Бледная тень Миллера. Глава шестая и последняя

     Вернувшиеся в конце 1747 года из Сибири, Якоб Линденау и Иоганн Фишер  представили академической Канцелярии новые документы сибирских архивов.  Они, правда, не отрицали опубликованные Миллером сведения о походе Дежнева вокруг Чукотского носа, но представили новые, - о плавании вокруг Чукотки на Камчатку отряда промышленников под водительством Ивана Рубца, описание рек, впадающих в Ледовитое море, в том числе реки Анадырь. И эта самая Анадырь, впадающая в Ледовитое море, невольно рождала у каждого здравомыслящего      человека мысль о заблуждении Миллера в  его описании похода Семёна Дежнёва.
     О действиях же  на Амуре  Ерофея  Хабарова Фишер предоставил Учёному собранию Академии такие архивные документы, которые вообще ни в коей мере не соответствовали публикациям Миллера, сведения которого, почерпнутые им в архивах, ограничились лишь  описанием   разбоя на Амуре Хабаровского отряда до разгоревшегося в  нём бунта. О дальнейшей судьбе Хабарова  Миллер  ничего не знал,  писал: «заподлинно неизвестно, сколь далеко он ехал, где проводил зиму».

     Всё это свидетельствовало о весьма поверхностном просмотре Миллером Якутского архива и безосновательного (а по сути своей – ложного) его заявления о том, что, начиная с Илимского острога, он осматривал архивы  сам лично, поскольку никому не доверял, и что «пересмотрел и в порядок привёл архивы во всех сибирских городах». Проявил при этом  удивительную  наивность, непредусмотрительность,  если не сказать глупость.
     Впрочем, судите сами: чтобы делать такие заявления, нужно было быть уверенным, что никто и никогда не заглянет в эти архивы. Разве не так? Не говоря уже о том, что нужно было быть абсолютно уверенным ещё и в том, что помогавшие ему в этой работе русские студенты никому не расскажут о том, как всё было на самом деле.
     Одним словом, ознакомление Учёного собрания Академии с этими новыми документами, доставленными из Сибири Фишером, самым серьёзным образом подорвало авторитет Миллера, можно даже сказать, выставило его на всеобщее посмешище.Скажи мне, читатель, можно ли при этом считать Фишера "бледной тенью Миллера"?

     В дополнение ко всем этим неприятностям достоянием академической общественности стало  в это время письмо Делиля к Миллеру, написанное  им в 1747 году из Риги на пути его следования в Европу. В письме, хотя и несколько туманно, говорилось о некоей договоренности ученых о совместной публикации каких-то компрометирующих Академию документов.  А в августе 1748 г. стало ясно, что  не собирается возвращаться в Россию и профессор Гмелин – его напарник по Сибирскому путешествию.
     Дело усугубилось  тем, что, прибыв в Германию, Гмелин опубликовал  свои экспедиционные дневники под названием «Путешествие по Сибири с 1731 по 1743 год» и тем самым  предал огласке  секретные сведения о Камчатской экспедиции, полученные им от Стеллера. При этом ещё и неодобрительно отозвался о деятельности российских властей в Сибири.
     Правительство России, предпринимавшее немало усилий, чтобы не допустить разглашения научных результатов экспедиции, в частности, открытий на Тихом океане, было крайне раздражено этой  публикацией.   Для расследования дела была учреждена специальная комиссия, посадившая Миллера под домашний арест и несколько раз его допрашивавшая.

     20 октября 1748 г. академики В. К. Тредиаковский и М. В. Ломоносов учинили в квартире Миллера обыск, в ходе которого обнаружилось, что у него хранятся некоторые документы Делиля, которые, естественно, были тотчас изъяты.
     Казалось бы, Миллер  должен был сделать из этого выводы, стать более осторожным, умерить свою гордость, самомнение и темперамент. Однако не прошло и года, как он вляпался (да простит меня читатель за столь неблагозвучное выражение) в  новый грандиозный скандал, связанный с его диссертацией  «О происхождении имени и народа российского».

