Пузырёк

Что делать, когда окружающие не замечают всего величия и значимости твоей личности? Как быть и кому жаловаться? К кому обратиться с требованием учитывать все твои материальные и духовные качества?
Эти вопросы очень волновали, точнее, крайне беспокоили стеклянный пузырёк, годами стоявший на полке провинциального музея. Это был очень красивый пузырёк, не выше 10-ти см, покрытый вековым налётом и слегка отдававший зелёным перламутром. Когда-то он состоял на службе у одного коллекционера античности и достойно занимал своё место среди других экспонатов. Потом коллекционер умер и его родственники, большие любители искусства и широких жестов, подарили его в местный музей. В музее пузырёк занимал не менее почётное место, им все любовались, его хвалили и, по заслугам. Но он всегда чувствовал себя разбитым и недооценённым, хотя его бока были крепки, без единой трещины. Он долго пытался разобраться в себе. Пытался понять, в чём причина его меланхолии. И однажды, когда по залам ходила очень важная делегация, с серьёзным видом изучавшая полки со старинной посудой. Пузырёк понял, что его так тревожит и гнетёт. Конечно, как раньше он этого не замечал. Всё дело в имени: пузырёк. Кто может серьёзно воспринять экспонат с таким названием? Вся его вековая патина, античная пыль, скопленная на донышке, перламутр, всё это перечёркивается одномоментно. Пузырёк. После этого никто даже не посмотрит на время его создания. Пузырёк. Понятно. Идёмте дальше. Осознав причину своей подавленности пузырёк стал думать, что ему делать, как найти выход из этой нелепой ситуации. Его окружали тарелки, чаши, салатницы. Все они были хороши, только вот с пузырьком даже рядом не стояли. А они и не стояли. Они стояли в других витринах и с любопытством косились на маленький и вечно недовольный пузырёк. Вполне вероятно их не очень-то волновала репутация музея и значимость его коллекции. Иначе они бы давно подали жалобу или прошение, чтоб пузырёк переименовали на что-то более звучное. Например, на амфору или кратер. Сам бы пузырёк никогда не стал опускаться до того, чтоб ходатайствовать за самого себя. Его меланхолия сменилась раздражительностью. Он надменно наблюдал за посетителями и как обедневший аристократ, молча отворачивался от подачки в виде восхищенного взгляда или возгласа. Шли годы. За пузырьком закрепилась репутация «вечно недовольной стекляшки». Все хоть и понимали его важность и значимость в музейной коллекции, но ведь ты всего-навсего пузырёк, не тарелка и даже не салатница. В какой-то момент пузырьку стало казаться, что в музее против него заговор, что все объединились для того, чтоб скрыть его благородное происхождение.
- Ах, ну раз так,- думал пузырёк,- Ну и пусть.

Наверное, вы уже поняли, что пузырёк перегибал палку и, что музейщики нисколько не умоляли его достоинств. Но случаются такие состояния, когда очень сложно быть объективным, особенно, если ты пузырёк.

Время шло, музей открывался и закрывался. Посуда стояла в своих витринах, а витрины покрывались пылью. В один прекрасный весенний день эту пыль решили смахнуть. Пока пыль тщательно вытиралась с полок и со стекла, которое любовно оберегало экспонаты, к пузырьку залетела муха. Её никто не заметил то ли из-за яркого солнца, то ли из-за весёлой атмосферы, которая царила в этот день. Муха мигом скрылась за перламутровыми боками пузырька, пока тот старательно делал вид, что не замечает происходившей вокруг суеты. Когда пыль была вытерта, а витрины закрыты, пузырёк заметил гостью. Надо отметить, что с мухами он был знаком ещё живя у коллекционера, и, особой симпатии к ним не питал. Пузырёк даже заподозрил музейщиков в преднамеренности и желании окончательно досадить ему. Муха не спеша ползала внутри витрины и останавливалась, чтобы потереть лапки и крылышки. Солнце продолжало светить и муха словно переливалась в его лучах. Она была из породы зелёных мух с блестящим перламутровым тельцем и этот перламутр блестел ярче, чем перламутр пузырька.

