Мои почти университеты

«Корочки» о высшем образовании у меня нет. Но попыток я делал немало, и может быть, моя история послужит кому-нибудь поучением. Я малоработоспособный инвалид 52-х лет отроду, вряд ли на что ещё стоит рассчитывать. Говорила лиса Буратино, что учёба не доведёт до добра: «Вот я, училась-училась, теперь на трёх лапах хожу»! Но начнём сначала.

Школу закончил в1984 году со средним аттестатом: в основном четвёрки. Примерно с 6 класса я по смутной сумме причин перестал быть отличником: нелегко тянуть уроки, непрестижно слыть зубрилой (отрицательный персонаж), успех достигается не большими,а правильными усилиями, гениев не понимали окружающие и др. Но кое-какие знаковые достижения иногда появлялись: я писал незаурядные сочинения, решал сложные задачи и воображал себя уже в «запятёрочье», как бы «Леонардо с подбитым глазом», описанным В.Леви. Поступать в вуз казалось естественным шагом, и хотя из ближайшей родни дипломом обладал только папа, можно было бы утереть нос захолустному космосу с помощью МГУ.

Гуманитарные факультеты отпадали по причине экзамена по иностранному языку. Меня пугали, что не выдержу конкуренции с выпускниками столичных языковых спецшкол. С математикой у меня иногда получалось участвовать в олимпиадах, она позволяла философствовать, и я выбрал мехмат. Не прошёл по конкурсу, полупроходной балл, удивился «3» за сочинение. На апелляции получил объяснение нюансов пунктуации и робкий совет попробовать силы в направлении словесности. Непрошедших в МГУ брали периферийные универы, но я хотел в Москву, — боялся, что второой раз из дома не отпустят, — и успел перекинуть документы в Бауманку, благо там экзамены позже, в августе.

Математика местная была попроще, не требовала "Квант"ово-олимпиадного уровня, но балл опять получился полупроходной. Возможно, это особая тактика вузов: тем, кто чуть недобрал, предложили оформиться в Калужский филиал, целая группа как раз набралась. А вот мой сосед по абитуре имел равные оценки, но подождал (по совету родителей?), и его взяли в столице. Я вылетел через полгода за академическую задолженность, — не освоился: один зачёт не склеился, второй отложили пересдать, третий и др… Близок локоть, но поезд ушёл. Впрочем, подтвердились слухи, что всё равно заберут в армию, и многие одногруппники служили. А потом не все восстановилиь в Калуге, некоторые поступали в Москве по новой
.
Сам я я после ДМБ опять пошёл на мехмат, но обнаружил, что форму малость потерял, хотя принципы математики помнил. Утешила перспективы учёбы на «рабфаке», как называли Подготовительные отделения, куда принимали в октябре. Шоком явилось то, что меня не взяли и туда, где по определению нет конкурса, сказав, что я неподходящий человек. Меня приняли за еврея? В тот исторический момент на пике интереса были неформльные объединения молодёжи, и внешний вид у меня был соответствующий. Или правильно то мнение, что любые способности могут неожиданно и посещать, и покидать человека по неведомой Божией воле? В итоге я поступил, слегка замаскировавшись, на рабфак МИУ, и официально заселился в новую общагу, поскольку в бауманской начал надоедать приятелям.

Здесь мне почти не требовалось освежать знания, я больше помогал новым соученикам, среди которых хватало вполне грозных товарищей типа 30-летних кавказцев. С другой стороны, замаячили и поманили совсем отличные перспективы: я почуял шанс пролезть в творческую среду и в ней как-нибудь самореализовываться дальше. В «20-й комнате» журнала «Юность» или на «сейшенах» рядом ходили небожители: рок-музыканты, поэты, журналисты и др.; так тусуясь на оба фронта, везде жутко выпендривался, привирая о крутых знакомствах. С рабфака меня вышибли в мае перед зачислением, несмотря на то, что ранее я поспособствовал устроить довольно громкий в масштбах института концерт «Алисы». Вышибли, но меня уже привязывали к МИУ чисто человеческие связи, и я летом поступил опять туда на общих основаниях.

Кое-какие предметы были небезинтересны, но в целом я собрался просто тянуть лямку, — не тут-то было. На первой же сессии сумел сдать все зачёты, кроме физкультуры. В принципе, у нас мало кто ходил, друзья говорили: «Да без проблем, поставишь бутылку, все так делают!». У меня не получилось найти подход к физрукам. Не помню всех деталей, под конец даже медсправку пытался подделать. Наверное, кое-кто посмеивался над моей фрондой (мол, эпигон Любшина из «5 вечеров»), но находились друзья, которые сочувствовали и поддерживали. В 89-м году вообче перестройка допускала обнуление любых провалов и подъёмов. Глаза разбегались чего читать, и я определился быть гуманитарием.

