Шерше ля фам?

Предуведомление. Все события, обстоятельства и действующие лица рассказа мною вымышлены; любые совпадения случайны.

Черт меня дернул принять в свою лабораторию Нину Козулину! За те двадцать лет, что она до того у нас проработала, она себя ничем не проявила, и это никак не свидетельствовало в ее пользу: ведь надо было постараться, чтобы за такое-то время не засветиться никакими трудовыми успехами! Но здесь, видимо, решающую роль сыграло мое начальническое честолюбие: Нина прослыла местной красоткой, и мне было лестно ею украсить свои производственные будни.
Впрочем, какой-то особой красотой она не отличалась; - баба, как баба, но в нашем, весьма возрастном коллективе она была самой молодой: всего под сорок! Круглое лицо ее было, скорее, банальным, но она владела искусством кокетства, умело используя свои большие серые глаза и широкий – до ушей – белозубый рот. Кроме того, она обладала ладною фигурой и богатым бюстом (что характерно для евреек), которые тоже умела правильно подать. В общем, ее внешность,  и манеры  были подчеркнуто сексуальны, и это притягивало к ней мужской контингент.
Хотя она мало что знала и умела, я ее привлекал в качестве помощника, как «вторые руки», при проведении сложных настроечных работ,  получая немалое удовольствие от такой компании, заодно повышая свой рейтинг среди нашего населения.
Но, наряду с плюсами, наличие такой сотрудницы, как Нина Козулина, навлекло на меня сильнейшую головную боль, ибо, если у нее и были какие-то умственные способности, то они расходовались на то, чтобы не только свести к минимуму присутственное время, но и, даже  находясь на работе, заниматься какими-то неподконтрольными мне делами. Стараясь добросовестно исполнять свои начальнические обязанности, я стремился узнать, чем Нина Козулина  тайно занимается, и через некоторое время мне это удавалось методами скрытной слежки с последующей  аналитической работой.
Так, я догадался, что Нинин муж, Виктор Козулин, - начальник цеха нашего опытного завода, - оформил сына, студента МИФИ, сотрудником отдела, которым руководил его приятель Карякин, но молодой человек на предприятии вообще не появлялся – его работу в свое рабочее время выполняла мать – Нина Козулина. Я счел такое злоупотребление не опасным и терпимым, закрыв на него глаза.
Потом я обратил внимание на признаки какой-то другой активности: Нина Козулина  по звонку своего мужа, вдруг срывалась с места, и куда-то срочно уезжала. Я долго не мог понять, в чем дело, пока не увидел у нее на столе газету «Коммерсантъ», что меня страшно удивило – Нина ничего, кроме книжек Марининой, не читала, а тут – деловая газета. И тогда до меня дошло: Виктор Козулин торгует валютой на ММВБ   (Московская межбанковская валютная биржа), и посылает жену оформлять ставки. Такую деятельность своей сотрудницы я тоже не нашел предосудительной, совершенно успокоившись.
Вскоре, однако, мое спокойствие стало улетучиваться: я все чаще заставал Нину Козулину в компании «Геровской мафии», - сейчас я поясню, что это такое.
С самой Перестройки начальник нашего отделения Мезенцев учредил малое предприятие «Гера», размещавшееся на территории нашего института, - «Цикламена». Сотрудники «Геры» стали получать зарплату, в несколько раз большую, чем на «Цикламене», причем выплачивали ее им не в пример регулярно. На арендованных «Герой» площадях был проведен евроремонт; там был оборудован банкетный зал, в котором каждую неделю что-нибудь отмечали на широкую ногу; сотрудники «Геры» то и дело разъезжали по заграничным командировкам. Словом, на территории разоренного кризисом «Цикламена» возник оазис благополучия, населенный импровизированной «белой костью».
Однако в 2002 году Мезенцев поссорился с директором «Цикламена» - Кушаковым, который не только его уволил, но и отказал «Гере» в аренде площадей. «Гера» съехала, но большая часть ее сотрудников остались работать на «Цикламена» - в «Гере» они были оформлены совместителями на «полставки». Поскольку начальником нашего отделения стал ничтожество Сикиляев, Мезенцев, его игнорируя, без труда контролировал наш коллектив, опираясь на совместителей «Геры» - «Геровскую мафию», в которую входила вся техническая элита отделения, за исключением меня (я был для Мезенцева персоной нон грата).
