А. Глава четвёртая. Главка 6

6


     – И не отнекивайся, довезу тебя с ветерком, – сказала Юля, когда мы оказались на улице.
     – Почему ты думаешь, что я собираюсь отнекиваться?
     Она пожала плечами.
     – Кому как не тебе бродить вечерами по улицам и думать о высоком.
     Я рассмеялся.
     – Сегодня я уже набродился. К тому же давно хотел посмотреть, как ты водишь.
     Юля была очень серьёзна. Она молча открыла своё маленькое чёрное “ауди”, припаркованное неподалёку, и придержала передо мной дверь. Внутри было темно, уютно и пахло жасмином. С трудом выловив где-то позади лямку ремня безопасности, я пристегнулся, и щелчок замка, резко прозвучавший в тишине салона, показался мне похожим на точку, поставленную в конце трудного и с изысками предложения.
     Сестра запустила мотор, он заработал плавно и очень тихо, лишь лёгкие подрагивания свидетельствовали о жизни, бившейся где-то глубоко внутри автомобиля. Заиграла неспешная музыка, кажется, Бетховен (в этом я совсем не силён). Мы тронулись с места незаметно, как будто отчалили от пристани. Свет фар широкой полосой падал на тёмный асфальт, выхватывал детали, которые тут же снова тонули в сгущавшейся мгле. Вскоре мы выбрались на широкую улицу, где горели фонари и было довольно много народу. Несмотря на обещание довезти с ветерком, Юля вела машину неспешно и словно чего-то выжидая. Её красивые руки с тонкими пальцами без колец лежали на руле неподвижно и казались его органической частью.
     Несколько минут мы оба молчали, глядя вперёд, на бессонный город, освобождённый выходными, весёлый, смеющийся город, освещённый искусственным светом прожекторов.
     – Неинтересно я, наверное, вожу, – заметила Юля, перейдя наконец на
четвёртую скорость. – Сегодня, по крайней мере.
     Я улыбнулся.
     – Ты моя сестра. Мне просто хотелось…
     – Совместить меня и автомобиль?
     – Да, пожалуй, что так – совместить тебя и автомобиль.
     Она кивнула и снова замолчала. Светофор впереди мигнул красным. Мы остановились.
     – Ты волнуешься… из-за выборов? – спросил я осторожно.
     Юля передёрнула плечами.
     – Немного. Но только совсем немного. Конечно, мне хотелось бы… не победы, нет, но…
     – Но успеха?
     – Успеха. Для Сергея это важно, так что почему бы и мне не желать ему успеха. Хотя для меня не очень-то важно, выиграет он или проиграет, потому что…
     – Потому что он всё равно останется тем, кто он есть, – закончил я тихо.
     – Верно, братишка, – усмехнулась она. – Только мы вкладываем в это несколько разный смысл, не правда ли?
     – Наверное, да, – согласился я. – И, возможно, так будет всегда, но это ведь не помешает нам...
     – Не помешает, – спокойно согласилась она.
     Светофор зажёгся наконец зелёным, и мы продолжили путь. Он лежал через центральную площадь, и огромный плешинский плакат предстал перед нами сейчас в жёлтом саване ночного освещения. Отец был прав – кандидат в депутаты и правда выглядел на нём значительно моложе своих лет. Он широко улыбался, его близко посаженные птичьи глаза светились радостью, зачёсанные вбок редеющие волосы лоснились, и вся эта фигура, весь этот образ буквально сочился таким необычайным довольством жизнью и в то же время – добродушием и человеколюбием, что трудно было бы не задержать свой взгляд хотя бы на мгновение. Плешин царствовал над городом, неуязвимый и торжественный.
     – Впечатляет, спору нет, – сказал я.
     Юля подвигала скулами и прибавила газу.
     – Я совсем забыла, – произнесла она с расстановкой. – Сергей приглашал тебя завтра пойти с нами в театр.
     – В театр?! Меня – с вами?
     – Да что ж тут такого, братишка? Совершенно верно, в театр, мы идём на “Дон Кихота”. Сергей забронировал для тебя место в ложе, он очень надеется, что ты придёшь.
     Я был озадачен. Плешин снова поступил непредсказуемо, и это беспокоило меня.
     – Но разве он не занят сейчас с головой своей кампанией? Не думал, что у него ещё остаётся время на театры.
     – Конечно, кампания занимает почти всё время, но это воскресный вечер, и он хотел посвятить его мне… и тебе.
     – После того, что…
     – Да, тем более после того. Мне кажется, он хочет помириться с тобой. И ты знаешь, что для меня это очень важно.
     Некоторое время я молчал, пытаясь понять, насколько всё это серьёзно.
Помириться – со мной? Само слово звучало неуместно. Чтобы помириться, надо для начала поссориться, а ничего подобного ссоре между нами с Плешиным не происходило. Я сделал попытку определить, что же именно между нами произошло, но быстро запутался. Всё это было странно.
     – Ну так как, – спросила сестра, – ты придёшь?
     – Приду, – в конце концов, ради простого любопытства стоило попробовать, – только вот…
     – Костюм? Не беспокойся, мы же живём в демократический век, так что пиджак будет совсем необязателен.
     – Юля, – громко произнёс я вдруг, – мне пришлось устраниться от темы выборов. Я больше не занимаюсь этим расследованием.
     Слова вырвались сами собой, как будто ответ на неясную мысль, проскользнувшую между нами. Юля смотрела вперёд на дорогу и чуть сбавила скорость.
     – Наверное, я сделал это…
     – Не продолжай.
     Она произнесла эту фразу отрывисто и с раздражением. Мне показалось, что новость расстроила её.
     – Но…
     – Нет, Саша, достаточно. Спасибо, что сообщил, однако… Достаточно, достаточно.
     Я пожал плечами и замолк. Оставалось совсем немного, и скоро мы уже подъехали к моему дому. Юля припарковала машину у обочины, заглушила мотор, положила голову на руль и повернулась лицом ко мне. Глаза её, широко раскрытые и большие, блестели даже в этой полутьме. Она смотрела пристально и в то же время как бы сквозь меня. Тяжёлый этот взгляд, замеченный мною ещё давеча, окончательно меня сбил.
     – Что случилось, Юля?
     Она не отвечала и только смотрела на меня, долго, упорно. Наконец медленным, машинальным движением откинулась назад, бессильно опустила руки на колени и очень тихо произнесла:
     – Я беременна, Саша. На третьем месяце.