Мучительная книга

Посоветовала мне приятельница понравившуюся ей книгу «Маленькая жизнь» какой-то малоазийки, но про Америку – четыре друга, познакомившиеся в колледже и дружащие на протяжении всей книги более или менее активно.
Огромная книга (бумажная – 700 страниц), прочла половину и как тот ёжик – «давлюсь, но ем колючий кактус».

Мучительная книга. Одно, что читаю в покет-буке, а там никудышное форматирование, не отделяются главы и, порой, абзацы. А стиль такой, что описываемого в данный момент персонажа писательница называет в самом начале данного фрагмента «он», а потом, использует это местоимение и для других персонажей, поэтому – прочёл несколько страниц и обнаруживаешь: ты думаешь, что читаешь про Виллема, а на самом деле – про Джей-би. Ну и отлистываешь назад – с какого места на сцене другой герой?

Но это семечки.

Главное, там персонажи совершают такие поступки и такие рефлексии, что даже в кошмарном сне ты бы так себя не вёл. Особенно - Джуд.
С каким-то тяжелейшим впечатлением от детства, которое совершенно его поломало, неуверенный в себе, ненавидящий себя, сирота (брошен матерью в младенчестве), тем не менее он получает хорошее образование, выдающийся юрист, а себя, несмотря на все уверения окружающих, считающий абсолютно недостойным человеческого внимания, любви, общения. Из-за этого попадающий в лапы какого-то садиста, который избивает его до членовредительства, а Джуд только и знает, что просит всех его простить (и садиста тоже).
Разделение на белых и пушистых и чёрных и ершистых чёткое, то есть никаких нюансов. Все чувствуют себя виноватыми, все постоянно твердят друг другу «прости», кидаются в дождь и холод по первому зову и мучают друг друга по высшему разряду.

Несколько историй калек и смертельно больных, которые читать почти не возможно из-за деталей. (Будучи самой из первых – абсолютно не могу понять логику поступков как самих увечных, так и окружения – или готового лечь костьми под колёса инвалидного кресла, или, наоборот, обвинить во всех немощах самого увечного, а тот «всё понимает». Ну не приближайся ты к тем, в ком подозреваешь, что они тебя не принимают до досады или брезгливости! Но уж к тем, кто «не замечает» или готов помочь – к ним-то зачем с недоверием и виноватостью?).
В общем, «поблагодарила» приятельницу за рекомендацию, мол, дочитаю, но автор – явно все эти ужасы высосала из пальца и сама имеет извращённую фантазию.

Приятельнице книга очень понравилась.
Как она могла кому-то нормальному понравиться? Немного «Без семьи»: скитание сиротки-заморыша, только что не с добрым дедушкой, а с почти Гумбертом Гумбертом (вот тебе и «Лолита»), разве что Лолиту опекун использовал лишь для своих "нужд", а Джуда – ещё и как сутенёр.
Попутно соображения насчёт «бескорыстия» (ага – токма разве разговора, чтобы не заснуть) дальнебойщиков, подвозящих попутчиков, особенно тех, кто слабее.

Закрадывается подозрение, что писательница («приятельница: «Поразило, что книгу написала женщина») очень хорошо знает среду, которую описывает, и как бы сама не лесбиянка и как бы не скрывается под ником Виллем. Только вот её подружка (с закидонами, как и у Джуда), не режет себя от отчаяния и с целью заглушить память (что уж у неё там в прошлом?), а или в наркоте по уши, или глухая алкоголичка. А роман описывает попытки подружкиного «спасения». В кавычках "спасение" потому, что о спасении души и рядом в книге нет – полностью безбожная среда…

Что ещё? Этот заморыш как-то, бегая от одного «хозяина» к другому, ещё наикрайшему, умудрился выучиться и стать успешным юристом, и талантов у него - не счесть. Почему он с этими талантами всё отрочество не мог себя ни в чём проявить, как только не «мальчиком по вызову» – вот вопрос. (Это всё - прочтя едва четверть книги - у себя в дневнике и записала).

И через две недели.
Ну, вот. Дочитала «Маленькую жизнь» (автор Ханья Янагихара). Сначала мучилась (как и её переводчики – их трое, взялись за перевод потому что роман стал бестселлером, премию какую-то получил), потом втянулась.

Дочитала, ознакомилась с комментариями переводчиков – у них те же вопросы: почему в романе почти нет женщин, какое время описано, почему о мужских проблемах (включая нетрадиционную ориентацию) пишет женщина, почему никаких реалий общественной жизни, как получилось, что все четыре друга (вспоминают четырёх мушкетёров) оказались на пике успешности, хотя двое из них – сироты, один – вообще изгой?.. И т.д. и т.п.

