладёт по одному яблоку в каждую из ваших тарелок.  Тарелки стоят в линию слева направо, которую я так и не стёр с прошлого года.


В этот раз я начну  (но только объяснение, ни в коем случае не музыку - она идёт всегда слева направо) с самой последней тарелки на правой стороне.  Эта последняя тарелка  является последним, заключительным тактом нашей мелодии.  И (опять без дискуссий на тему, почему мы так устроены)  мы никогда не трогаем яблоко на этой последней тарелке.  Оно всегда будет ЦЕЛЫМ, неразрезанным. Потому что ни одна на свете песня не заканчивается короткой нотой, а сама  при этом длинными нотами  написана.  Так в музыке не бывает!


А вот яблоки на всех других тарелках, начиная с самой первой,  мы будем разрезать на части.  Но не как попало, а только на части, кратные двум или (но это лишь иногда) трём.

То-есть,  разрезать целое яблоко можно на две РАВНЫЕ  части, на четыре РАВНЫЕ части (всегда на равные части), на восемь, на шестнадцать, на 32 и так далее.
Можно и на три дольки разрезать, и на шесть, и на девять - но это в следующем классе школы,  а пока каждую часть яблока режем лишь пополам и получаем вдвое меньшие равные части.


Почему именно так нужно резать? Да для того чтобы мозгу ваших слушателей было совершенно ясно,  было бы легко "схватить и понять":  какая  нота  у нас длиннее,  а  какая короче,  и на сколько именно  длиннее?  Попробуйте, к примеру,  догадаться, глядя на две НЕПРАВИЛЬНО разрезанные части яблока - одна часть 11/17  яблока,  а другая  53/82 яблока  - какая из них больше?  Даже если и сумеете верно сделать  свои вычисления насчёт этих неправильно разрезанных яблок - будет уже слишком поздно.  Музыка живёт во времени,  а время бежит быстро.  Времени у слушателя для обработки в мозгу и понимания дробей (разрезанных  на дольки целых) очень, очень мало.


Вот именно поэтому ВСЕ слушатели терпеть не могут НЕРИТМИЧНУЮ музыку. В ней же ничего понять невозможно!  Я  обычно играю новичкам в моей школе одну и ту же песенку дважды: в первый раз ритмично, точно на счёт,  играю.  А  во второй раз  я " чуть-чуть ошибаюсь" в каждом такте:  то 15/16  в  такте сыграю,  то 17/16  вместо  16/16.  И все всегда просят меня поскорее остановиться - уж очень противно звучит такая музыка.


Так что старайтесь изо всех сил резать наши яблоки - такты  на тарелке  АБСОЛЮТНО ПОНЯТНО ДЛЯ ВСЕХ: что именно этой вашей частью яблока  вы хотели обозначить,  когда резали: половину, четверть или одну треть, к примеру? И для того,  чтобы сделать эту работу по-настоящему здорово,  чтобы никому нас покритиковать не захотелось  - хорошо бы наши яблоки при этом каким-нибудь инструментом измерять перед разрезанием, затем делать математические расчёты,  намечать по этим расчётам линии, и уж затем только резать.  Но мы же так с вами до следующего утра просидим с нашими четырьмя тактами.  Придётся резать приблизительно, "на глазок".


А в настоящей музыке неточно "резать" уже нельзя - ВСЕ до одного слушатели немедленно это замечают и у них настроение к вам и вашей музыке тотчас портится.  Однако чем точнее, аккуратнее вы "режете"  ваши "музыкальные яблоки" - тем больше вами восхищаются.  Иногда ваши слушатели  даже начинают "добавки просить"  -  "Бис!"  кричат.  И ради этого нам музыкантам право же нужно делать лучшее, на что мы способны. И в отношении ритма (а это как раз о том,  как именно мы разрезаем на дольки наши "музыкальные яблоки),  как нам этот ритм в нашей музыке наилучшим образом наладить - тут нам помогает замечательный прибор - метроном.


Недавно я аккомпанировал выступление на конкурсе прелестной юной скрипачке,  несомненно талантливой и имеющей настоящий дар трогать сердца слушателей.  Ей апплодировали больше всех. При подведении итогов конкурса его судья — профессор из США, скрипач одного из известных квартетов, спросил эту скрипачку: занимается ли она с метрономом или нет?  Скрипачка ответила: «Да!...Иногда».

Судья перевёл: «Иногда — это значит раз в несколько месяцев,  что  я и  слышал в Вашем исполнении.  Я  -  музыкант высшей квалификации,  все участники моего квартета — тоже. У нас у всех докторская степень в музыке. Но 98% нашего времени мы работаем с метрономом.
Многие не желают работать с метрономом,  заявляя о  своём желании свободы в музыке и   нежелании быть рабом метронома. Но это совершенно неверно.

Я весь день смотрю на свои часы,  но  они  не  сделали меня своим рабом.  Наоборот,  они сделали меня хозяином моего времени.  Я  могу умышленно придти на час позже на заседание,  которое мне не интересно.  Я  могу опоздать на 15 минут к друзьям, которые,  я  уверен,  простят меня за опоздание. Но  я  же приеду за полчаса до отлёта моего самолёта,  чтобы  не рисковать и не нервничать — я свободно распоряжаюсь  своим временем,  как Я  хочу,  а не как получится.

А  вот без  часов  я  бы то и дело попадал   в  трудные  и нелепые обстоятельства . И это самое плохое  рабство — рабство случая.

Если бы Вы работали с метрономом,  то  первое место на этом конкурсе несомненно было бы Вашим.  Вы очень понравились и мне, и публике,  и  я желаю  Вам самых больших успехов в музыке. Но Ваша нестабильность в ритме и явные просчёты в нескольких тактах отбросили Вас с первого места на третье.  Я  не мог принять другого решения — это было бы нечестно перед теми,  кто не делал таких ошибок».


Когда я приехал В Канаду и пришёл в первый день на работу в  консерваторию,  меня уже через несколько часов срочно вызвали к директору. "Что Вы  на Ваших уроках тут делаете?" - с гневом сказал он мне.  "Разве Вы не знаете,  что  метрономы в нашей консерватории строго запрещены?  Вы  не  имеете права приносить их сюда и использовать для обучения студентов!"

Я удивился и спросил, почему метрономы у них запрещены?

"Да потому что студенты тотчас же поймут,  как  плохо  они  играют,  и  тут же бросят музыку, перестанут платить за уроки,  а  Вы останетесь без работы.  Без метронома же у студентов  есть иллюзия,  что  они  играют замечательно.  И  они  счастливы и Вы!"

Я ответил,  что моя профессия  "teacher" ("тичер" - учитель) а не "cheater" ("читер" - обманщик),  и это директору (немедленно ставшему "моим бывшим директором") почему-то так не понравилось, что даже после двух десятков лет с того дня он со мной с трудом разговаривает.

И этот директор,  конечно же, прав.  Играя с метрономом, ты немедленно замечаешь у себя массу проблем и недостатков.  Но ведь если я хочу хорошо побриться,  а девушка хочет красиво накраситься,  и  я, и девушка должны смотреть в зеркало.  Причём,  желательно,  в увеличительное.   А у метронома как раз есть и такая функция - " музыкального увеличительного стекла",  и мы с вами будем часто ею пользоваться,  чтобы  хорошо понять всё, что нам нужно.

 
Ну а сейчас - все на перемену! И на перемене все читают мою последнюю статью "Революционно новая интерпретация самого знаменитого на свете музыкального произведения".