Как я открывал Ллойд в Москве

     Моросила осень 1993 года. На улице слякотно, серо и довольно противно. Тем не менее, настроение у меня было боевое и отличное. Расскажу почему. В то время я работал Первым Вице-Президентом Страхового Общества «Россия». Обратите внимание: «работал», а не был избран. В те годы еще не вышли законы об акционерных обществах и должности назывались, как пожелает сам руководитель предприятия. Моя соответствовала Заму Генерального Директора по современной классификации. Работать было интересно, хотя иногда и опасно.
     Эх, лихие 90-е! О них теперь ходят легенды. Криминал цвел в полную силу, нескольких знакомых страховщиков верхнего эшелона убили прямо посреди бела дня в Москве, да, было и такое. Выросший как специалист в Игносстрахе на классическом страховании, проработавший к тому времени много лет за рубежом, я не мог привыкнуть к витающим в воздухе расхожим терминам: обнал, откат, схематика. Будущее российского страхового рынка хотелось видеть по английскому образцу, с развитой инфраструктурой брокерских компаний, сюрвейеров, регрессных фирм.
     В авангарде классического страхования, разумеется, шел Ингосстрах, за ним двигалась и наша «Россия». Начинали появляться и иностранные компании, одной из первых из которых стало Кельнское Перестраховочное Общество, инвестировавшее свои капиталы в нашу компанию «АСКО». Хотя руководство и русского и немецкого общества  были мои хорошие знакомые, я не считал такое слияние правильным, и честно сказал члену правления Кельнского Общества Георгу Лоренцу, что с моей точки зрения, перестраховочной компании не следовало бы входить в капитал прямого российского страховщика. Ладно бы еще в местную перестраховочную компанию, не занимающуюся прямым бизнесом. В тот момент поддержка иностранных перестраховщиков нужна была всему нашему встающему на ноги местному страховому рынку. А тут все решили, что Кельн делает приоритеты исключительно АСКО и сделали выбор в пользу других перестраховщиков. Как показала история, мои опасения оправдались, скоро тандем разрушился.
     Первым иностранным страховым брокером в России стал «Виллис Фабер Энд Дюма». Возглавил его в Москве мой старинный друг Андрей Сазонов. Обсудив нюансы, мы подписали с ним в 1992 году первый для его компании облигаторный перестраховочный договор по страхованию грузов. У меня всегда были хорошие отношения с его материнской компанией в Лондоне, а после этого факта, я получил там определенный карт-бланш, который мне в дальнейшем весьма помог. Об этом чуть позже.
     К началу 1993 года стало ясно, что скоро все крупные иностранные страховщики придут к нам, и начнется серьезный передел рынка. У меня началась созревать идея, почему бы не создать совместное общество, например с Ллойдом, точнее с синдикатами Ллойда. Если имена крупных иностранных страховщиков русскому уху были не очень известны, то о Ллойде слышали все. По счастью, в мае того года из лондонского «Виллиса» в Москву приехал куратор Саймон Обрей-Джонс, которого я хорошо знал. Вот с ним я и решил обсудить возможный проект. Как уполномоченный брокер Ллойда «Вилиссы» имели большой вес, к их мнению там прислушивались. Саймон и сам заинтересовался проектом и обещал срочно переговорить с кем нужно и отписать мне.
     Буквально через неделю я получил от него план бизнес проекта и устное пожелание по телефону. Пожелание состояло в том, что синдикаты заинтересованы в таком проекте, но с условием, что от российской стороны будет выступать не страховая компания, а независимое юридическое лицо. Они не хотели повторять опыт Кельна и, что самое важное, хотели иметь возможность проводить свою политику. Таким образом, я должен был искать русского инвестора. Это оказалось совсем не сложно, и скоро нашелся владелец частного банка, готовый вложить свой капитал в мой проект.
     На составление бизнес-плана и его предварительное согласование со всеми сторонами ушло лето, и вот осенью 1993 года я собрался в Лондон на его презентацию. Рабочим названием новой компании я предложил сделать «Фаворит» (“Favorite” – любимый, понравившийся англ.) 
     Незадолго до отъезда по текущим делам я встретился с Андреем Сазоновым, и он мне по секрету сообщил, что тоже на днях собирается в Лондон и у него новый проект. Какой именно он не сказал, но по тону я понял, что-то грандиозное. Я предложил поехать в одно время и там состыковаться. Андрей с радостью согласился. Выехать было решено в первых числах октября и остановиться в одном отеле. После недолгих размышлений наш выбор пал на отель «Бест Вестерн», который находился в десяти минутах от станции Черинг Кросс, практически в самом центре Лондона. Оттуда было очень удобно попасть в любую точку города.
     Без особых проблем я добрался до отеля, благо улицы Лондонского Сити уже давно были исхожены вдоль и поперек за время трехмесячной стажировки и последующих командировок. Шумный город сразу пропал, как только за мной затворились двери старого отеля. Теплый, обволакивающий уют холла приглашал присесть и расслабиться. Это удивительное свойство английских отелей, пабов, ресторанов, входишь в них, и как будто оказываешься в другом мире, причем этот мир в каждом таком заведении совершенно разный, строго индивидуальный, но и чем-то схожий между собой. Умеют они хранить старину и обычаи и почему-то не стесняются старинных царапин на столиках и даже подштопанного сиденья древнего диванчика. Все это создает тот неповторимый колорит Англии, которым они так гордятся. И есть чем!
     Я окинул взглядом немногочисленных посетителей, выискивая своего друга. Андрей сидел за столиком внутреннего кафе. Он привстал, встречая меня. Мы обнялись и заказали по пинте ирландского биттера. О делах говорить не хотелось совсем, и мы просто немного повспоминали наши похождения в этом городе девять лет назад (См. Наши в Лондоне, год 1984).
– А ты знаешь, Шур, наши любимые марки биттеров - «Бен Труман», «Дабл Даймонд» - пропали, – с грустью сказал Андрей, бывавший в Лондоне за этот период чаще, чем я.
– Я год назад был тут недельку и тоже это заметил, – кивнул я. – Отличные были эли.
– Говорят, у викингов тоже эль был неплохой, – заметил мой друг. Мы немного поболтали о викингах, к которым Андрей имел большой интерес и симпатию. – Они же всю современную историю практически всей Европы изменили, – не унимался он. Я был с ним совершенно согласен.
     Вспомнили один незабываемый вечер, когда дождливым лондонским вечером мы продрогшие и мокрые зашли в какой-то паб и заказали пиво. Русские любят потягивать кружку за кружкой в пивной, закусывая солененькой рыбкой, ну, или на худой конец, просто соленой сушкой. Англичане пьют свой лагер и биттер без всяких закусок. Раздобыть рыбу в их пабе я и не надеялся, но вот картошку попросил. Бармен удивленно посмотрел на меня и принялся копошиться под стойкой, через тройку минут он извлек пару пыльных пакетиков с хрустящим картофелем. Картошка была со вкусом сыра и укропа, удивительно вкусная. В 1984 году в СССР такого в продаже еще не было. После второй пинты мой взгляд упал на старенькое фортепьяно, стоявшее в углу. Посетителей было немного, и я перебрался за клавиши. Почему-то захотелось спеть что-то лирическое, и я без вступления начал прямо с середины - Queen “You Take My Breath Away”:
I could give up all my life for just one kiss
I would surely die
If you dismiss me from your love
You take my breath away