Думала, что читаю что-то реалистическое и можно судить об американской жизни. (Вопросы те же и ещё: мужской монастырь в Америке – действительно рассадник педофилии?)
Что - безродный и безвольный сирота, которого имел кто только не…, исковерканный душевно и физически, неимущий до сравнения с церковной мышью, никем не защищённый и попадавший постоянно из огня в полымя - может всё же в той стране вынырнуть и стать успешным? С невыносимыми болями тела и страшными воспоминаниями. Боящийся «разоблачения» и потому всю жизнь себя контролирующий (и, тем не менее, любимый всем своим окружением, решающим все его физические проблемы).
И зачем автор с такой скрупулёзностью описывает нравственные и физические муки Джуда и валит и валит на него новые беды...

Сначала было ощущение необузданной фантазии автора для всё более страшных мук и несчастий Джуда; потом (априори считая, что роман всё же имеет хоть какую реальную основу) было интересно – подведёт ли базу автор под неимоверное терпение Джуда («прости-прости-прости» - только и читаешь; там этим «прости» все просто заражены, как у нас подростки словом «короче») и несчастий, с ним происходящих, и физических мук. Потом уже, смирившись с этим Ниагарским водопадом сыплющихся на Джуна испытаний (это при его обаянии и успешности в карьере) – уже просто из любопытства (чем всё кончится?), вдруг в послесловии от переводчиков читаю: «…для самой Ханьи Янагихары жанр романа хотя бы отчасти определяется как волшебная сказка. «В сказках всегда нет матерей», – говорит она. Может быть, именно поэтому наиболее значительный женский персонаж – Ана – почти сразу же умирает. Мир мужчин интересен автору прежде всего тем, что у них нет языка для описания эмоций, в особенности эмоций, связанных со страхом, стыдом, горем, пережитым насилием. Янагихара говорит, что женщины гораздо больше мужчин подготовлены к сексуальному принуждению того или иного рода, они умеют говорить о пережитом, умеют анализировать чувства; мужчины же беспомощны в своей немоте».

Приехали! Вообще-то, в "немоте" относительно пережитого унижения можно подозревать – и не без основания – оба человеческих пола.
«Сказка»! Как, скажем, и «Дом, в котором…» - тоже не совсем реальность. Но там хоть есть очень крепкое зерно: за той сказкой – аллегория детства и проблем, с ним связанных.
Здесь же!.. Роман ради романа? Или автор была переполнена переживаниями от физических мук кого-то близкого и, описывая их, пыталась найти алгоритм утешения этого друга?
Или описание мук Джуна, потерявшего самого близкого человека, – это муки самой Янагихары в аналогичной ситуации? И с ними надо было как-то прожить, как-то избавиться?
Я знаю эти муки, но выплеснуть их через текст и себя облегчить – не получалось. Это так глубоко, что стоны от потери, выложенные в виде текста, шли параллельно с душевной болью, не пересекались и не компенсировались.

Много вопросов…

Ну и по мелочам – человек, сознательно наносящий себе физические страдания с целью утишит страдания нравственные – это явная патология. Ладно, если увлекшийся транквилизаторами, севший на иглу, ставший алкоголиком... Но физической болью! (Уж не говорю про опасность каждый раз – а Джун режется по несколько раз в неделю - заработать инфекцию, сепсис, умереть от потери крови – тут Джун просто заговорённый).

Про то, что физические (с больными ногами) страдания Джуда исчезают с ампутацией ног, тут у автора хорошего консультанта явно не было – ампутация ног не облегчает положение, а добавляет новые проблемы. Ну, разве исключает невыносимые боли в раздробленных ногах, хотя и это не факт.
(Протезы двух ног! Неустойчивость, ступени и пороги, подъемы и спуски, медленная ходьба, время – его становится так мало! Самое, кажется, простое и насущное: в туалет сходить – или ты должен быть в протезах или на коляске. Не вскочишь с кровати... )

В общем, хотела было перечитать роман, чтобы внимательнее разобраться с началом, когда все молоды, полны энергии и ищут себя, а читатель «плавает» в идентифицировании – кто есть кто? - и многочисленных адресах, где живут персонажи и куча сопутствующих им лиц.
Но сейчас сомневаюсь – а ради чего перечитывать?
Интересная история? Так я уже её знаю.
Какая-то авторская концепция относительно экзистенциальных проблем? Не обнаружена, а что описано – нагромождение ужасов, валящихся на голову невинного человека и всё же подведших его к сдаче.