- Какая она красивая, - подумал пузырёк. Равнодушие, деловитость и грация мухи заворожили античного аристократа и он с интересом и восхищением наблюдал за крылатой гостьей. Как все мухи эта муха обладала наглостью и бесцеремонностью мух. Перестав ползать, она громко жужжала, билась о стекла и ругалась почём свет стоит. Вконец измотавшись и не найдя выход она притихла и уселась на горлышко пузырька. Пузырёк оторопел. Он не знал как себя вести, вся его важность куда-то испарилась. Он боялся нарушить тишину, повисшую в витрине. Но муха так нервно бегала по его горлышку и щекотала, что пузырёк не выдержал и засмеялся. Муха вздрогнула, взлетела, ударилась о витрину и упала рядом с пузырьком.

- Простите, я не хотел Вас напугать! – пузырёк был напуган всей ситуацией не меньше мухи и ему было ужасно неловко. Муха обиженно посмотрела на пузырёк и ничего не ответила, а с новой силой продолжила биться о стекло.
- Напрасно Вы так стараетесь, это очень толстое стекло. Вам просто нужно подождать, когда его откроют, тогда Вы спокойно улетите.
- А когда его откроют? - спросила муха. Действительно, когда его откроют, задумался пузырёк.
- Через несколько месяцев, а может через год.
- Но я не могу так долго ждать, я же умру! – муху охватил очередной приступ паники, но биться о стекло она не стала. Нужно набраться сил.
- Как жаль, что Вы так быстро умрёте, - пузырьку действительно стало жаль, что мухи так мало живут.
- Тебе-то что? Стоит такой толстый подбоченился. Жаль ему! Было б жаль, помог бы мне выбраться из этой коробки.
- Это не коробка, это витрина. И я сюда никого не приглашал, - тон мухи задел гордость пузырька. В конце концов, он – экспонат мирового значения, а она всего лишь муха, хоть и очень красивая. Муха сделала вид, что не обращает внимание ни на слова пузырька, ни на него самого и стала молча смотреть в обеспыленное стекло. К витрине подошли посетители. Воспряв духом и собрав последние силы, муха застучала о витрину, она летала из угла в угол и так обрадовала посетителей, что они даже и не посмотрели на название экспоната. Она так ловко лавировала и выделывала пируэты, что пузырёк позабыл её грубости и с восхищением любовался полётом. Но витрину так и не открыли. Муха опустилась на полку и разочарованно вздохнула, она поняла как безнадёжно её положение.

- Муха, дорогая муха, не огорчайтесь! Завтра обязательно откроют витрину, - пузырьку стало печально за муху, что он сказал первое, что пришло на ум. Это так обрадовало муху, что она перестала вздыхать.
- Правда? Завтра откроют и я улечу?
- Конечно, конечно…должны открыть. В крайнем случае, послезавтра.

Вдруг откроют, всякое может быть. Почему и не открыть завтра. Пузырёк убедил не только муху, но и себя. Оба стали ждать завтра. В крайнем случае, послезавтра. День клонился к закату, музей закрыли. Экспонаты делали вид, что готовятся ко сну, на самом деле, наблюдая за этой забавной парой, отливающей зелёным перламутром.
Ночь оказалась очень долгой. Пузырёк видел, что муха беззаботно спит, но его мучали ночные сомнения. Он думал, что если витрину не откроют, что он скажет мухе. Она посчитает его лжецом. Хотя, с другой стороны, какое ему дело до того, кем посчитает его какая-то муха. Нет, всё-таки нехорошо получается. Ночь была мучительной, но наступление утра ещё мучительнее. Витрину не откроют. Муха умрёт. А он, античный пузырёк, достойный называться амфорой или кратером должен будет жить с трупом мухи. С этими мыслями пузырёк погрузился в забвение и проснулся, когда уже ставни были открыты, а муха томно вычищала свой перламутровый наряд.

- Как Вы спали? - учтиво осведомился пузырёк.
- Выспалась, но чувствую некоторую разбитость. У меня мигрень, - сегодня муха была настроена гораздо лояльней. Возможно, тут сыграла роль её мигрень или же надежда на скорое расставание с витриной, - Сегодня такой пасмурный день.
- Да, пасмурный день. Обычно в такие дни моё тулово становится немного синеватым.
- Действительно! Как интересно, - впервые за всё время муха стала увлечённо рассматривать пузырёк, - А почему у меня оно не синее?
- Не знаю, но Вам хорошо и так.