И потом по-русски:

Я за поцелуй один отдам всю жизнь
И умру тотчас
Если лишишь любви и от тебя
Захватывает дух…

Андрей подпел вторым голосом, а головы всех английских выпивох мигом повернулись к нам. В тот вечер мы прилично набрались за чужой счет. Даю голову на отсечение, Квин на русском они не слышали никогда!
       Вспомнив еще несколько эпизодов из той жизни, мы вернулись к сегодняшнему дню. Был уже поздний вечер, и пора было ко сну, у обоих предстояли непростые дела. Договорились встретиться завтра утром в ресторане отеля за завтраком в 8 утра.
Утро встретило меня ярким солнцем и хорошим настроением. В октябре в Лондоне солнечно и тепло, тем более в начале. Почистив обувь и надев костюм, я спустился вниз в ресторан. У входа меня уже поджидал мой друг.
Надо несколько слов сказать о завтраке. Как правило, в отелях в стоимость номера входит завтрак и бывает он английский или континентальный. Континентальный - это пара сэндвичей, джем, чай или кофе, во Франции еще круасан. У нас был английский завтрак, а это настоящий шведский стол со всеми возможными горячими блюдами, только что без супа. В конце длиннющего стола с яствами высился порезанный на порции огромный торт. Рядом с ним стояла горка специальных глубоких тарелочек и ложечек, строго по английской традиции. Мы обильно покушали, не погнушались и тортом. Я прекрасно знал, как у них его положено есть, но мне удобнее есть торт на плоской тарелке и орудовать вилкой. Не прошло и минуты, как рядом со мной возник официант какой-то косой национальности, кореец или китаец. Он настойчиво стал меня вразумлять, что сэру положено есть торт ложкой и уж никак с такой тарелки. Я его отгонял, а он все равно не отходил и продолжал бубнить. Я доел вилкой и пообещал пожаловаться на него метру, после чего тот сразу испарился. Мы посмеялись, попрощались и договорились о встрече на вечер.

