Скорбящий ангел

               

     По пыльной дороге, не знающей уже много недель дождя, толпа запыхавшихся стариков и старух тащила девочку. Лицо у нее кровоточило от нескольких царапин на лбу и щеке. В глазах стоял страх и бессилие от происходящего. Когда у нее подгибались ноги, тут же несколько рук подхватывали ее, не давая упасть и держа почти навесу, проносили несколько шагов. Растрепанные русые волосы спадали на глаза и прилипали к мокрым от слез щекам, она почти не видела дороги, но знала наверняка, куда ее несут. Сил плакать уже не было, и она только глухо выла и всхлипывала. Потные и морщинистые лица толпы были сосредоточены и на ее умоляющие глаза не обращали внимания, только шаги их становились еще быстрее. Наконец они прибыли на место. Это было большое поле, многодневный зной и сухой ветер почти высушил все посевы, земля была раскалена и жалкие стебли ржи и пшеницы не внушали надежды на сытую зиму. Девочку кинули на землю, нисколько не беспокоясь, что она упала лицом в пыль. Старики молча расступились, отошли на несколько шагов. Они будут  ждать, сколько потребуется. Девочка некоторое время еще лежала, трясясь и всхлипывая, но вдруг подняла голову, посмотрела на небо, протянула руки и закричала.  В этом крике была мольба, отчаяние и то, отчего люди сбились в кучу и стали креститься. Она раскачивалась, стоя на коленях, крики становились все сильнее и требовательнее. Сейчас ее нельзя было узнать, она преображалась на глазах, из забитой дрожащей девочки она превратилась в сильную и грозную женщину, глаза потемнели, в них  появился лихорадочный блеск, и во всем ее облике было что- то угрожающее. И вот, девочка замерла, пристально глядя прямо на солнце. Наступила тишина. Вдруг закачались ветви деревьев, легкий ветерок прошелся по лицам присутствующих, небо потемнело, тяжелые облака медленно затягивали чистую голубизну неба, добираясь до солнца. Солнце оказалось бессильным перед наступающей тьмой. Сверкнула молния и капли дождя, сначала редко, потом  все чаще закапали в пыль, теряясь в ней. Набрав силы, хлынул дождь густой стеной, ветер остервенело, срывал ветви с деревьев, хлестал дождем, промокших до нитки людей, которые бежали в деревню, выкрикивая слова молитв. Всеми забытая девочка без сил лежала под дождем, потухшие глаза невидяще смотрели в пустоту. Она не помнила, как чьи-то руки подняли ее, смыли с лица грязь, бережно укрыли и понесли.
 
                **********
      Старая телега двигалась, скрипя и подпрыгивая по ухабистой дороге. Весенний день только начинался, неплотный туман еще не рассеялся, потягивало свежестью. Степка, лет пятнадцати, ежился, старый отцовский пиджак плохо согревал, но он не показывал виду, не малец же уже, можно и  потерпеть. Возница, Антон Федорович, председатель, неторопливо курил самокрутку, оглянулся, посмотрел на нахохлившегося парня, сказал:
  - Замерз? На вот, окутайся.
Он приподнялся, выдернул клетчатое покрывало, на котором сидел и бросил его Степану. Тот завернулся в него, стало теплее.
   Антон Федорович докурил цигарку и бросил ее в дорожную пыль.
  -  Уговорил твоего отца на лето ко мне, ничего, без тебя пока справиться. А нужен мне ты, вот по какому делу.
И поведал он Степке историю.
                ***************
   Много лет назад пришла к ним в деревню молодая женщина. Она была беременна и откуда пришла, так никто и не узнал, людей сторонилась, молча работала на починке сетей, куда ее определил Антон Федорович. Если к ней кто-то обращался, молча и пристально смотрела на него своими черными глазами, отчего человек чувствовал себя неуютно и спешил ретироваться. Вскоре люди перестали обращать на нее внимание, и закрепилось за ней прозвище:  Пришлая.
