Филологос, часть IV

О проекте «Филологос» – здесь:
http://www.proza.ru/2019/01/08/937



Константин Жибуртович:


Когда я размышлял, стоит ли браться за отзывы-эссе к проекту «Филологос» (даже при неизменной дружеской и творческой поддержке автора идеи, старшего преподавателя философского факультета МГУ Елены Янушевской), ответ «НЕТ» был более очевиден. Были сомнения: смогу ли?

В этом смысле, переломной оказалась прекрасная лекция, прочтённая в начале декабря 2018 года в Самарской областной библиотеке преподавателем СамГУ профессором Сергеем Лишаевым (на фото). Доверяя его знаниям и компетенции, свободным от пошловато-безыскусного смешения философии с национализмом, религиозным шовинизмом и т.н. «текущим политическим трендом» (что регулярно делали и Ильин, и Розанов) я убедился в благодатно-интуитивном созвучии с сократовской школой философии – задолго до того, как познакомился с ней более предметно. А сейчас, вернувшись к ней благодаря новому проекту «Филологос», смог переосмыслить и уточнить ряд акцентов. В душевно-творческом смысле это был один из самых счастливых моментов начала 2019 года.

Второй аспект моего осмысления приведённых чуть ниже фрагментов лекции Сергея Лишаева менее актуален духовно, но злободневен в земном плане. Он даёт ясное осознание, какую философско-нравственную модель самопозиционирования практически всегда выбирала для себя российская власть. Эта модель не связана с Пифагором, Сократом и античной культурой в целом, ставшей колыбелью европейской демократии и цивилизации. Она – причудливый гибрид Орды и китайской модели с идеей жесточайшей иерархии, избранности, кастовости и несменяемости, вне зависимости от…

И она именно что сама провозглашает себя «мудростью» и незыблемым «сакральным авторитетом», привычно подводя неуёмные властолюбие и сребролюбие под Писание.

В этом смысле, всё происходящее (если глобально!) – символичные звенья одной цепочки: раскол РПЦ с греческим православием, навязчивое проталкивание в ВУЗы теологии (в ущерб иным наукам!), расцвет нетерпимости к инакомыслию с оправданием тоталитарного уклада, не говоря уж об агрессивно прививаемой центральными СМИ ненависти к Западу и «западным ценностям».

По запросу власти и церковных иерархов, ценности должны быть иными – феодально-монархическими с жёстким вертикальным подчинением. Ибо, «в России только тот дворянин, с кем разговариваю я – и до тех пор, пока я с ним разговариваю». (Павел I).



***



Сергей Лишаев:


Говоря о мудрых, говорят о других. Человек, утверждающий, что он мудр, – всегда самозванец. Достигнутая мудрость (мудрость как качество) не может быть автохарактеристикой.

Философия так давно связана с мудростью, что человеку со стороны трудно провести между ними границу. Филия предполагает и отделенность, и соединенность, и стремление к единению. Отличие философии от мудрости дает о себе знать с момента, когда мудрость стали понимать как высокую, но недостижимую цель. Считается, что первым осознал дистанцию, отделяющую смертных от мудрости, Пифагор, полагавший, что мудрецом может быть только Бог, а человек может испытывать влечение к мудрости, ему доступна философия. Так мудрость как совершенномудрие отделилась от мудрости по установке.

Если бы искатели мудрости в свое время не отделили «знание о разном» от совершенного знания, а совершенное знание от стремления к нему, то «философия», возможно, не определила бы собой европейские сознание и культуру на много веков вперед. Примечательно, что в древнекитайской традиции, где этого не случилось, мы находим мудрецов, но не находим философов. В европейских учебниках китайских мудрецов (Лао-цзы, Чжуан-цзы, Конфуция, Мо-цзы и др.) иногда именуют мудрецами, а иногда, на европейский лад, философами. Но китайский мудрец – не древнегреческий философ. Мудрецами в Китае именовали и мыслителей, и поэтов, и музыкантов, и легистов, etc. Так, например, в число знаменитых «Семи Мудрецов из бамбуковой рощи» входили мыслители, поэты, музыкант, военачальник, чиновник). Да и в Греции граница между мудрыми и любящими мудрость первоначально не была четкой. Фалеса, как известно, почитали как одного из «семи мудрецов», мудрецами могли называть поэтов (по свидетельству Диогена Лаэртского, так именовали Гомера и Гесиода).

Решающий момент в обособлении философии от мудрости – деятельность софистов и Сократа. Во времена Протагора и Горгия именование себя мудрым еще не казалось чем-то неприличным. Несмотря на то, что возвышенное понимание мудрости уже пробивало себе дорогу, под мудростью по-прежнему понималось разное: и практические умения, и опытность, и эрудиция, и искусность в речах и суждениях, и даже хитрость, притворство.

Так понимаемой мудрости можно научиться и использовать ее в своих интересах. Такая мудрость может быть инструментальной. Софисты как раз и позиционировали себя как знающих, искусных людей и готовы были и других научить мудрости, передав им «знания, умения и навыки» за деньги. У многих современников это встречало понимание, поскольку не противоречило их представлениям о мудрости.

И хотя по ряду позиций Сократ походил на софистов, он совершенно иначе, чем они, понимал мудрость. Ему были чужды релятивизм и инструментальный подход к знанию. Для него мудрость не связана с «багажом знаний», с владением риторическими приемами, техникой аргументации как инструментами решения житейских и политических проблем. Для него она соотносится с познанием Истины, Блага. Сократ отделяет знание, которое можно передать другому подобно деньгам или подручным инструментам (сегодня его именуют «полезной информацией» и «компетенциями»), от знания принципов, которое не передается, но достигается самостоятельно. Учитель – только помощник, владеющий искусством майевтики. Мудрость для Сократа связана с постижением начал, с родовыми понятиями, с общим. Сократ приложил немало усилий для того, чтобы отделить мудрость от эрудированности, умелости, опытности, хитроумия и т. п.

Эту позицию, как и противостояние релятивизму и эпистемологическому прагматизму софистов, унаследовали ученики Сократа. С тех пор тот, кто принимает позу мудрости, вызывает у философов ироническую усмешку.

Мудрость можно определить через то, от чего она освобождает. Мудрость освобождает от заботы. Чем дальше человек от мудрости, тем больше он озабочен. Беспокойство, неуверенность, всевозможные страхи изо дня в день сопровождают того, кто ставит перед собой долговременные цели и реализует себя в делах и достижениях. Только согласованность с последней целью всего сущего может освободить от заботы, обусловленной структурой внесебя-бытия, надситуативным временением. Мудрый не вовлечен в подсчеты выигрышей и проигрышей и не боится упустить что-то важное. Согласованность с Другим дает душевное равновесие и свободу.


(Декабрь – 2018)