Тише

Лысые, обледенелые деревья корчились, словно в судорогах. Хмурая камчатская зима, длящаяся бесконечно. В этом монохромном однообразии мало что способно впечатлить. Но узкая тропинка, криво стоптанная завсегдатаями и даже в большей степени случайными прохожими, ведущая к Областному психоневрологическому диспансеру, вдоль двадцатого дома на Кавказской таит не мало трагичных своей ординарностью историй.
Помнится, в тот день на потёртой верёвке, протянутой от окна их квартиры к одному из скрюченных деревьев, болталось бельё. Серое, как и всё вокруг, оно давно не выстирывалось, больше походя на грязные половые тряпки, что использует уборщица Людмила для помывки пола в коридорах нашей больницы.
Лиза сидела на кухонном табурете, глядя на яичную скорлупу, лежащую в сковороде, когда Тёма привёл домой очередного гостя. «Надо… надо…», – думала она, но мысли застревали и расплывались в её голове, не успев схватиться друг за друга.
– Где кропаль?
– А? – Лиза с трудом перевела взгляд на мужа, нависшего над ней (отчего ей стало не по себе).
– Кропаль. У тебя?
– Ааа… – она так и не закрыла рта, но, покачнувшись, встала и начала медленно шарить по карманам своих джинсов. – Да…
– Нашла? – Тёма пристально, почти зловеще, взирал на жену, в то время, как гость нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
Сумрачное пространство квартиры создавало неприятное ощущение. С того момента, как он вошёл, ему хотелось поскорее отсюда уйти. На окне, заваленном всяким хламом, вроде запылённых банок-склянок, разнокалиберных крышек и прищепок, стоял покосившийся горшок с еле живым цветком. Его местами пожелтевшие листья всё ещё тянулись к солнцу, которого здесь, казалось, не существовало.
Во взгляде Лизы отразилось непонимание, сменившееся излишне восторженной искоркой, когда она смогла наконец вспомнить название найденного ею предмета и свести воедино знак и его содержание:
– Жвачка, – осознав, что с нею делать, Лиза начала разворачивать фантик, совершенно позабыв о цели своих поисков.
– Лиза. Кропаль, – Тёма мог бы показаться терпеливым, но, на самом деле, был просто также заторможен, как и его жена.
– Ааа, – она нахмурилась, положив жевательную подушечку на стол, и вывернула второй карман. – Нету… – озадаченно пожав плечами, Лиза поджала нижнюю губу.
– Может, в ванной? – Тёма задал этот вопрос, уже отвернувшись и смотря в окно, как бы риторически рассуждая вслух. Но Лиза молча пошла в ванную и почему-то там заперлась.
Гость, пришедший с одной простой и незатейливой целью – накуриться и захватить кое-каких наркотиков домой, обречённо плюхнулся на один из кухонных табуретов. Судя по состоянию домочадцев, он залип в этой напоминающей дешёвый притон квартире надолго.
Тёма почесал щетинистый подбородок и тоже сел:
– Скоро всё может кончится, – он наркотически вдумчиво посмотрел на вынужденного собеседника. – В Саудовской Аравии выпадает снег, вода из Африки обрушиваются на Москву и Крым, землетрясения, опять же, наши вулканы… Для нас всех, да, для нас всех…
Слушая апокалиптический бред Тёмы про трубы ангелов смерти, библейские пророчества и таящие ледники, гость задавался вопросом, зачем на плите стоит сковорода с яичной скорлупой, когда на кухню зашла семилетняя дочь хозяев Вика.
Девочка подошла к стоявшему у окна огромному зеркалу в старинной резной оправе из тёмного дерева, накрасила губы блескучей помадой и покачалась несколько минут из стороны в сторону, смотря на своё отражение. Больше всего в ней пугало не то, что она как бы не замечает присутствующих, а взгляд на саму себя: бессмысленный, пустой и тусклый. Уже выходя, Вика всё же сказала гостю:
– Привет, – и скрылась в одной из жилых комнат.
