Азовский рынок. Детство

                Детство. Азовский рынок.
 
        Мой путь к родному дому всегда проходил через базар (сейчас его называют Азовский рынок). Из детсада, школы, откуда-то ещё, с центра города, через этот огромный, как бы, занимающий целый огороженный квартал с его строениями, рядами, толпами разных людей. И вокруг базара – гужевой, автомобильный транспорт, автовокзал для подвоза товаров, перевозка сюда людей с окраин южного города и прилегающих станиц и хуторов.
Пройдя через дорогу, попадаем в крытое помещение – пассаж, где торговали только мясом животных и сопутствующим,  другим товаром. Вся эта система работала каждый день. Только глубокой ночью жизнь затихала - этого огромного массового «муравейника», с его законами, жизнью и традициями.
 
Помнится, что мы, детвора, часто бегали смотреть на таких диковинных для нашего края животных, как – верблюды. Это очень гордые, статные существа. Они мирно поедали всё, что им  было положено, мрачно перетирая еду двумя большими челюстями. Мы, ребятня, обязательно что-нибудь им с дома приносили вкусности – кто что.  Особенно они любили сахар. Тогда в ходу был кусковой, или насыпанный на хлеб, рассыпчатый, помоченный водой из колонки. Это было  лучше любой вкуснятины. Каждый мальчишка, мог свой обед пропустить, лишь бы принести лакомство для верблюдов.
Помню случай, когда один мальчуган, решив поиздеваться над гордым существом, стал одного (видно вожака), дёргать: то, за один клок шерсти, то, за другой, тыкать в глаза палкой. Да так зловеще, что животное, не выдержав этого,  как плюнет (харкнет) в лицо этого мальчишки, такой огромной, перемолотой со слюной массой, что этот нахал, от испуга, стал истошно кричать. А, вокруг,  ранее, делавшие ему замечания люди, были даже обрадованы, что животное, хоть, чем-то, но отомстило, этому злому мальчугану. Торжество справедливости восторжествовало.

Мир на базаре был, какой-то особенный, своеобразно-разговорчивый, доверительный и человечный: шумный, разноголосый. То там, то здесь, случались разные происшествия, с воем и истошным криком, с просьбой о помощи в сочетании хорошего, с плохим.

Впечатлительно и трогательно было, как в центре площади базара сидел на самодельной коляске, покалеченный войной солдат – без обеих ног.  Что самое запоминающееся – он пел красивым голосом песню, про мать – жалостливо так, и вокруг, молчаливо со слезами, собиралась толпа, которая со страданием слушала его и смотрела - как быстро наполняется его кружка медяками. И толпа радовалась, когда, кто-то в кружку клал более дорогую купюру. Труд – обезображенного войной воина, защитника, достойно оценивался собравшимися, а песня под гармонь, вызывала слёзы у каждого стоящего там.
И обязательно, рядом, находилась девочка – тоже убогая. Она, по мере наполнения железными монетками кружку, забирала и высыпала в его шапку, и рядом подле их, обязательно была котомка с неказистой едой-подаянием: хлеб, сало, вкусности, в виде сахарных петушков на палочке. Изредка, когда он делал перекур, она наливала ему в гранёный стакан водки, отламывала кусочек хлебца, положив поверх стакана – сало или солёный огурец: он кушал. А люди, ему – всё больше и больше клали всякого добра – кто чем мог. А, она, девочка, в этот момент обходила с его шапкой – по кругу, и по новой – шапка набивалась всякой мелочью. Люди для такого случая - ничего не жалели: беда одного человека, становилась бедой общей. И каждый, вспоминал в эти минуты, свои тяжёлые моменты. Но мальчишеское любопытство – звало дальше.

