Талмудизьм волос рыжей Ландер и Щорс, конечно

               
     - Меняй шебур на шкеры, - деловито предложил избушечный карла Прохору Громову, встретив того на узкой таежной тропе, заводившей - эвон кому ! - в блудняк еще и не таковских ухарей, бывалоча, и Гиркин угождал в консисторию, швамбрандия же Рамзан Ахматыча самозамыкалась болливудистым кондуитом горских конфедераций кантонов из кантонистов, разумеется, а как иначе, ежели сам граф Аракчеев тоже ? Смешно и говорить. Поэтому Прохор, наскоро обернувшись и озирнув морщинистым веком зеленое море подлеска, запел.
     - Пердит и пырится планета,
     Бочарик как глобальный жук
     Навозобщественной котлеты ...
     - Попрошу без рук ! - взвизгнул Прохор Петрович, но карла уже орудовал.
     - На, сука !
     - А мамыньки, ухойдакали ! - уже ничему не удивляясь прокричала вещим вороном блистательная и матерая, раздирая своей аккуратный ротик зевотой природной скуки. Сняла каблукастый лабутен и добавила.
     - Ты, по ходу, башку ему прошибла, - заметил карла, оттаскивая хладное тело павшего ленинградского бойца в заросли ежевики, где кто - то протяжно вздыхал, крестя охающие губы мелкими движениями пролетарских рук.
     - Да по х...й, - научившись у Багза Банни матерщине, неодобряемой и Квачковым, что ужасно уже само по себе, сплюнула длинной струйкой слюны Дитушка, удивленно разглядывая карлу. - Ты акробат, что ли, анальный ? - спросила она, закуривая сигарету в мундштучке из слоновой кости.
     - Не, - нараспев ответил карла, присаживаясь на таежную тропу задом наперед, - просто урод.
     - Все вы тут такие, - не стала спорить Дитушка, очищая каблук туфельки о кору неустановленного осинового дуба, - уроды. Все мозги е...те, мудачье хреново, придумывая велосипеды Жан - Жака Руссо и правя Сартра Витухновской. Идьёты, - снова зевнула блистательная, видимо, невероятно скучая от творимой чепухи, объединенной языком. Русским, конечно. Хорошо еще, что замечательная американская немка и француженка ни х...я не понимала по - русски, но все равно скучала.
    - Причуды перфекционистки, - подумал вслух карла, съеживаясь под напором падающих вних кедровых шишек.
    - Ну, - не стала спорить Дита фон Тиз, вскакивая на карлу и шпоря того штангой. - Гони, потрох.
    Через год их видели на отрогах Памира. Дита сидела на огромадном валуне периода палеолитов всяких, карла пасся на тучных пастбищах, а Багз Банни шлялся вокруг да около, своей безумной улыбочкой подтверждая всю актуальность насущности плагиату, причем, наисвежайшего, от седьмого февраля, чего не бывало прежде, но с такими блоггерами - будет.
     Я снова заранее знал, какая песня увенчает еще не просто ненаписанную, а даже и не замысленную сказочку, что я вбиваю в клавиатуру прямо сейчас, сполна пользуясь творческим методом непонятки или потока сознания, не зная, о чем и почему буду писать, но песня будет про Щорса и только про Щорса, ведь стоило мне забежать в дзенбуддистский ахуй холландско - отеческого производителя, попервоначалу к несогласному инженеру, а потом и в ленту новостишек, где узрел я новейшую роботизированную новость от тридцать первого генваря сего года, тут же проникся шедшей из Америки пешком новостью и распух гордостью за нашего Щорса, а он наш, Криська, как ни крути и ни верти, не путай парадигмы, любимая, вкури окончательно : Щорс - наш. Как наш дженерал Макашов или Иван Турист, они все наши, кроме чужих, конечно. Или, как говорил Райкин старшой уже :  " Вон он идет, мы его не любим ". Там про тувароведа и дефицитные товары в быту трудящихся. Но мало, кто знает ( а знает - так молчит ), что на самом деле все было совсем не так в Советском Союзе на съемках этой байды сатирической, я - знаю, но не скажу. Потому, что херня это все и чепуха, а расскажу я о другом, но Щорс - будет.
     - Восстаньте, калоши, - шаманил партизанский Щетинкин Лазо, выпирая выпуклым телом таёжника из Приамурской тайги ( это я мемуаров атамана Семенова начитался ), окружая галоши Аркадия Бабченки аккурат накануне пятого ниссона месяца Дракона года Машки Шараповой по китайским понятиям. Ты не подумай, что это чушь, это такая отсылка своеобразная к моей же древней, как наша с тобой любовь, сказочке, впрочем, захочешь : сама найдешь, а я, радуясь собственной грамотности, шмыгну носом и продолжу.
    - Восстаньте, калоши, - уже требовательно гугнел Щетинкин Лазо, самозалезая в топку паровоза, одиноко стоявшего там, - восстаньте и скажите свое веское слово.
    Думаю, ты уже заметила, что калоши Чуковского, а окружал - то он галоши Бабченки ! Не реши, что когнитив, не прими за диссонанс, просто, как я, вспомни о биологических компасах ( я об этом гнал пять лет назад, еще в бытность свою в мудацком ЖЖ, пародируя и тролля одновременно гадских школьников рунета ) и махни рукой на вывихи патриотического сознания, о котором очень хорошо сказал наш лошадиный конкуровец граф Невзоров, опуская какого - то лысого писателя из хевры Лимонова, оставшегося неназванным : " Не знаю, где были все эти уроды, когда я реально воевал за Советский Союз ". А были они в ПТУ. Потом в мусорах. Потом сосали у чеченов. И вот так вот как - то вот всё снова.
    Смею надеяться, что ты уже поняла по стилю и образу этой истории, что именно воспоследует дальше. Точно ! Или бинго, по - американски. Вот и он ( см. ниже, курсив мой ).
    - Веди меня прямо к нему и, когда он меня увидит,  крикни:  "Вот  ваш
друг, Билли". Если ты не крикнешь, я вот что сделаю!
     И он так вывернул мою руку, что я едва не  потерял  сознания.  Я  так
боялся слепого нищего, что забыл мой ужас перед капитаном и, открыв  дверь
зала, дрожащим голосом  прокричал  те  слова,  которые  слепой  велел  мне
прокричать.
     Бедный капитан вскинул глаза вверх и  разом  протрезвился.  Лицо  его
выражало не испуг, а скорее смертельную муку. Он попытался было встать, но
у него, видимо, не хватило сил.
     - Ничего, Билли, сиди, где сидишь, - сказал нищий. - Я не  могу  тебя
видеть, но я слышу, как дрожат твои пальцы. Дело есть дело.  Протяни  свою
правую руку... Мальчик, возьми его руку и поднеси к моей правой руке.
     Мы оба повиновались ему. И я видел, как он переложил что-то из  своей
руки, в которой держал палку, в ладонь  капитана,  сразу  же  сжавшуюся  в
кулак.
     - Дело сделано, - сказал слепой.
     При этих словах он отпустил  меня  и  с  проворством,  неожиданным  в
калеке, выскочил из общей комнаты на дорогу. Я все еще  стоял  неподвижно,
прислушиваясь к удаляющемуся стуку его палки.