– Если наш Гигант проснётся, то всё. Там мощь, в этой впадине. Она превышает все известные вулканы. Этот котёл нас зальёт и потопит в магме, –Тёма достал из початой пачки, валяющейся на столе, сигарету и закурил. – Вспомни Нефтегорск, хотя бы. Нас это ждёт. Или ещё хуже. А может, под воду уйдём, как Атлантида, – он безразлично пожал плечами.
Устав от псевдонаучных фактов и шокирующих гипотез, гость воспользовался паузой:
– Слушай, она что там делает?
– Кто? – Скачущие мысли Тёмы давно ушли в сторону от предмета их встречи.
– Лиза, в ванной.
– Блин, не знаю, – Тёма встал и пошёл было за женой, но на полпути вернулся, порылся в навесном кухонном шкафу и, достав пакет с маленькими голубыми кристалликами из пожелтевшей пластиковой банки с надписью «РИС», протянул его гостю. – Пока не видит. Всё сдолбает, что найдёт.
Гость молча кивнул, пряча пакетик в карман куртки, которую он так и не снял. Не хотелось.
– Лиза. Открывай, – пока Тёма тарабанил в дверь, гость ненароком заглянул в комнату с детьми. Они выглядели странно.
В каком-то коматозном состоянии пятилетняя Оля лежала на диване, наматывая свои длинные чёрные волосы на безголовую куклу, Вика уже стригла себе чёлку большими металлическими ножницами, загребая обрезанные волосы под детскую кроватку, в которой понуро сидел их младший братик, тупо глядя в телевизор, где без звука сменялись клипы «MTV».
Лиза так и не подавала признаков жизни, Тёма стучал, повторяя одно и тоже, как запрограммированный робот, и внезапно зазвонил домофон. От творящегося вокруг него сюрреализма, гостя начинало подташнивать. Тёма пробурчал: «Блин… Зачем она припёрлась сейчас…», и продолжил стучать в ванную. Домофон всё звонил и звонил, а Тёма больше никак на него не реагировал. Пожалуй, только на третьей попытке неизвестной, он поднял трубку, но ещё какое-то время молчал, ничего не делая. Гость не знал, говорили ли ему что-то – лицо хозяина оставалось непроницаемым.
– Бл*, – откровенно недовольно протянул Тёма матерное приветствие, прежде чем нажать на кнопку. Его явно слышали у подъезда.
В квартиру зашла, мягко говоря, угрюмая девушка лет двадцати пяти. Казалось, что она смотрит вниз, потому что физически не способна поднять тяжёлые, чуть вспухшие и покрасневшие веки. Тонкие, выбеленные и местами тонированные в грязно-фиолетовый цвет, волосы слегка курчавились, торча в разные стороны. Несколько ломких кривых сосулек частично прикрывали её глаза и прыщавые щёки. Ни на кого не смотря, она молча прошествовала на кухню, подобно призраку.
– Пришла Ваня, – использовал Тёма последний довод, и свершилось чудо: Лиза выползла.
Гость не знал, о чём беседовали девушки на кухне, будучи приглашён в их туалетную обитель зла, но складывалось впечатление, что они так и просидели там, не сказав друг другу ни слова, бессмысленно пялясь в пол и яичную скорлупу. Обладательница странного имени явно тоже была под чем-то.
На стиральной машине – самодельный бонг, вокруг него пыль и мелкая россыпь снадобий, в грязной ванне какие-то вещи, сваленные в кучу, в унитазе, судя по виду, и вовсе некая новая жизнь активно заявляет свои права на существование. Только заглянув в него, гость сразу же перехотел освобождать свой мочевой пузырь в эту клоаку.
Тёма рассеянно ковырялся в поисках утерянного кропаля.
– Нашёл, – наконец улыбнулся он, подняв свёрнутый кусок квартирной квитанции и закрывая дверь на щеколду. – Это я его спрятал и забыл. А она не нашла. Сто пудово искала всё это время, чтобы сдубасить в одну харю.
Покурив травы, они вернулись на кухню, где кисли две одупляющиеся девушки. Гость хотел уже уйти, но Лиза остановила его внезапным вопросом:
– А у тебя с кнопочкой сиги?
– Да, – гость протянул ей свою пачку.
– Можно? Я тебе жвачку дам, – она смотрела на него своими стеклянными, ничего не выражающими глазами снизу-вверх (отчего было жутко). – На.