  Вскоре она родила девочку. Взяла на руки новорожденную, что-то прошептала и умерла. Хотели девочку в приют сдать, да угораздило мне на нее глянуть.  Посмотрела на меня своими черными глазами и ручонки ко мне протянула.  Растаяло сердце мое, в душе затеплилась нежность,  и решил я, что останется она в деревне у меня, авось вырастем. Назвали ее Аглая, значит красивая, справили метрики, и осталась она жить у меня.
   Только стал я замечать, что не такая она, не как все. Прибыли к нам рабочие, помочь надо было. Как увидела она их, так убежала плача, еле нашел ее. Говорит, что черные они, отошли, мол, их обратно. Подумал, что блажит она. Как я их отошлю. Прошло немного времени и нашли их убитых на реке, недалеко от деревни. Понаехали всякие следователи из района, много было предположений, но ничего не нашли. Так и написали, мол, раздобыли самогонки в деревне, и пошли отдохнуть на бережок, там друг друга и переколотили. Что это было, или месть, какая или чего не поделили. Не знаю. Или, рыбу она чувствует, косяки рыбы, до сих пор ребятишки на рыбалку ее берут. Ходит она по берегу, говорит, мол, тут рыбачьте, здесь рыбы много. А в прошлом году, деревенские утащили ее на поле, дождь вызвать. Засуха тогда была, вот и решили, что раз ведьма она, то дождь вызовет. Еле тогда нашел ее, в поле, дождище был неимоверный. Деревенские, так и говорят, что дождь она вызвала. Домыслы, просто так совпало. Вот и хочу я, чтоб ты присмотрел за ней. Меня часто дома не бывает, некогда мне за ней смотреть. Да и с собой всякий раз, не возьмёшь.
    -Что-то, страшно мне, гожусь ли я в надсмотрщики, такой как она, - Степка от страха поежился.
    Антон Федорович оглянулся, засмеялся:
  - Да ты, что? Она, как ангел, светлая душой и улыбчивая, с такой рядом находится, только радоваться. Я говорю о странностях, иногда с ней это бывает. Да ты сам это увидишь, мне все только рассказывай, ничего не утаивай.
    Когда приехали в деревню, было уже утро. Аглая, хозяйничала в доме, варила картошку в русской печи, тепло, с улыбкой встретила Антона Федоровича.
  - Вот, знакомься, это Степка, поживет у нас немного до осени. Ты все не одна будешь. Ты просила, чтоб познакомиться с родственниками моими, вот привез Степана, племянник мой.
   Аглая, лет восьми, как-то по взрослому посмотрела на Степана, словно в душу заглянула, заулыбалась и пригласила за стол. Позавтракав вареной картошкой, солеными огурцами и  попив чаю, она повела Степана по деревне. Показала, где что находится, при этом щебетала без умолку, рассказывала курьезные случаи в деревне. За ними бежала стайка ребятишек, которые просили с ними сходить порыбачить. Редкие прохожие, смотрели на них, кто сдержанно колюче, кто с улыбкой кивали. Но когда Степан оглядывался, то замечал недобрые лица сельчан, даже с оттенком страха, заметив, что он оглянулся, тут же отворачивались. Остатки дня они провели на речке, к удовольствию ребятишек, там жгли костер, запекали рыбу и бегали по берегу. Домой пришли уже затемно и Антон Федорович,  для порядку поворчав,  сообщил, что не будет с утра и его до вечера не ждать.
    Утром Степан спал на полатях, возле окна, он даже не помнил, как лег, так устал, набегавшись, да и дорога была не близкая. Солнце медленно подбиралась к нему, скользило по подушке, и словно играя, сначала по рукам, все в цыпках, потом и по лицу. Когда солнце добралось до глаз, Степка заворочался, намереваясь спрятаться от ярких лучей. Послышался смешок и когда он приоткрыл один глаз, то увидел, как Аглая, закрыв рукой рот, смеялась, глядя на него. Он заулыбался и подумал, что как хорошо, тихо, спокойно, солнышко светит и пахнет в доме, чем то испечённым. За окном, Аглая, прильнув носом к стеклу, смеялась, ореол ее волос светился, обрамленный солнцем. Он заунывным голосом завыл и ринулся к окну;
   - А, подглядываешь, сейчас я тебя, съем!