Итак, мне стало ясно: в моей лаборатории завелась  пятая колонна «Геры» лице Нины Козулиной. Когда я ее в этом прямо обвинил, Нина свое участие в «Гере» с притворным негодованием отрицала, но шила в мешке не утаишь: слишком много времени она вертелась среди ее сотрудников. Кроме того, она часто уходила в полдень якобы «на обед», и возвращалась через два часа навеселе; я же знал, что на «Гере» двенадцать дня было временем проведения корпоративов, и меня бесило, что она меня водит за нос.
Вскоре мне стало ясно, что у Нины Козулиной - какие-то постоянные дела с видным сотрудником «Геры» Никитенко; кроме того я стал замечать, что ее деятельность носит коллективный характер, как если бы она выполняла роль координатора в каком-то тайном проекте; то и дело мне на глаза попадались какие-то листки желтого цвета, свернутые в трубочку, которые можно было видеть, как в руках у Нины, так и у самых разных людей, - в том числе, совершенно мне не знакомых.
Крайне обеспокоенный этой активностью, я поделился своей информацией с начальником – Сикиляевым. Он не разделил моих опасений.
- Я думаю, женщины готовятся поздравить нас с праздником 23 февраля. – вот все, до чего он смог додуматься.
Тем временем активность Нины Козулиной все нарастала. Однажды, зайдя в Мраморный зал – главное производственное помещение размером с небольшой аэродром, заставленное сотнями единиц оборудования, я застал такую картину: по проходу между измерительными стендами медленно идет высокая белокурая женщина, сотрудница соседнего подразделения, подруга Нины. Держа перед собою желтый листок, она заглядывает в него, как бы сверяя его содержимое с тем, что ее окружает; стоя в сторонке, за нею наблюдает Нина Козулина. Заметив меня, она делает знак своей подруге, которая тотчас же желтый листок сворачивает и прячет.
Еще через час, идя по нашему длинному коридору, я издали увидел Нину Козулину, беседовавшую с еще одной участницей «Геровской мафии» - Куничкиной, которая махала руками, как ветряная мельница, указывая на разные стороны света.
Когда я пришел домой, загадка деятельности «Геровской мафии» все не давала мне покоя; напряжение моих умственных усилий нарастало; и вдруг совмещение двух сцен: в коридоре и в Мраморном зале, - подтолкнуло меня к разгадке: «Геровская мафия» по заданию Мезенцева сверяет старую планировку территории, распечатанную на желтых листках, с ныне существующей. И мне стало ясно: вне зависимости от того, для чего она ему нужна, это – акт промышленного шпионажа. Почувствовав себя Шерлоком Холмсом, разгадавшим преступление, я пришел в сильнейшее возбуждение, не находя себе места. Тем более, что, обнаружив его, и не донеся, я бы его скрыл, став невольным соучастником. Несмотря на позднее время (около 11 часов вечера), я позвонил Сикиляеву домой.
- Помните, я Вам рассказывал о какой-то тайной деятельности сотрудников «Геры» - напомнил я начальнику.
- Как же, как же, помню – сказал он с легкою насмешкой.
- Я догадался, чем они занимаются: они снимают планировку предприятия, и это – акт промышленного шпионажа.
- Ну, это, скажем так, Ваши предположения. Чем Вы можете их подтвердить?
И я подробнейшим образом изложил собранную мною информацию, очертив весь круг занятых в данном проекте лиц.
- Вы меня не убедили – сказал Сикиляев, не скрывая враждебного отношения к моей персоне.
- Что ж, завтра я иду на прием к представителю ФСБ на предприятии – сказал я.
- Вот и идите, только меня в это дело не вмешивайте!
Однако за прошедшую ночь я, родившийся в 1939 году, и впитавший страх перед ГБ с молоком матери, обращаться в ФСБ передумал, а пошел в секретариат, чтобы записаться на прием к директору; был как раз четверг, - день приема по личным вопросам. В графе: «тема разговора» я написал: «сообщение об имеющем место на предприятии случае промышленного шпионажа».