В девять утра в мой номер постучали. Это был Саймон Обрей-Джонс.  Мы душевно поздоровались, и он рассказал о наших планах. В первый день я должен был встретиться с руководством «Виллис» и вкратце обрисовать проект. После обеда мы должны были идти в Ллойд на встречу с Вице-Президентом Ричардом Килингом.

В «Виллисе» все прошло быстро и положительно. Было ясно, что они заинтересованы иметь такого партнера в Москве. Саймон показал мне толстенный талмуд, куда Компания уже много десятилетий записывала важные даты и факты их своей бизнес-деятельности. Там он указал на графу, где были выведены данные по нашему первому перестраховочному договору, и красовалась моя фамилия. Вот так!
       После вкусного ланча, мы зашагали в Ллойд. В Сити все ходят пешком, расстояние в двадцать минут никого не смущает. Поэтому все деловое Сити, как огромный муравейник, снует пешком, на ногах. Килинг встретил меня очень радушно, мы долго говорили с ним о развитии российского страхового рынка, его перспективах. Он хорошо знал мой проект, и излагать ему его не было никакой нужды. Просто обсудили несколько моментов, точки зрения оказались одинаковые. Килинг сказал, что заинтересованность в участии в проекте выразили несколько ведущих синдикатов Ллойда, включая « Ди Пи Манн», «Боуринг» и «Медниак». На следующий день я должен был сделать презентацию для заинтересованных лиц, кроме «Манн», который был оставлен на третий день.
      Утром следующего дня все собрались в большом зале Ллойда, Килинг открыл совещание и очень лестно охарактеризовал наш проект, сказав, что его Синдикат тоже собирается присоединиться. Приступили к бизнес-плану. Я уложился в полчаса, как мне и советовал Килинг. После ответа на несколько поставленных мне вопросов, все удовлетворенно закивали головами и разошлись. Последовал традиционный ланч в ресторане, после которого Ричард попросил меня попрактиковаться в боксах. Об этом стоит рассказать отдельно.
      Немного истории. Корпорация Ллойд получил своё название по имени Эдварда Ллойда, владельца кофейни, расположенной на Тауэр стрит невдалеке от самого мрачного Тауэра. В семнадцатом веке это место было весьма популярно в среде моряков, купцов, владельцев судов, где они постоянно обменивались новостями. Предприимчивый Ллойд в 1696 году начал выпускать три раза в неделю специальный листок «Новости Ллойда», который выходит и по сей день. Здесь же часто заключались договоры страхования судов и перевозимых грузов. В 1691 г. кофейня переехала ближе к центру Сити на Ломбард стрит, где находилась до 1774 года. Интересно, что в этот период застрахованные суда частенько шли с «живым товаром»  и число перевезенных рабов превысило три миллиона.
      Современный Ллойд не является страховой компанией в обычном понимании этого слова, это корпорация синдикатов и агентов, в которую также входят и уполномоченные брокеры Ллойда, это своеобразный самостоятельный страховой рынок.
В старой кофейне Эдварда во избежание разрушительных последствий кутежей подвыпивших моряков деревянные скамьи и столики между ними были накрепко привинчены к полу. Страховщики и желающие застраховать свое судно и груз владельцы устраивались на этих скамьях напротив друг друга, на узком столе и подписывался договор. Неизживаемая английская традиция сохранила этот неповторимый стиль до наших дней. До сих пор андеррайтеры (люди, уполномочены принимать решение о страховании того или иного риска от лица синдиката) подписывают листы со своей долей ответственности, сидя по-прежнему на жестких, не двигающихся скамейках. Каждые две скамейки и разделяющий их стол отделены от соседей перегородками, эта ячейка и называется бокс. Только напротив страховщика-андеррайтера сегодня сидит не судовладелец, а его представитель – страховой брокер. Ллойд давно переехал в супер современное футуристическое здание, скорее похожее на завод-фабрику из будущего, а боксы остались, туда же переехал и знаменитый колокол Ллойда, в который бьют исключительно в особо важные моменты, отмечая какую то страховую победу. В далеком 1984 году мне довелось услышать его голос, когда праздновали успешное завершение операции по возвращению сошедшего с орбиты застрахованного спутника. Тогда страховщики на свои деньги построили космический аппарат, который вернул потерянный спутник и значительно окупил убытки.