– Не надо, бери так.
– Не, на, – настаивала Лиза, тыча в него помятой упаковкой.
– Ладно, – с неохотой согласился гость.
– А можно две?
– Бери всю пачку.
– Правда? – Лиза недоверчиво заглянула внутрь и, обнаружив, что та почти полная, покачала головой. – Не, у меня больше ничего нет.
Опасаясь, что она предложит себя и стремясь скорее закончить это мракобесие, гость пожал плечами:
– Как хочешь, – но пачку назад не взял. – Ладно, я пойду, Тёма, счастливо.
– Ага, звони, если что, – его радушная улыбка была обоснована: исходя из веса купленного пакетика, он неплохо так угостился – «комиссия агента».
Выходя, гость не сдержался и обернулся: Лиза сидела с неподкуренной сигаретой в зубах, Тёма стоял рядом с подкуренной, Ваня колупала ногтем клеёнку на их столе, Оля скрылась в туалете, а Вика меняла подгузник брату.
Я не была тем гостем, если вы об этом подумали. Но история рассказана мне из первых уст и впечатлила больше, чем способны любые киноленты. Мы часто ходим в кино на ужастики в поиске ярких впечатлений. Но настоящая жуть рядом с нами. Это страшнее Синистера, это страшнее тьмы, которая готова поглотить тебя без остатка. Во тьме ничего не видно. Но эта серость, сумрак, в котором видно всё, – это ад наяву. Это убогая повседневность, в которой они существуют постоянно, пока не умрут.
Впрочем, если вам интересно знать, чем всё закончилось, то этого я не могу сказать, потому что они всё ещё существуют в той самой квартире на жалкие государственные подачки. Однако могу сказать, как закончился для них тот день и начался новый.
Чуть позже Тёма куда-то ушёл – жизнь кладмена полна скитаний, а Лиза отправила старшую дочь в магазин за пивом и дошираками. Потом они все, включая годовалого малыша, поужинали лапшой быстрого приготовления и зависли в телевизор.
Отправив детей спать, Лиза снова осела на кухне, рассматривая свои ладони, сильно пожелтевшее и осунувшееся лицо. Она никогда не была красива. Корякская кровь дала ей лишь смуглую кожу, чуть раскосый разрез карих глаз и слегка приплюснутый широкий нос. Зато она была стройна и когда-то почти грациозна. Она не знала, зачем живёт и никогда этим вопросом не задавалась, но в последнее время жизнь её тяготила. Не настолько, чтобы с ней покончить, но всё же. Сложно назвать любовью то, что она испытывала к своим детям. Скорее, она их просто принимала. Как данность. Как мужа, как необходимость раз в месяц ездить к бабушке за продуктами или стирать бельё. Вспомнив, что так и не сняла его с верёвки, она тут же об этом забыла.
Большинство из вас осудит её за безответственность, за приём наркотиков и отсутствие должной любви к детям. Но нельзя сказать, что она всегда была такой. Просто в какой-то момент серость её поглотила. Иногда смотреть вперёд ясным взглядом бывает так тяжело, что наркотическое забытье становится единственным способом скрасить реальность. Но продолжим.
Ночью, когда Максик проснулся и завизжал, скорее всего, от колик, первой проснулась Вика. Она испугалась, что мама тоже услышит его в соседней комнате. Тогда она проснётся и будет злиться. Очень злиться. А ещё ей самой очень хотелось спать. Подскочив к кроватке брата, она сначала попыталась его покачать, взяв на руки. Но он никак не унимался. Вика запаниковала и, вернув его в кровать, накрыла подушкой. Чтоб приглушить его крики. Просто приглушить. Она слегка придавила подушку – Максик немного побрыкался, но в итоге затих. Вика прошарпала босыми ногами к дивану, на котором спала вместе с сестрой, и, зевнув, закопалась поглубже в одеяло.
Утром девочки не поняли, почему Максик не встаёт, и позвали маму. Лиза обнаружила сына чуть посиневшим, с застывшими неровной серой дорожкой слюнками у губ. Она несколько минут смотрела на него, а потом снова укрыла подушкой и закрылась в ванной.