Г. Ф. Лавкрафт - Ньярлатотеп

H. P. Lovecraft: Nyarlathotep

     Ньярлатотеп... Ползущий хаос... Я последний... Я буду говорить внимающей пустоте...
     Я не помню отчетливо, когда это началось, но произошло это несколько месяцев назад. Общее напряжение было ужасным. К сезону политических и социальных потрясений было добавлено странное и давящее понимание ужасной физической опасности, опасности широко распространенной и всеобъемлющей, такой опасности, которую можно представить только в самых страшных фантазиях ночи. Я вспоминаю, что люди ходили с бледными и взволнованными лицами и шептали предупреждения и пророчества, которые никто не осмеливался сознательно повторять или признаться даже самому себе, что он слышал их. Чувство чудовищной вины скользило над землей, и из пропасти между звездами неслись холодные потоки, которые заставляли людей дрожать в темных и одиноких местах. Произошло демоническое изменение в последовательности времен года - осенняя жара устрашающе затянулась, и все чувствовали, что мир и, возможно, вселенная перешли от контроля известных богов или сил к контролю богов или сил, которые были неизвестны.
     И именно тогда Ньярлатотеп вышел из Египта. Кем он был, никто не мог сказать, но он был старой местной крови и выглядел как фараон. Феллахи встали на колени, когда увидели его, но не могли сказать, почему. Он сказал, что восстал из тьмы двадцати семи веков, и что он слышал сообщения из мест, существующих не на этой планете. В цивилизованные земли пришел Ньярлатотеп, смуглый, стройный и зловещий, всегда покупающий странные инструменты из стекла и металла и соединяющий их в инструменты еще более странные. Он много говорил о науках - об электричестве и психологии - и демонстрировал силы, от которых зрители теряли дар речи, но которые подняли его славу до невероятных высот. Мужчины советовали друг другу увидеть Ньярлатотепа и внутренне содрогались. И там, где Ньярлатотеп проходил, покой исчезал, короткие часы сна наполнялись кошмарными криками. Никогда прежде вопли из-за кошмаров не были настолько публичной проблемой; теперь же мудрецы почти желали запретить спать людям в эти краткие часы, чтобы вопли городов в меньшей степени могли тревожить бледную, испытывающую жалость луну, мерцающую на зеленых водах, скользящих под мостами, и на старых крошащихся колокольнях на фоне тошнотворного неба.
     Я помню, как Ньярлатотеп пришел в мой город - великий, старый, ужасный город бесчисленных преступлений. Мой друг рассказал мне о нем, о побуждающем очаровании и обаянии его откровений, и я загорелся желанием раскрыть его самые сокровенные тайны. Мой друг сказал, что они были ужасными и впечатляющими за пределами моих самых лихорадочных представлений; что то, что появлялось на ширме в затемненной комнате, предсказывало вещи, которые никто, кроме Ньярлатотепа, не осмеливался предсказывать, и что в брызгах его искр у людей забиралось то, что еще никогда не было взято, и что было видно только в их глазах. И я слышал, как повсюду намекали, что те, кто знал Ньярлатотепа, видели места, которых никогда не видели другие.
     Случилось это в жаркую осень, когда я шел сквозь ночь с беспокойными толпами, чтобы увидеть Ньярлатотепа; сквозь душную ночь и вверх по бесконечной лестнице в душную комнату. И в тени на ширме я увидел фигуры в капюшонах среди руин и желтые злые лица, выглядывающие из-за разрушенных монументов. И я увидел мир, борющийся против тьмы, против волн разрушения из предельного космоса; вращающийся, вспенивающийся, кружащийся вокруг тусклого, холодного солнца. Затем удивительные искры появились вокруг голов зрителей, и волосы многих встали дыбом, в то время как тени, более гротескные, чем я могу описать, вышли и присели на корточки. И когда я, который был более расчетливым и более образованным, чем остальные, пробормотал дрожащий протест по поводу «обмана» и «статического электричества», Ньярлатотеп выгнал нас всех, вниз по головокружительной лестнице на влажные, горячие, пустынные полуночные улицы. Я громко кричал, что не боюсь, что я никогда не стану бояться, и другие кричали со мной для утешения. Мы говорили друг другу, что город был таким как всегда и все еще жив; и когда электрические огни начали угасать, мы проклинали общество вновь и вновь и смеялись над странными выражениями наших лиц.
     Я полагаю, мы почувствовали, как нечто начало спускаться с зеленоватой луны, потому что, когда мы оказались в ее свете, мы начали неосознанно собираться в странные построения и, казалось, знали наши пункты назначения, хотя не осмеливались думать о них. Однажды мы посмотрели на тротуар и обнаружили, что камни расшатаны и смещены травой, и едва виднелась линия ржавого металла там, где ходили трамваи. И мы увидели один трамвай, одинокий, без окон, полуразрушенный и покосившийся. Когда мы взглянули вдоль горизонта, мы не смогли найти третью башню у реки и заметили, что силуэт второй башни был рваным наверху. Затем мы разделились на узкие колонны, каждая из которых направилась в противоположном от других направлении. Одна из них исчезла в узком переулке слева, оставив только эхо шокирующего стона. Другая - спустилась с воем и безумным смехом в метро, через заполненный сорняками вход. Моя собственная колонна двинулась в сторону открытой местности, и вскоре я почувствовал холод, который не соответствовал жаркой осени; когда мы вышли к темному болоту, мы увидели вокруг адский лунный блеск злых снегов. Неведомые, необъяснимые снега раскинулись только в одном направлении, где скрывалась пропасть за их сверкающими стенами. Колонна казалась очень тонкой, когда она брела словно во сне к пропасти. Я задержался позади, потому что черная трещина в зеленоватом снегу была ужасной, и мне показалось, что я слышал отзвук тревожного вопля, когда мои спутники исчезали в ней; но моих сил, чтобы остановиться не хватило. Меня словно звали те, кто ушел раньше, я наполовину плыл между огромными сугробами, дрожащий и напуганный, в невидимом водовороте невообразимого.
     Кричащий разум, безмолвный бред, только боги могут рассказать об этом. Тошнотворная, тонкая тень, извивающаяся в руках, которые не являются руками, и двигающиеся словно слепцы сквозь жуткий мрак гниющие создания, трупы мертвых миров с язвами, которые были городами, могильные ветры, которые касаются бледных звезд и заставляют их слабо мерцать. За пределами миров обитают смутные призраки чудовищных тварей; полу-видимые колонны нечистых храмов, которые покоятся на безымянных скалах под пространством и достигают ошеломительной пустоты над сферами света и тьмы. И через это отвратительное кладбище вселенной проносится приглушенное, сводящее с ума биение барабанов и тонкий монотонный скулеж богохульных флейт из невероятных, неосвещенных полостей вне Времени; отвратительные стуки и пение, где медленно танцуют неловкие и нелепые гигантские мрачные первичные боги - слепые, безмолвные, бездумные горгульи, чья душа - Ньярлатотеп.