Стиль? Но тут даже переводчики отметили – «особенный»: авторский текст постоянно перебивается внутренними монологами персонажей, иногда и не уследишь – кто это вклинился и разглагольствует. Ненормативная лексика – это уже и внимания не обращаешь.
В общем, не стану перечитывать.
Приятельница же в восторге – редко, мол, так бывает, что я ради книги отказываюсь смотреть новый сериал, а тут – вот.

Но не отпускает, мысли-мысли...
Вообще (по-моему), проблема Джуда (что он стесняется людей и полагает, что не достоин их внимания, не верит, что все с ним честны и принимают все его несуразности) - от того, что она сам к подобным людям был бы очень не терпим, доведись ему столкнуться самому с собой в жизни. То есть – просто «обошёл» бы «себя» на дороге и не стал вошкаться. Потому и другим не верит.

Но некоторые наблюдения или предположения (особенно в последнем монологе Гарольда к покойному Виллему) – разделить можно.
И наблюдения по жизни, которые и у тебя были, а тут вот изложены. Например,ситуация, когда Джуд начал сторониться Джея-Би с того момента, когда друг по-пьяни передразнил неровную походку Джуда. И даже не оттого, что нанесена обида – обшутить калеку за его физический недостаток, а потому, что стал опасаться повторения подобного от друга. «Теперь, когда прошло столько лет, он даже ни в чем уже Джей-Би не винит, он просто не может забыть. Он чувствует, что какая-то маленькая, но неотвязная часть его всегда ожидает, что Джей-Би повторит свой трюк; он боится еще раз остаться с Джей-Би наедине».
Мы часто рвём с друзьями (приятелями) именно из-за этого – неосторожного замечания, унижающего наше достоинство.
Или откровения Гарольда, что смерть их с Джулией малолетнего сына не только их страшно потрясла, но и сбросила с Гарольда сознание ответственности за ребёнка...

А дальше – те самые наблюдения - цитаты:
«Понимаешь, Джуд, в жизни иногда с хорошими людьми случается что-то хорошее. …когда это происходит, хороший человек может просто сказать «спасибо», и все, потому что ведь тот, кто сделал ему доброе дело, сам получил от этого удовольствие и, может быть, совсем не хочет знать сто причин, почему человек, которому он сделал что-то хорошее, совершенно того не заслуживает …».

«…этот случай – метафора всей жизни. Неизбежно что-то ломается, иногда это можно починить, но в большинстве случаев ты понимаешь: какой бы ущерб ни нанесла тебе жизнь, она перестроится и воздаст тебе за твою потерю, иногда самым чудесным образом».

«Те навыки, которым я его обучил, в конечном счете не были ему нужны. Я жалел, что не подтолкнул его туда, где его ум мог бы проявить всю присущую ему гибкость, где ему не приходилось бы стреноживать полет мысли. Мне чудилось, что я взял человека, умевшего нарисовать собаку, и превратил его в человека, который теперь только и умеет, что рисовать геометрические фигуры».

«Иногда ему казалось, что Джуд с Виллемом отличаются от них с Малкольмом не цветом кожи или уровнем дохода, а своей безграничной способностью удивляться – по сравнению с ним детство у них обоих было до того серым, до того унылым, что, повзрослев, они как будто без конца всему изумлялись».

«…он никак не мог избавиться от ощущения, что самые его прекрасные годы, годы, когда все вокруг словно сияло и переливалось, остались позади. Тогда народ был куда веселее. Что со всеми случилось-то? Возраст, думал он. А вместе с возрастом – работа. Деньги. Дети. Заслонки от смерти, страховка собственной значимости, все, что может тебя утешить и обеспечить подпоркой, содержанием. Забег, организованный биологией и условностями, противостоять которым не может даже самый непокорный ум».

«Мы все говорим, что желаем нашим детям счастья, только счастья и здоровья, но мы ведь не этого хотим. Мы хотим, чтобы они были как мы или лучше, чем мы. Мы как вид в этом смысле очень неизобретательны. У нас нет инструментария на случай, если они окажутся хуже. Но, наверное, нереалистично желать, чтобы он был. Должно быть, тут включается эволюционный предохранитель: если бы мы могли себе со всей ясностью, со всей прямолинейностью представить все самое страшное, что может случиться, то вовсе не стали бы заводить детей».

«…ребенок придает твоей жизни смысл не осуществлением твоих надежд, а радостью, которую он тебе приносит, в какой бы форме она ни возникала, даже когда ее трудно опознать как радость, – и, что еще важнее, радостью, которую ты в состоянии принести ребенку…».