Она с визгом, отбежала от окна.
 Через час, перекусив, они сидели на завалинке, он стругал из дерева медведя и рассказывал, что научился этому, у мастера, куда отец отдал его в подмастерья два года назад. Но слишком голодно было там и отец его забрал домой.
     - Вот, это тебе, - сказал Степан, протягивая статуэтку медведя Аглае, который сидел на задних лапах и как будто улыбался всему.
  Аглая взяла медведя, долго смотрела на него и сказала:
     - Я, Родьке, его подарю, пройдет много лет.
     - Какому Родьке? – спросил Степан недоуменно.
    - Сам, увидишь! – и убежала, перепрыгивая лужи.
   Степан посмотрел ей вслед и собирался уже уходить, как голова соседа, показалась из-за забора.
   - Побежала, матери, наверное, показывать, - шепотом сказал, старик.
   - Какой матери, ведь она померла давно?
   - А, ты погляди, за ней. Она ходит в тот дом, где жила ее мать, Пришлая, значит. Говорит с ней, рассказывает о всем, ведьма и есть, ведьма. Тфу!
    И сплюнув, старик, ушел вглубь огорода, Степан и не успел расспросить его о том доме, только крикнул вслед соседу:
    - А где, тот дом?
   - За деревней, ты его сразу увидишь, на отшибе стоит.
   Степан вышел на дорогу, нерешительно постоял и пошел по дороге, на окраину деревни. И вдруг явственно услышал шепот по шелесту деревьев, по дуновению ветра «Не ходи туда». Он оглянулся, даже повертел головой, но никого не увидел.  «Наверное, показалось», - подумал он.   И поколебавшись, все же пошел туда, куда махнул старик. Домик маленький, прясла вокруг дома ветхие, но все же женская рука присутствовала, вокруг дома выметено, окна помытые и калитка аккуратно закрыта.  Он осторожно вошел в ограду. Тишина давила уши, ноги сделались ватными, неведомая сила прижимала его к земле. «Что за черт, что происходит?», - успел подумать Степан и потерял сознание. Часа через два он очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо.
   - Эй, парень, ты чего лежишь тут? – трясла его деревенская женщина, - нечистая сила тут, поэтому никто, кроме Аглаи и не заходит.
   - Что-то, худо мне, - ответил Степан, - а где, Аглая, может в доме?
   Они вместе зашли в дом и замерли. Посреди дома стояла Аглая, но как будто, неживая, глаза ничего не выражали, рука со статуэткой медведя отведена назад, как будто запрещала им подходить к ней. Баба охнула, мелко закрестилась и с криком побежала в деревню. Степан затормошил Агату, растирал ее руки, пытался увести ее на улицу, но она, как будто не реагировала на него, только глаза оживились и смотрели на него с сожалением, как будто прощались. Еле слышный шепот, послышался вдруг от нее:
   - Ветер сильный, рыбаки, скажи всем, погибнут, - и еще что-то бессвязное.
  Степан кинулся во двор, и увидел толпу стариков и старух. И слышно было, как тут и там, раздавались крики:
   - Ведьма она, сжечь надо это отродье. В прошлом годе она так же стояла, тогда погибли все рыбаки от бури, сжечь ведьму!
   Степан не успел передать им, что сказала Аглая, как несколько рук схватили его, утащили подальше от дома, бросили в пыль и придавили коленями и руками. Скоро запылал дом, языки пламени жадно пожирали старый дом. Вот уже падали, объятые пламенем бревна, и народу становилось все меньше. Скоро и его отпустили, но он так и остался лежать на земле, обессиленный от плача и крика.
