Ёпшин

           Антоша Ёпшин, муж Симы Дигель и брат Качка, попал под раздачу. В том смысле, что, наконец-то, выпросил.
           Весь микрорайон ждал годами.
           И дождался.
           Предприниматель Стас Иконников, по прозвищу Иконостас, парковал свой автомобиль на газон около шестого дома. На свое законное – беззаконное место. А Иконостас как паркуется? Занимает своим внедорожником всю дорогу перед домом, потом снимает четырехметровую якорную цепь, килограммов на восемьдесят пять, и только тогда заезжает на газон.
           Вот и в тот раз, было все то же самое.
           За исключением того, что Ёпшин полез в самое пекло.
           То есть пока Иконостас снимал цепь, попытался протиснуться вдоль машины.
           Даже не так, Иконостас уже залезал в кабину, а Антоша попер. И как-то у них там вышло, что один толкнул автомобильную дверь, возмущенный отсутствием прохода по родной дороге, а другой, толкнул в ответ. Мол, нефиг тут.
           Ты чего? Спросил Ёпшин.
           А ты чего? В свою очередь, брызгая слюной, заорал Иконостас, и опять толкнул Ёпшина дверью.
           Грязной.
           Ёпшин как-то отрешенно, словно именно этого и ждал, посмотрел на свою новую, но уже испачканную синюю фуфайку, мгновенно рассвирепел, и ударил ногой по двери со всей силы.
           Там, конечно, неудобно бить – места мало. Но он сумел извернуться и пнуть вдоль штакетника газона по приоткрытой двери. В которую еще не до конца протиснулся Иконостас. И ему, естественно, прилетело по переносице. И сразу захорошело. Но, не смотря на обильно потекшие слезы, раздираемый капиталистической злобой пополам с бешено взбрызнутым адреналином, Иконостас заорал, зарычал и бросился на Ёпшина.
           Который, не будь дурак, продолжал лупить ногой по двери, навалившись на нее всем телом и отчаянно матерясь.
           У подъезда курил, точнее, парил, мальчик.
           Кирюша, по кличке Бивень, с четвертого этажа.
           А этот Кирюша, как бы поделикатнее сказать, из нового поколения. Не отдупляющего реальность ото сна. Сразу достал телефон и принялся увлеченно снимать противостояния труда и капитала.
           Победил, как всегда, капитал.
           Потому что Антоша Ёпшин хилый, немолодой, измочаленный жизнью, но доведенный до отчаянья интеллигент. Ну, полуинтеллигент. А Иконостас бешеный, наглый, напористый, со здоровенными мозолистыми кулаками, спекулянт. Он когда здоровается, так кисть стискивает, что даже Колян морщится.
           Куда там Ёпшину.
           И все могло бы кончиться еще хуже, кабы не Сима, что увидела драку в окно и выскочила, чуть ли ни в чем мать родила, защищать мужа. В халате. На голое тело. В вороте халата мелькнули ее маленькие и крепкие, как кулачки, грудки (не мое сравнение, где-то вычитал), которые Бивень успел тщательно снять...
           А ждали такого финала в нашем микрорайоне потому, что Ёпшин всех здорово достал. Во-первых, у него младший брат Качок сидит на зоне в Сухобезводном за избиение четырех человек. И Антоша этим пользуется. Явно он ничего не говорит, но молчит так, что многим, воспитанным по старинной системе – в страхе перед уголовным элементом – делается не по себе. Во-вторых, он и сам, без брата, очень непредсказуемый стал сразу после Перестройки. Буквально. Ушла земля из-под ног и глаз ходуном заходил.
           Раньше-то он был почти кандидат педагогических наук, накануне Краха. А сейчас – не пойми кто – оператор на подстанции, на мизерном окладе. Плюс портвейн по шестьдесят восемь рублей. Чего туда на такие деньги нальют..?
           Обаяния это все ему не прибавляло, Антоша ходил по микрорайону озлобленный, всем недовольный и агрессивно ищущий справедливости.
           Гляди, не раз предупреждали его добрые люди в лице Зураба из двенадцатой квартиры, доиграешься.
           Чего?! Тут же взбрыкивал Ёпшин, кому? Кто!
           Ну-ну, говорили люди и продолжали ждать.
           Дождались.
           Это еще Толстой заметил, если все чего-то хотят – оно случается.
           Как хорошее, так и плохое.
           Плохое, само собой, чаще…
           Иконостас, сказал Иконостасу Зураб, спустя пару дней, когда встретил его у подъезда, выгуливая пекинеса Машу, Качок откинется, он тебе глаз на жопу натянет за братана, а?
           Да мне положить на него, ответил Иконостас.
           И пошел себе дальше.