Невдалеке, рядом, стоял дядечка, который держал на груди птичью клетку. И на руке у него, гордо восседал разноцветный попугай. Дядечка, обязательно в стихах, произносил рифмованные слоганы:
Десять копеек, и счастье твоё, улетит несчастье в далёкое бытьё.
На боку у него, красовалась коробка со свёрнутыми, и тесно прилегающими друг к другу записочек счастья и предсказаний судьбы.  Многие хотели бы про себя всё узнать, особенно дальнейшую судьбу, и если была лишняя монетка, то обязательно, встав в очередь, попугай этому человеку, вытаскивал из всей этой массы – «обязательно твою записочку», которую ты, втайне от всех, тщательно читал, и к сердцу припрятав, веря в каждое слово – послание от всевышнего. Казалось, что, точно – это про тебя и для тебя.
И, как-то, близким и таким родным, становился этот человек, приносящий радость и надежду. А попугай – ещё более красивым казался. За радость считалось – покупка стакана семечек, для попугая, а для проверки – не хотелось испытывать ещё раз судьбу: записочка грело сердце и она, может быть, когда-нибудь, высветит сущность предстоящего далёкого будущего.
 
А семечки – это особый раздел повествования, тут – целый отрезок жизни горожанина: у какой старушки их покупать, где хорошие, не пережаренные, вкусные, в кулёчек, свёрнутый из газеты, нам насыпала бабушка, а высший шик – из белой бумаги, с одобрением этого товара, приговорами, и обязательно,  захватив  пару пригоршней сверху – желала каждому, доброго здоровья. Люди были не жадные, ласковые на слова.

Вот, проходишь в ряды, мимо торговцев в белых халатах и передниках, предлагающих молочные изделия. Кроме того, что при входе торгуют молочным товаром – разливным с бочки с колхоза, и обязательно большая очередь в другом конце на выходе – с бочки с квасом – густым, наваристым, пенно-коричневым,  вкуснятины отменной, утоляющим жажду, кто-что любит.
Вот, можно попробовать, приглянувшийся тебе стаканчик с густым молочным каймаком – этим торгуют нахичеванские армяне - ты на месте пробуешь его.
И, каких только продуктов и овощей нет. Особенно знаменит был ряд, с рыбными изделиями: сушёная, вяленая , живая рыба – большая и маленькая. А про раков – отдельную главу можно описать, но в другой раз, запах здесь – особенный.  И много люду там.  Толпятся: и пьяницы, и любители пива, оно продавалось тут же – в бочках, на разлив и в бутылках. Из-под полы разливалось спиртное: водка, вино, брага.  Закуска отменная: рыба, хлеб, помидоры, огурец, и такой запах стоял, что от одного его пьянеешь.

Но это производилось днём, а глубокой ночью, особенно под утро в три часа, в палатке деда Арчила, происходило похмелье. Пьяные алкаши, весь день пили, а под утро подходили к палатке и он их похмелял - самым дешёвым вином. В городе поговаривали, что этот дед, стал самым богатым человеком в крае. Вот - такой был подпольный миллионер в этом городе. Дед нажился на алкашах, но всё равно, это ему на пользу не пошло - всё пропало.
Были и такие торговки, которые по дешёвки покупали мясо на мясокомбинате и торговали за дорого им, на этом наживались и уже, тогда, этот рынок крышевался бандитами, но милиция с этим явлением боролась успешно.
 
Фруктовые ряды – про это можно долго говорить.. Экология, в конце 50 - годов 20-го столетия, нарушена не была. Всё с грядки - здоровое, без каких-либо добавок, подмешиваний: ни тебе заразы заморской, всё чистое, советское.  Как-то, с добром, с пониманием, человечностью, производилась торговля, с уступками – сделать человеку приятно и полезное для души, для здоровья.
 Ни тебе (редко) обмана, ни драк со стрельбой – тогда это было большой редкостью. Многие, бывшие фронтовики, узнавшие цену жизни, дружбы, взаимовыручки, люди, чувствующие будущее, видавшие ужасы войны -  ещё тесней сплачивались. Просто жили, а не выживали, устремлялись к свету. И, на этих примерах, и в такой обстановке – мы, будущее поколение воспитывались на них, впитывали в себе всю теплоту человеческого отношения и обаяния.
    Если, кто обронил деньги, мгновенно разносился голос, - кто потерял? И не было никакого обмана, наглости, а была взаимовыручка, товарищество, обязанность – помогать друг другу, особенно – попавшему в беду. Люди были попроще, в основном – равные, выстоявшие тяжёлые лихолетья, уверенные в своей правоте и в светлое будущее. Да, были и отморозки, но здоровое общество и коллектив – быстро брал их в «добрые»  руки и ставил на место.