      Именно в упомянутых выше боксах и предложил мне поработать Ричард Килинг. Когда девять лет назад я был на стажировке, то, проходя мимо боксов, наш гид шепотом благоговейно  объяснял нам, что это святая-святых Ллойда, боксы, где и происходит таинство страхования. Теперь же мне предстояло посидеть в таком боксе и понаблюдать за работой страховщика и брокера. Каждый андеррайтер в своем боксе специализируется на группе определенных рисков и, зачастую, заранее знает, что ему принесет страховой брокер. Ему предоставляется необходимая документация и подписной лист, в котором в случае своего участия, андеррайтер указывает долю от общей страховой суммы, которую синдикат принимает на свою ответственность. Простой подписи в листе достаточно, чтобы подтвердить участие с миллионной ответственностью. Так один риск может быть размещен сразу у нескольких синдикатов, боксы которых расположены в двух шагах друг от друга, что делает весь процесс минимально коротким. В дальнейшем синдикат может решить оставить всю принятую долю на собственном удержании или отдать в перестрахование какую-то ее часть. Сидя в боксах с разными андеррайтерами, я знакомился с техникой этого процесса, меня, прежде всего, интересовало, какими критериями руководствуется страховщик Ллойда, принимая тот или иной риск, и как он определяет долю своей ответственности. Как выяснилось, и тут без традиции не обошлось. «Традиционно, мы не принимаем доли больше 8% в таких рисках», – объяснил мне свое решение один из андеррайтеров.
      Вторая половина дня пролетела незаметно. Вечером мы сидели с Андреем в пабе недалеко от нашего отеля и потягивали биттер. Решили тут же и поужинать. В пабах нет постоянного меню, да и возможный ассортимент блюд там, прямо скажем, не велик. Нам предложили на выбор омлет или рыбный пирог. Андрей взял омлет, а я пирог. Вы думаете рыбный пирог это пышный печеный пирожок с рыбной начинкой? Ха, ха, совсем и нет, ошибаетесь. Это что-то вроде запеканки с рыбой и картошкой вперемешку. Возможно, эти ингредиенты должны были располагаться слоями, или рыба должна была быть внутри картофеля, у меня все было вперемежку – раз, и не просто холодное, а со льдом внутри – два. Видимо достали из морозилки, а микроволновка не справилась со своей задачей. Два раза возвращал на подогрев, так и доел полухолодную. Омлет моему другу принесли горячий, тут претензий не было.
Запили все это «роскошество» пинтой пива. Начали делиться итогами дня. Я рассказал, как проходила моя презентация у Ллойда, и как я сидел в боксах. А Андрей признался, что приехал в Лондон на заключительные переговоры по открытию в России крупнейшего международного страховщика AIG, где ему предложили должность Генерального директора. Уставный капитал новой компании был уже оплачен, и организация двигалась к завершению. Мы поздравили друг друга и вернулись в отель, у обоих завтра был заключительный день.
      На третий день заинтересованные стороны собрались в большой переговорной комнате синдиката «Ди Пи Манн», сразу же приступили к моему докладу. Как и в прошлый раз, я уложился в тридцать минут, было несколько вопросов. Килинг почему-то на этот раз не сказал ни слова про проект, и вообще атмосфера была какая-то натянутая, а лица англичан не сияли обычными улыбками, я обратил на это внимание только в самом конце своего доклада. В заключении Ричард Килинг все-таки взял слово, поблагодарил меня за презентацию и сказал, что свое решение они сообщат мне в ближайшее время непосредственно в Москву.
      В тот же день вечером я улетел  назад. Дома я узнал, что накануне 4 октября 1993 года, когда я сидел в боксах Ллойда, был расстрелян из танков Белый дом, где заседал Верховный Совет. Через пару дней из Лондона пришло сообщение, что синдикаты решили отложить наш проект: прагматичные альбионцы не стали делать вложений в страну, расстрелявшую собственный Парламент.


P.S. Моего друга больше нет с нами. Он ушел молодым, ушел как викинг. Царство тебе Небесное, Андрюш…
 

Март, 2019