Муха довольно захихикала и зажужжала. Это придало уверенности пузырьку, и он понемногу стал расходиться в комплиментах, перемежая их шутками и рассказами о мухах, которых он видел, но все они не шли ни в какое сравнение с его новой подругой. Потом муха и пузырёк перешли на более серьёзные темы. Она рассказывала какие дома посещала, какой на вкус клубничный джем и какой на вкус застаревший кетчуп. Ни джем, ни кетчуп пузырька не волновали, но ему было очень приятно от этих рассказов. Так прошел день.
Ни муха, ни пузырёк ни словом не обмолвились о витрине.
С закатом им захотелось помолчать и они помолчали. Муха задумчиво ползала по стеклу, пузырёк неподвижно стоял и вспоминал сегодняшние разговоры. Его перестала волновать вездесущая несправедливость, глупые тарелки, чаши, салатницы и то, что он пузырёк, а не амфора и не кратер. Разумеется, все сталкивались с подобным чувством и, вероятно, это вызовет усмешку или снисходительное умиление. Что ж, никто не запретит вам усмехнуться и умилиться.

- Спокойной ночи, пузырёк, - муха вырвала пузырька из задумчивого молчания. Пузырёк. Вот, если бы он был…Это бы звучало гораздо мужественнее.

- На самом деле, я не пузырёк, у меня другое имя.
- Какое же? - удивилась муха.
- Не знаю, - пузырёк был сконфужен, к нему снова стала возвращаться его раздражительность. Как ей объяснить, что он гораздо больше, чем пузырёк. Гораздо ценнее.
- Раз ты не знаешь, я буду называть тебя пузырёк. Мне нравится это имя.
А пузырьку нравилось, что муха так говорит. Он ничего ей не ответил на это, даже сделал вид, что не слышит. Но ему очень нравилось.
- Спокойной ночи, пузырёк.
- Спокойной ночи, милая муха.

Думаю, все уже догадались, что эти двое влюбились друг в друга. Собственно, они тоже уже догадывались об этом. Поэтому, когда среди ночи в оконные щели стал пробиваться холодный лунный свет - пузырёк и муха проснулись. Они смотрели на световые узоры, прислушивались к шуму ветра и пузырёк, не имея больше сил молчать, выдохнул:
- Муха, мне так с тобой хорошо. Я так люблю тебя, муха.
- И я тебя люблю, пузырёк! Мы оба такие перламутровые.
Остаток ночи они продолжали в том же духе:
- Муха, мне так с тобой хорошо. Я так люблю тебя, муха.
- И я тебя люблю, пузырёк! Мы оба такие перламутровые!
- Мы оба такие перламутровые, это так хорошо!
- Я так тебя люблю!
-Это так хорошо!
- Мы такие.
- Муха, мы такие!
Ж-ж-ж-ж-ж
Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж

Утро буквально пробудило весь город. Толпы посетителей пришли в музей. Тарелки, чаши, салатницы. Все-все смотрели на двух перламутровых экспонатов и, казалось, что весь музей покрыт перламутром. Толпы экскурсий ринулись в залы и им с важным видом рассказывали о достоинствах пузырька. Пузырёк был смущён и приятно озабочен. От такого наплыва посетителей муха спряталась за спину пузырька и с гордостью наблюдала за происходящим. Ей начиналось казаться, что она античная муха, и они оба на берегу античного моря разговаривают об античности. Фарфоровые купидончики на тарелках, чашах и салатницах весело хихикали и переглядывались. Изящные розочки с позолоченным контуром жалели о том, что не могут благоухать, как их смертные братья и сёстры. Пастушки с мнимой стыдливостью опускали взгляд и румянились. Воспоминания нахлынули разом на экспонаты. Тарелки, чаши, салатницы вспоминали балы и яства, которые им доводилось хранить и украшать. Варенья, пирожные, экзотические фрукты. Как иногда приятно погрузиться в памятные события, наполненные пышностью и роскошью.
Всё это очень впечатлило муху. Она никогда не была на балах и ей внезапно захотелось очутиться посреди большого зала  кружиться, летать, вдыхать запахи экзотических фруктов.

- Пузырёк, а ты тоже был на балах?
Балы никогда не интересовали пузырька, и он о них даже не думал, но, поглощенный всей этой бальной обстановкой он вдруг ощутил себя выброшенным из жизни. Словно что-то хорошее могло происходить без его участия. Но самое обидное, то, что муха, его муха, мечтает о каких-то балах. Какое ему дело до балов. Он создан во времена, когда даже слова такого не было.
- Нет, - сухо ответил пузырёк, - Я создан во времена, когда даже слова такого не было.
Он важно подбоченился и даже отвёл взгляд в сторону, как бы показывая, насколько глупым ему кажется всё это.  Но муха не унималась.
- Бжжжжж! Как бы я хотела на бал. Вот бы мы были красивой парой!
- Мы и так красивая пара. Мы же такие перламутровые.
- Конечно, конечно. Но…
- Если ты очень хочешь на бал, то я тебя тут не держу.