«…чем старше становишься, тем отчетливее понимаешь, что людей, с которыми тебе хочется быть (а не встречаться время от времени), очень, очень мало …».
Кредо автора, похоже: «Все, что мне нужно, … – это любимая работа, жилье и человек, который меня любит».

«Представь себе все, что ты хочешь от человека: чтобы он был сексуально привлекательным, например, чтоб был интересным собеседником, чтобы обеспечивал тебя материально, был наделен высоким интеллектом, добротой, верностью – ты можешь выбрать три пункта из этого списка. Три – и все. Может быть, четыре, если очень повезет. Все остальное тебе придется искать где-то еще. Это только в кино бывает иначе, но мы не в кино. В реальном мире надо решить, какие три качества для тебя важнее всего, и их искать в человеке, чтобы прожить с ним жизнь. Вот что такое реальная жизнь. Это ловушка, понимаешь? Если ты будешь искать все сразу, то останешься ни с чем».

«…удаются те отношения, в которых оба партнера увидели в другом лучшее и решили это ценить».

«Ложь Джуда, его собственный самообман – он понимал, что все это формы самозащиты, усвоенные с детства, привычки, которые позволяли им преобразовать мир в нечто более удобоваримое, чем на самом деле. Но теперь Джуд старался врать меньше, а сам он старался принять тот факт, что некоторые вещи никогда не будут соответствовать его представлениям о жизни, как бы он ни надеялся, как бы ни обманывался».

«…его охватило то чувство, которое он иногда испытывал, когда думал, по-настоящему думал о Джуде, о том, какая у него была жизнь: можно было назвать это чувство печалью, но то была печаль без жалости, печаль куда огромнее жалости, которая, казалось, вмещала в себя всех несчастных, надрывающихся людей, все незнакомые ему миллиарды, проживающие свои жизни, печаль, которая смешивалась с удивлением и благоговением перед тем, как люди повсюду изо всех сил стремились жить, даже когда им приходилось очень трудно, даже в самых ужасных обстоятельствах. Жизнь так печальна, но мы все ее живем. Мы все за нее цепляемся, все ищем в ней какого-то утешения».

«… если ты станешь вести себя так, будто сам не знаешь, как тут оказался, будто извиняешься за сам факт своего существования, то и другие будут обращаться с тобой соответственно».

Джуд переживает отчаяние по погибшему другу: «Иногда он думает: мне становится лучше. Иногда он просыпается полный сил и энергии. Сегодня, думает он. Сегодня будет первый день, когда станет легче. Сегодня я буду меньше скучать по Виллему. А потом что-то случается, что-то простое, например, он входит в гардеробную и видит томящиеся в ожидании одинокие вешалки с рубашками Виллема, которые больше никто не будет носить, и вся его решимость, все его надежды исчезают, и он снова погружается в отчаяние».

«…хотя он не растравлял себя мыслями об осмысленности своей жизни, он всегда недоумевал, почему он – и многие другие – вообще живут на свете; иногда убедить себя в необходимости этого было так непросто, и все же столько народу, столько миллионов, миллиардов человек живут в нищете, какой он не может себе даже представить, страдая от лишений и болезней, оскорбительных в своей чудовищности. Но живут, и живут, и живут себе. Может быть, человек продолжает жить не в силу сознательного выбора, а просто потому, что так решила эволюция? Есть ли что-то в самом сознании, в созвездии нейронов, плотных и мозолистых, как сухожилие, что не дает людям пойти на тот шаг, который так часто диктует логика?»

«…мне хочется поверить в какую-то жизнь после жизни, в то, что в другой вселенной, на какой-нибудь маленькой красной планете, где у нас хвосты вместо ног, где мы плаваем в атмосфере как тюлени, где сам воздух дает пропитание, потому что состоит из триллионов молекул белка и сахара и достаточно открыть рот и вдохнуть, чтобы жить и не болеть, может быть, там вы вместе и плывете по волнам местного климата. Или, может быть, он еще ближе: может быть, он – тот серый кот, который повадился сидеть перед соседским домом и мурлыкать, когда я протягиваю к нему руку; может быть, он – маленький щенок, которого другой мой сосед ведет на поводке; может быть, он – ребенок, которого несколько месяцев назад я видел на городской площади, он бежал, вопя от радости, и родители, отдуваясь, едва поспевали за ним; может быть, он – цветок, что внезапно расцвел на кусте рододендрона, который я давно уж считал захиревшим; может быть, он – вон то облако, та волна, тот дождь, тот туман».

Вроде бы банальности, а вот...
Приятельница книгу перечитывает, и почти ежедневно мы созваниваемся и по часу о ней говорим.