Убить Коха... Глава-7. Пуся для Руди...

Давайте вновь, вернемся к воспоминаниям Л.Ф. Райхмана:

«Напрямую мы, контрразведчики, с достоверностью узнали о готовящемся нападении Германии на СССР уже в марте 1941 года — в определенной мере благодаря усилиям и  «Колониста».

Коллеги из разведывательного управления, я полагаю, знали об этом еще раньше.

27 апреля 1941 года мы с Тимофеевым составили докладную записку на имя Сталина.

В ней, в частности, мы сообщали, что необходимо загодя создавать разведывательно-диверсионные группы в западных областях страны на случай оккупации германскими войсками.

Записку передали начальнику контрразведки Федотову.

Тот пошел к наркому госбезопасности Всеволоду Николаевичу Меркулову.

Вернулся назад крайне расстроенный и огорченный.

Нарком докладную не подписал.

-Наверху эти сообщения принимаются с раздражением, - многозначительно сказал он Федотову.

-Затем, подумав, добавил:

-Писать ничего не надо, но делайте то, что считаете нужным.

Помню хорошо едва ли не последнее донесение Кузнецова перед самой войной:
приятельница «Руди» из посольства печально, с намеком на что-то сказала, что скоро им придется расстаться...

Уже было известно и то, что в посольстве сжигают в подвале документы, что на обоях стен гостиных появились светлые пятна — здесь многие годы висели дорогие картины, теперь их сняли и вынесли, свернули великолепные ковры и гобелены, убрали старинные фарфоровые вазы».

Как уже было сказано, Кузнецов за годы пребывания в Москве выполнил несколько ответственных, можно сказать «штучных» заданий, исходящих лично от Райхмана и Ильина, с ведома самого Федотова.

Но для проведения повседневной контрразведывательной работы было решено передать его на оперативную связь  — капитану госбезопасности Василию Степановичу Рясному, начальнику отделения, которое опекало посольство Германии и дипмиссию Словакии в Москве.

 Вот, что рассказал генерал-лейтенант госбезопасности В.С. Рясной:

Работать с  «Колонистом» мне поручил лично начальник контрразведки П.В. Федотов.

Уже одно это означало, что высшее руководство придает этому парню с Урала особое значение.

Появляться Кузнецову в нашем «Большом доме» было никак нельзя, поэтому я договорился с ним по телефону встретиться на площадке возле памятника первопечатнику Ивану Федорову.

Узнали друг друга по описанию и приметам.

Мне он понравился с первого взгляда.

По всему чувствовалось, что этот молодой человек — ему еще и тридцати не было - личность, и личность неординарная.

Я был старше его на девять лет, уже носил, если по-армейски, полковничьи «шпалы» в петлицах, занимал серьезную должность в центральном аппарате, тем не менее разговаривать с ним начальническим тоном не хотелось.

У нас сразу сложились товарищеские отношения.

Я никогда не давил на него, а он, в свою очередь, не пытался подладиться ко мне.

Остановился Кузнецов в гостинице «Урал», была тогда в Столешниковом переулке недорогая гостиница с рестораномтоже недорогим, а потому популярным, тем более что кормили хорошо, кухня русская — печенка в горшочке по-строгановски, селедочка с отварным картофелем, грибки маринованные, соленья, и не какой-то там фабричный лимонад в бутылках, а холодный клюквенный морс по-домашнему...

Теперь это здание дореволюционной постройки снесено.

Гостиница дело временное, потому было решено поселить его в одной из моих трех конспиративных квартир на улице Карла Маркса.

Я был в ней прописан под фамилией Семенов, Кузнецова прописал как своего родственника.

Квартира состояла из двух комнат.

Окно одной комнаты выходило на улицу, вернее, в палисадник перед домом, другой - в боковой дворик между домами.

Из мебели имелись кровать, стулья, платяной шкаф, этажерка для книг, радиоприемник.

На кухне газовая плита, столик, табуретки.

О домашних холодильниках тогда никто и понятия не имел.

Главным объектом внимания нашего отделения были посольства Германии и Словакии, их дипломатический и технический персонал, квартиры дипломатов и сотрудников, не имеющих рангов.

Немецкое посольство располагалось на улице Станиславского (ныне снова Леонтьевский переулок), словацкая миссия на Малой Никитской, 18.

Штат германского посольства достигал двухсот человек.

У одного только военного атташе генерал-майора Эриха Кестринга было около двадцати сотрудников.

Мы точно знали, что шпионажем занимались почти все.

Нам также было известно, что представителем немецких спецслужб был советник посольства, глава его консульского отдела Генхард фон Вальтер.

У него была любовница со странным именем Пуся — красивая, высокая, стройная блондинка лет тридцати.
По должности — технический сотрудник аппарата военного атташе Кестринга.

Вдвоем, фон Вальтер и Пуся, вертели всем персоналом посольства, кроме, разумеется, трех-четырех самых высокопоставленных дипломатов.

К слову сказать, Пуся откровенно заглядывалась на всех попадавшихся ей по дороге мужиков, была, грубо говоря, «слаба на передок».

Это позволяло, как мы надеялись, найти к ней какие-то подходы.

В обслуге посольства мы имели свою агентуру, но собираемая ею информация большой ценности не представляла, так, крохи...