Когда я явился в назначенное время, секретарь директора передала мне его просьбу: изложить имеющуюся у меня информацию письменно и передать этот материал ей. Меня такое предложение устроило даже больше, чем прямая беседа; я тотчас же сел за компьютер, и за вечер подробнейшим образом изложил все, что знал, на трех листах А4.
Желая действовать в открытую, я тем же вечером позвонил Мезенцеву домой. Он сам снял трубку.
-  Добрый вечер, Максим Максимыч – и я назвал себя – ставлю тебя в известность, что завтра я передам директору докладную следующего содержания.
И, опуская лирические отступления, я зачитал Мезенцеву подготовленный текст. После моих слов «Подпись. Число» мой визави повесил трубку.
Наутро я передал этот текст секретарю, и направился в кабинет Сикиляева, чтобы принять участие в еженедельном диспетчерском совещании по отделению. Мое появление в кабинете вызвало всеобщий фурор: вся «Геровская мафия», а они составляли 80% присутствовавших, со смесью страха, любопытства и удивления смотрели на меня, кроме одного – Никитенко, который, упершись взглядом в поверхность стола перед собой, выглядел совершенно убитым. Мне стало ясно: всех сотрудников «Геры» Мезенцев ознакомил с содержанием моего доклада, а Никитенко, который, видимо, был руководителем проекта «Планировка», он устроил грандиозный разнос. Я же испытал мгновение подлинного торжества. Чтобы его продлить, по окончании диспетчерского совещания я высокопарным тоном сказал Нине Козулиной:
- Я Вас предостерегал от участия в «Гере», но Вы мой совет игнорировали, и теперь оказались соучастницей преступления, направленного против интересов Государства – промышленного шпионажа. Надеюсь, что Закон будет по отношению к Вам не слишком суров.
Она меня выслушала, не проронив ни слова, уставившись взглядом в пол.
После этого я принялся ждать результатов моего доноса. Я их ждал в течение недели, но тщетно, а еще через неделю появились признаки продолжения работы по снятию планировки, а именно: я заметил, что сборщик Перфильев шел по проходу в Мраморном зале, внимательно глядя в лист желтого цвета, и время от времени что-то с ним сверяя в окружающих предметах; быстрым шагом я его настиг, попытавшись через его плечо заглянуть в желтый лист; оглядев меня с презрительной усмешкой, он свернул лист в трубочку, и, не торопясь, ушел.
Я был вне себя от ярости; чтобы, елико возможно, помешать работам по сверке планировки, я в произвольные моменты времени стремительно входил Мраморный зал, и быстро пробегал по его проходам, ища людей с желтыми листами, но они перестали мне попадаться. Однако внутреннее чутье мне подсказывало, что работы по планировке продолжаются. Вскоре я обратил внимание на то, что у входа в Мраморный зал часто бесцельно слоняется какая-нибудь из баб, с которыми привыкла судачить Нина Козулина, и я понял, что они стоят на «полундре». Стоит мне войти в дверь Мраморного зала, как баба нажимает кнопку мобильника, давая сигнал «полевому» сотруднику с желтым листом, и он прячется. И я понял, что в одиночку бессилен помешать мафии. «Что ж, - подумал я, - если директору по фигу, что у него делается на предприятии, то и мне должно быть на то наплевать!»  И я прекратил борьбу, не предприняв никаких попыток избавления от Нины Козулиной.
Это было ошибкой. Когда через шесть лет Мезенцев решил меня окончательно добить, разрушив производство разработанного мной магнетрона, и ему понадобился вербовщик исполнителей вредительских действий, - таких, как порча деталей, засыпка в прибор стружки и специальных химикалий,  поломка измерительной аппаратуры, - он не нашел лучшей кандидатуры, чем Нина Козулина. Деятельность ее была столь эффективна, что однажды, выведенный вконец из себя, я, загнав ее в угол, сказал:
- Еще одно вредительство, - и я тебе, сука, так твою машину изуродую, что всех денег, что тебе Мезенцев платит за твое паскудство, не хватит, чтоб ее отремонтировать.
Она пожаловалась Замдиректора по кадрам, и меня тут же уволили.
Не знаю, какие функции сейчас там выполняет Нина Козулина, но говорят, что эта сучка занимает бывшую мою комнату.
Ну, а пошел  восьмой уже год, как я занимаюсь писанием этих рассказов… Вот так-то!
                Февраль 2019 г.