     Дискуссия проходила в обстановке резкого научного спора, к которому примешивались патриотические мотивы и личная неприязнь. В ходе дискуссии выяснилась почти полная изоляция Миллера. Только лишь некоторые участники обсуждения вначале заявили, что у них нет никаких возражений (например, адъюнкт анатомии Клейнфельд); другие же, увидев, что им в «чрезвычайных академических собраниях» делать нечего, манкировали заседания, то есть попросту предпочли на них не являться. Что уже само по себе свидетельствовало об отношении к Миллеру в «академическом коллективе».
     М. В. Ломоносова наиболее активно поддерживал в этой дискуссии астроном Н. И. Попов, с которым Миллеру пришлось спорить более чем со всеми другими, а также С. П. Крашенинников, А. П. Сумароков, И. Э. Фишер, Ф. Г. Штрубе де Пирмонт. Всесильный Шумахер также сдерживал Миллера.
     Как уже говорилось,  всё  закончилось тем, что после многомесячного обсуждения этой работы общим собранием академиков было принято решение об уничтожении текста речи Миллера, «так как она предосудительна для России».  Уже напечатанная, она была уничтожена.

     Эта история обернулась для Миллера персональной катастрофой. 6 октября 1750 года президентом Академии   графом К. Г. Разумовским он был разжалован из профессоров  в адъюнкты  с понижением жалованья с 1000 до 860 руб. в год. При этом  ещё и лишен права читать лекции по русской истории.
     Добавьте к этому бесконечно возросший авторитет его конкурента – Иоганна Фишера. По возвращении из Сибири его педагогическая деятельность  значительно расширилась. Кроме надзора за гимназией на Фишера в 1748 году возложили обязанность наблюдателя за нравственностью академических студентов. В 1748 г. он вместе с Ломоносовым экзаменовал студентов, приехавших из Москвы и Новгорода. В 1749 году Фишеру было поручено ещё и преподавание в университете элоквенции (красноречия, - ораторского искусства).
     Всё это настолько повлияло на Миллера, что в конце 1749 года он серьезно заболел. По всей вероятности, всё той же, как он говорил, «гипохондрией», которой он страдал в подобных ситуациях и во время путешествия по Сибири.
     В 1750 году Миллер, наконец,  напечатал первый том «Описания Сибирского царства», однако в дальнейшем работа по изданию собранных им в экспедиции материалов замедлилась. Второй том увидел свет лишь в отрывках, напечатанных в «Sammlung russischer Geschichte» и «Ежемесячных сочинениях». Закончить эту  работу Миллер так и не сумел.


                *

     Русское правительство в это время считало, что если европейцы узнают о достижении русскими северо-западного берега Америки, то попытаются опередить их в занятии американских земель. Эти опасения и в самом деле имели основания. Однако после того как Делиль  опубликовал за границей явно неверные карты плавания Беринга и Чирикова, русские власти  изменили свое отношение к секретности материалов.
     Было принято решение  успехи России в освоении новых территорий придать всеобщей гласности, заявить об этом перед всем миром. И  тем самым получить признание этих достижений.
     Вот тут-то  и  вспомнили об опальном академике, наиболее осведомленном в вопросах сибирской истории. Президент Академии граф К.Г. Разумовский, получив письмо Г.К. Кейзерлинга (до 1749 года - русский посланец в Берлине, с 1752-го - чрезвычайный посол в Вене) о выходе  в свет работы Делиля "Explication de la Carte des nouvelles dеcouvertes" («Объяснение карты новых открытий») через  Шумахера поручил Миллеру опровергнуть инсинуации Ж. Делиля, показать ошибки на карте и в его "экспликации";  представить  поступок астронома в невыгодном
для него свете.

     В 1752 году Миллер был прощён с условием предварительной подачи прошения о прощении. Ему  было  возвращено профессорское звание и прежнее жалование, переданы   карты сделанных Берингом открытий.
     Озабоченный  неожиданно свалившейся на него новой обязанностью,  Миллер в том же году сам обратился в академическую канцелярию с просьбой, чтобы Фишеру поручили составить сокращенный вариант его «Истории Сибири», а затем самостоятельно продолжить её написание  до позднейших времен.