    Оставаться в деревне он уже не мог, где сгорела его Аглая, светлая, как скорбящий ангел. Не мог, находится в этой деревне, где темные и невежественные люди, где он не смог ничего сделать для предотвращения пожара. Начиналась буря, ветер сначала медленно, затем все сильнее подул в сторону, противоположную деревни, и раздувал уже затихшее пожарище, только искры поднимались и тут же гасли под дождем. Домой он не пошел, там пахнет Аглаей, там пахнет детством, которое закончилось сегодня. Степан вытер слезы, отвернувшись от пожарища, и направился к дороге.
                ***************
     Синева неба, отражалась в каменистой реке, отчего река казалась синей. Ярко светило солнце, и Степан, закинув удочки, и надвинув на глаза широкополую шляпу, закрыл глаза. Вспомнил, как тогда, после пожара, он пришел домой. Неделю провалялся в горячке и ничего вразумительного рассказать не мог, да и не хотел. Как будто высосали из него всю радость жизни. Уже восемь лет прошло, но  не радует его, некогда жизнерадостного, ни наступление весны, ни солнца, ни появление первой зеленой травы. Делал все машинально и наказы отца выполнял без радости. Надо ехать за дровами, рыбачить или на поле, делал. Сказал, что жену надо в дом привести, посватался к соседской девушке Марфе, которая, когда смотрела на него, всегда прыскала от смеха в ладоши. Оживился он только, когда жена родила ему первенца, Родьку. Он и сейчас бегает рядом, пытаясь поймать бабочку. Бабочка перелетала с цветка на цветок, и сын изрядно вывозился в траве, пытаясь достигнуть своей цели.
   - Тятя, вон мамка идет, - закричал Родька, - и дядя какой-то с ним.
  Степан посмотрел на приближающуюся Марфу и мужчину с ней и узнал Антона Федоровича. Не хотелось встречаться с ним, поэтому он сдержанно поздоровался с ним и отвернулся, сделав вид, что занялся удочками.
  - Ты изменился, повзрослел, что ли, - присел рядом Антон Федорович.
  - Да и вы не помолодели, вон морщины избороздили все лицо. Только не надо мне говорить ни про тот день, ни про Аглаю, не хочу об этом говорить.
  - Да? А она просила тебя увидеть и сказала, что б непременно был с Родькой. Вон, какой малец у тебя бравый, весь в тебя.
  Степан резко повернулся к Антону Федоровичу.
   - Не шутите так. Ведь при мне она.., в общем, ее не стало.
  - Да все я знаю, поведали. Только нашел ее в подполье, без сознания. Говорит, что не помнит, как там оказалась. Что спасло ее, не понятно. Обгорела правда сильно, но живая. В ту ночь, буря сильная была, много рыбаков не вернулось, в ту же ночь я уехал из деревни  к знахарке одной, там она ее и выходили. Вон, видишь, паром, там она тебя и дожидается. Скоро переедем реку, наметились на стройку, там может быть и задержимся. Торопись, давай!
  Последние слова Степан почти не слышал, крикнув Родиона, почти побежал к парому.
  Аглаю он нашел среди телег с лошадьми. Кажется, она стала еще красивей, такие же синие глаза, улыбка такая же, только синий платочек скрывал шрам на ее  щеке.
   - Ну, вот и увиделись, Степка, как я мечтала об этом, - задумчиво сказала она.
  Степан столько ей хотел сказать, но слова вымолвить не мог, только держал в руках ее руки, а в глазах были слезы. Родька смотрел на них во все глаза, при этом, не забывая держать палец в носу. Они посмотрели на него и рассмеялись.
   - У меня подарок для тебя, Родька, - спохватилась Аглая, и подала статуэтку.
  Родька схватил медведя и восхищенно зацокал языком.
   - Как будто настоящий медведь, у меня много таких игрушек, но медведя нет, - и вытер нос рукавом.
   Потом они долго стояли на берегу и махали руками, вслед уходящему парому.
   Степан почувствовал себя по- настоящему счастливым человеком, как он раньше этого не замечал, какой сегодня замечательный день. Он подхватил, засмеявшемуся от восторга Родьку, усадил его на шею, и лихо свиснув, помчался по берегу к Марфе.