Поступить в историко-архивный не вышло, но запомнился курьёз на экзамене. Попался билет с вопросом об отражении современных социальных процессов в литературе и искусстве. Свое мнение я выразил в радикальном заявлении о некорректности постановки вопроса, и обрисовал «контркультурный» подход к предмету. Возникла дискуссия, где преподы поняли, что я немного непрост, и поставили соломонову «тройку». Сейчас так бывает? Но не поступил, «неуд» за написанное в самиздатовском ключе сочинение. Потом пару лет я прожил без официоза: писал, читал, смотрел, участвовал, проживал и переживал, не хотел никуда поступать. «Лимит» откладывался как самый чёрный вариант, ибо разные продвинутые знакомые обдумывали и выдвигали массу проектов. Ау, олигархи?

Однако плохо быть бомжом. Ехать на родину я твёрдо не мог, потому что созрели рэкет, национализм и остальное, что поняли даже родители. В ПТУ и техникумы меня не брали, но оно пожалуй к лучшему, поскольку добрая половина учащихся вскорости садилась в тюрьму. Летом 1991 я поступил в тот же РГГУ на факультет защиты информации. Выбор решило наличие математики вместо английского, хотя в принципе язык я подучил. Сдал отлично, только сочинение «4», и вчерашние школьники моложе меня на 7 лет выглядели сущими детьми. Вообще, в этот раз я связывал с учёбой большие надежды, благо скоро и коммунистов скинули, и все разинули рты.

Следующий год принёс немало пользы. Ещё в колхозе я подружился с ребятами специальности «Лингвистика», и они присоветовали сходить на некоторые их занятия (послушал Зализняка и др.). На своём факультете бывали интересны философия, история, основы права и др. Пропускал я, конечно, изрядно, но сходило с рук. Камнем преткновения стала математика. Препод был вредный, въедливый, с амбициями, требовал посещения его лекций. Может, он был прав, так как материал давался сжато, изучать самому занимало всё время, а может, познание просто нелинейный процесс. В любом случае, я кое-как просёк фишку и решал задачи для всей группы (молодёжь отставала), и он это прекрасно видел. На второй сессии я сдавал математику через комиссию, и они меня завалили. Помню, вышел я после экзамена покурить на крыльцо, тут ко мне подошёл этот препод, собирался что-то сказать, но повернулся и пошёл прочь. Ну, и факт, что незадолго до того начальство стало настоятельно требовать, чтоб я постригся и вынул серьгу.
Несколько лет я лелеял идею оздания альтернативной системы образования, где всё будет взаправду (ИНИОН на абордаж!), пока не обратился к вере. Уже семья была, жил в Саратове, и тут возродили духовную семинрию, куда надо было поступить. Ещё учась в Калуге, я слышал легенды про ужасные трудности на церковной стезе, но теперь-то путь выглядел одолимым. В 96-м меня не приняли как слишком наивного неофита, но поработав годик рабочим при храме, я инкультурировался и и в 97-м поступил. Наверное, это мой жребий.

Как образовательное учреждение еминария ближе к военному училищу, чем вузу, потому что довлеет воспитательный аспект, но после Гадамера зубрить «Катихизис» играет свежими гранями. Ну, и психологические проблемы для служившего в армии — пустяки. Тем паче трудно передать радость оказаться в сообществе верующих молодых людей; эх, после уже нет того братства. При всех недостатках духовной школы она всё-таки многие вещи правильно переставляет в голове, аккуратно укладывает на место. Недаром один препод, который работал попутно в СГУ, говорил, что здесь он отдыхает. В библиотеке я активно читал авторов из эмигрции, а на уроках выбрал тактику точечного получения «5». Семинария — единственное после школы заведение, которое я закончил. Причём получил возможность поступать в Духовную аадемию, как мечтал. Возраст Христа, уже год священником и хорошая репутация в кругах саратовской интеллигенции.

Но в МДА меня не приняли, там отношение к провинциальному духовенству малость жёстче. Мы в рясах для них как для нас старушки, прущие в Крещение за святой водой. На Сектор заочного обучения поступают зачастую люди непоследние в своих епархиях, с регалиями, иногда с высшим светским образованием и даже научными степенями. Говорят, в МДАиС могут и за взятку пристроить; есть и другие крайности. Помню, на «Догматическом богословии» лютовал один архимандрит, который потом сошёл с ума на почве ИНН, дай Бог ему здоровья. Между прочим, мое отношение к догматике почти протестантское, я стараюсь это скрывать. По «Писанию Нового Завета» была парочка каверзных вопросов, ответы на которые следовало бы узнать у предыдущих поколений академистов. Но я молился, и конце концов сам нарыл ответ в в библиотеке.