                *

      Миллер  располагал в это время и материалами Хабаровских походов по Амуру, которыми он в своё время делился с иркутским губернатором Лангом, и материалами северо-восточных походов якутских служилых людей, прежде всего -  Дежнёва,  и материалами Камчатских экспедиций, которые он использовал при написании пресловутого анонимного «Письма офицера русского флота». Чем же была вызвана задержка в публикации этих материалов?
     Ответ на это мог быть только один,- Миллер опасался новых неприятностей. Ведь всё то, чем он располагал, уже было высмеяно учёным собранием Академии после того, как стали известны новые архивные документы, привезенные из Сибири Фишером. Включить эти новые материалы в свой обзор Миллер не имел возможности, прежде всего потому, что он сам отказался от совместной с Фишером  работы, передав ему завершение работы над «Сибирской историей». 
     К тому же у Фишера в это время  было  немало своих забот. В  1750 году он  был освобожден  от заведования гимназией и командирован   в Псков для пересмотра и разбора хранившихся там  книг, вывезенных из завоеванных шведских городов. А по возвращении в Петербург ему  пришлось  участвовать в сочинении надписей к раке для мощей святого Александра Невского.

     Как уже говорилось, критически, как «непростительный грех»,  были восприняты учёным миром  публикации Миллера о событиях в Тихом океане. Что же касается материалов, связанных с Амурским вопросом, переданных им в своё время Лангу, то  они содержали в себе вещи настолько нелицеприятные для России, что их публикация могла  вызвать еще большие неприятности, чем  диссертация «О происхождении имени и народа российского». Эти материалы  Миллер вынужден был основательно переработать, взяв из них только  то, что можно было опубликовать.
     Между тем, дело не терпело отлагательств.  Руководству Академии по большому счёту было  не до сочувствия  Миллеру, его переживаниям и опасениям.  Для связи с Камчаткой и Тихоокеанским побережьем Россия остро нуждалась в Амуре. Именно в это время, - в середине 1750-х годов для подготовки плаваний по Амуру были приняты конкретные меры.  Их реализация была возложена на специальную секретную Нерчинскую экспедицию, возглавлявшуюся сподвижником Петра Великого Фёдором  Соймоновым. По распоряжению Коллегии иностранных дел тогда же рассматривался и вопрос  о строительстве верфи на месте слияния Шилки и Аргуни.
     Однако власти Китая, узнав о русских планах, резко и  негативно от-реагировали на них. Из-за нежелания правительства обострять отношения с Китаем  в середине 1755 года работы Секретной Нерчинской экспедиции были прекращены.

     Руководство Академии было чрезвычайно раздражено нерасторопностью Миллера. Будучи уже в течение двух лет редактором  журнала «Ежемесячные Сочинения, к пользе и увеселению служащие», он опубликовал там множество статей  на разные темы:  «О китовой ловле около Камчатки» (1757), «Известия о бывшем городе Ниэншанце»  (1755), «О первом летописателе Российском преподобном Несторе» (1755), «О первых Российских путешествиях и посольствах в Китай» (1755), «Роспись губерниям, провинциям, городам, крепостям и другим достопамятным местам в России находящимся» (1757), «Поправки погрешностей, учиненых г. де Бюфоном в первой части Натуральной его истории при объявлении о разных странах и местах российского государства»  (1757).
     Одним словом, Миллер писал о чём  угодно, но так и не опубликовал того, в чём остро  нуждалось правительство России.

     В 1757 году  вместо «одряхлевшего» Шумахера  президент академии Разумовский назначил присутствовать в академической канцелярии давних «доброжелателей» Миллера, - Ломоносова и Тауберта (зятя Шумахера). Причём  Ломоносов  занял там главенствующее положение.
     Новые властители Канцелярии,  не считаясь ни с какими опасениями Миллера,  в категорической форме потребовали от него  опубликовать те материалы об успехах России в освоении новых территорий на Востоке, которыми он располагал.
     Тот вынужден был подчиниться,  и в  1757 года были, наконец,  опубликованы  «История  о странах при реке Амуре лежащих, когда оные состояли при Российских владениях». А вслед за этим, в 1758 году, -   «Описание морских путешествий по Ледовитому и Восточному морю, с Российской стороны учиненных».

     Я обращаюсь к нынешнему российскому читателю: попытайтесь-ка найти тексты этих публикаций в интернете. Вряд ли Вам это удастся, во всяком случае, мне это не удалось. Почему? Думаю, потому, что это - скрываемый от современников приговор Герхарду Миллеру, как историку, свидетельство необъективности его суждений.