Как помнится – не было кричаще-пёстрой одежды, чего-то вычурного, наглого, выделяющегося. Работать, так работать. Было больше правды, чем лжи. Такое происходило среди простых людей. Как было среди начальства, да думаю, в основном – также. Многое делалось с добром, согласно тому  времени, без волокиты, без подхалимажа, с чувством ответственности за порученное дело – особенно это было заметно в учительской и врачебной среде.  Чтобы дать взятку – стыд, да позор был в основной массе среди народа.

Было и такое – «из-под прилавка», дефицит, очереди. Но, что-то не видел падающих от голода людей в обмороках, сильно оскорблённых, униженных людей. Провинившихся, ставил коллектив «на ноги» -  силой народа. Пионерия и комсомол, помогал партии, говорящей в глаза народу о недостатках. Но, чем дальше от трудностей, тем больше человек приспосабливается к данному строю и среде. Выпячиваться стало человеческое ЭГО, чувство превосходства, больше брало своё. Мещанское, лавочное, комфорт - уводили в сторону от трудностей, но приближал к чувству превосходства, зажиточность толкала к разнузданности, к перегибам: от худобства – к сытости. У человека стали проявляться другие качества в характере, работе, житье.
    Был тебе телевизор дорог, эта вещь тебе дорога своим отношением в ходе её приобретения, а не цены. Недаром досталась, не без труда и усилий, а с трудностями. Она, эта вещь, поэтому будет тебе и ценней во много крат.
А сейчас ждут наследства и богатства. Не важно, каким путём оно к вам пришло, и что за этим стоит. Откуда это к нам пришло – мы понимаем.
 
Чем мы занимались на базаре? Кто чем. Многие из детворы, доставляли из дальней колонки – в основном, питьевую воду, ну и для того, чтобы овощи, фрукты имели презентабельный вид – чистыми были.
На базаре было и бытовое обслуживание, как парикмахерская. Помню, в одну из суббот, нас, трёх мальчуган, отец выводил на стрижку. Идём друг за другом, отец впереди и мы слушали, как все с отцом заговаривают – дружелюбно так, приветливо, а батька наш с каждым человеком находил общие темы для разговора, и всегда в шутливой форме.
Расположившись в парикмахерской, нас обязательно спрашивали, – как будем стричься? Мы, как взрослые, отвечали: - «Под Котовского», или полубокс и, обязательно, в конце – освежить, да, очень дорогим одеколоном – «Шипр» или «Красная Москва». Попрощавшись, мы - проходили мимо торговки ливерными пирожками, отец покупал нам их, и мы на ходу ели, да с двойным сиропом пили - вкусную газированную воду.
          Там же, на базаре, отец заказывал половину грузовой машины арбузов, которые до глубокой осени лежали у нас под кроватью. Эти арбузы, мы детвора, разгружали с машин с утра, ловко так кидали их друг другу, как вратари и старались, чтобы ни один не разбился. В качестве благодарности, нам обязательно мелочью расплачивались, с каждым, и угощали сочными арбузами. Мы, до того ими наедались, что в конце уже этими арбузными шкорками кидались.  А раки покупались свежими – варили мы их сами, также и кукурузу - очень любили, которая долго варилась в котелке на костре. Помню: мамалыгу, жмых, чечевичную, гречневую, пшенную каши. И когда эту пшёнку, где-то кушаю, всегда вспоминаю детские годы. Вкус её, с сахаром и сливочным маслом – помню до сих пор.
 
                11.03.19.