Поступил я только с третьего раза, когда не надеялся. Подтянув упущенные в семинарии пробелы, попутно выяснил, что количество тёмных моментов в континууме знания вполне счётное. Костяк учения — оценки, а понимание нарастает постепенно. Самообразование — стихийный интерес, склонно стекать вниз, а формальная система всё-таки задаёт верх (ориентиры, опалубку).  Злые языки утверждают, что старейшее учебное заведение России, восходящее к Славяно-греко-латинской академии, которую заканчивал Ломоносов, докатилось до уровня воскресной школы. Это гротеск и провокация, МДА — престиж, Хогвартс, где водятся волшебники, там работает довольно авторитетных спецов. Проблема в контрастах и в отсутствии (невозможности?) «гамбургского счёта» у христиан: двум медведям в одной берлоге тесно, а нас тут сотни. Отдельно тёплым словом хочется вспомнить ряд батюшек-студентов: съезжаясь на сессии, в общении делились информацией, и опытом, и духом, наверное.

Диплома я так не получил, потому что по старому порядку по итогам без «троек» закрепил тему кандидатской диссертации, надо было её сразу писать и защищать. Дело застопорилось, халтура — недостойно, вдобавок у меня возросли нагрузки по службе в храме. Приход при военном институте, я навёл контакт с руководством и преподами, затеял факультатив «Основы Православия», для коего даже написал учебное пособие, меня хвалили. Ещё меня сгоряча чуть было не взяли преподавать в семинарию, но вовремя отыграли резко назад. Зато в 2007 г. архиерей решил отправить молодых священников учиться на философском факультете СГУ, и по совету одного доктора вечно молодой я тоже попросился. Так откладывалась работа с диссертом.

Как-то подсчитал, это были (16?)-надцатые вступительные испытания в моей жизни, сдал в СГУ с отрывом от всех баллов на 20. В тестах имхо пару формулировок сляпали некорректно. Учиться мне нравилось, — будучи заочником, мог заглянуть на любые занятия, — причесать мысли и факты туда-обратно-поперёк, взглянуть с точки зрения переконструкциии в очередной раз никогда не вредно. Бонусом шло пощекотать тщеславие, на манер выслушать после доклада: «Спасибо, что Вы есть». Часть преподов знакомы полуофициально и неофициально, часть нет; нередко встречались идейные оппоненты, но они тоже относились уважительно. Человек думающий не всегда имеет достаточный религиозный опыт, чтобы осознать себя верующим, но мыслить из-за этого он не перестаёт. За пять лет ни единой «4», динозавр, хотя пара отметок подтянуты авансом, чётко шёл на красный диплом! Смешно, но окончилось разбитым корытом.

Прихожанка-профессорша объяснила, что письменную работу сдавать необязательно, если семестр/курс закрыт выставленной оценкой зачёта или экзамена. На госе выяснилось— зря, задолженности предложили сдать до осени (не тормозить же из-за одного всю группу!). А летом позвонил друг, которого я помню совсем молодым человеком, а теперь он занимает один из постов в универе, и предложил неожиданный ход конём: я поступаю заново на другое отделение и беспрепятственно прохожу все круги до диплома на блюдечке. Я повёлся как карась, я люблю учиться забесплатно, на второе высшее нужны деньги, а их у Д`Артаньяна отродясь не было.

Злой ветер рока погнал меня к небытию. По тестам ЕГЭ теперь занял 3 место: видно, старею. Была инвалидность 3 группы, в течении года резко упало здоровье, я разучился ходить. Появился устный предмет физкультуры, вела какая-то девчонка, не знающая, что такое диабет, цирроз и др. Ха, опять незачёт, как 30 лет назад?! Никто не предупреждал о дедлайнах, интернет-заданиях и прочем модерне. Я чуть не ползком добирался до корпуса, а барышни в деканате регулярно теряли мои ведомости. В последний раз побывал в универе летом 2014, когда в силу совершенно чудесного стечения обстоятельств я закрыл задолженность. Назавтра мне объявили о телефону: дескать, ничо не знаем, нужной бумаги нет. А я в тот период натурально подыхал. Впоследствии звонил мой начальствующий друг, я рассказал всю историю, не знаю, что он предпринял.

Благодаря жене я относительно жив и бодр, не покидая одра. Утомляемость высока, очень немного могу работать, читать. По-хорошему учиться не потяну. Похоже, смерти не боюсь, но мучиться нежелательно ни на том свете, ни на этом. В целом, хорошо лежу, —  не сравнить, что бывало 4-5 лет назад. Не исключено, существует Небесный университет в районе Небесного Иерусалима из Апокалипсиса Иоанна. Вот, в назидание.