Муха умолкла и перестала жужжать. Пузырёк понял, какую ерунду он сказал и, что нужно сейчас же исправлять ситуацию, но ничего не лезло в его стеклянную голову и молчание становилось всё более гнетущим. Казалось, оно длилось вечность, а кому, как не музейному экспонату знать о вечности. Но, к чему эта вечность, если ты обидел муху?
- Ты говорил, что витрину откроют, а её не открыли. Почему ты меня обманул? – эти слова словно пробили тонкое стекло пузырька, ему даже показалось, что его дно дало трещину. Но дно оставалось таким же прочным, как и раньше.
Разумеется, каждый, кто хоть раз побывал в подобной ситуации, понимает, исправить можно и не такое. Но разве всем нам удаётся сказать вовремя то, что нужно, то, что так хочет наше сердце?
- Я никого не обманывал, - пробубнил пузырёк, вместо: «муха, муха, давай мириться», - Почему ты вообще залетела в эту витрину?
- Потому что! Жжжжжжжжж. Жжжжжжжж!!! – грозное жужжание мухи всполошило зал и вырвало экспонаты из ностальгических грёз. Тарелки, чаши, салатницы с любопытством уставились на эту нелепую сцену.

- Что, что там происходит? – спрашивали маленькие блюдца, - Что там у них?
- Любовь, - вздохнула тяжеловесная салатница.
- Странная у них любовь.
- Любовь вообще странная.
Салатница деликатно отвернулась. Свидетельницей скольких подобных сцен ей доводилось быть. Нет, всё-таки балы, это слишком утомительно.

Муха всё продолжала жужжать, но тише, тише, тише. Жужжание прекратилось.
- Муха, почему ты не жужжишь? Что с тобой, муха?

Муха не отвечала. Она лежала в углу витрины, обессилев от жужжания и голода. Два дня в её желудочке не было ни крошки, точнее ни капельки, ведь, как вы знаете,  мухи не едят твёрдую пищу.
- Муха, муха! Не умирай! Прости меня, муха.

Муха не отвечала. Её лапки медленно и беспомощно шевелились, а перламутровое тельце было будто прибито воздухом. Муха не сердилась на пузырёк, в конце концов, он её сюда не звал, да и вообще. Муха думала о балах, о клубничном джеме и о том, как они бы кружились с пузырьком и все тарелки, чаши, салатницы восхищённо наблюдали бы за ними. Какие они перламутровые.
В отчаянии пузырёк стал звать на помощь. Пусть кто-то придёт и всё исправит. Сколько веков он стоял на полках стеклянный, недвижимый и гордый. Суета казалась ему уделом слабых и несовершенных. Но сейчас, пожалуйста, ну, пожалуйста. От напряжения стенки пузырька задрожали. Как теперь он будет без мухи? Почему мухи умирают?

- Прости меня, муха, - из последних сил пузырёк сделал рывок и глубокая трещина поползла по его тулову. Кусочек перламутрового зелёного стекла откололся и упал недалеко от мухи. Они были примерно одного размера и, можно подумать, что это две мухи или два кусочка стекла. 
Музейщики так и подумали, когда наутро, увидели разбитый пузырёк. Хватаясь за голову, вопя, они открыли витрину и заботливо извлекли экспонат. Обнаружив муху, они пренебрежительно смахнули её на пол, а потом вместе с мусором смели в корзину. Пузырёк доставили в реставрационный центр, откуда его перенаправили в столицу, так как такими редкими и важными экспонатами занимаются только в столице.
Пока пузырёк реставрировали, выяснилось, что это никакой не пузырёк, а кубок, просто небольшого размера.
Возвращался пузырёк с новым именем, отреставрированный и почищенный. Перламутровый налёт сняли, потому что это было временное приобретение, на самом деле пузырёк, простите, кубок прозрачный. Рядом с ним поменяли табличку и посетители гораздо более внимательно читали её и задумчиво смотрели на античный экспонат. Трещина будто шрам на теле воина украшала кубок и придавала ему «историзма» и «архаических увечий», как выразился один экскурсовод.  И с этим трудно поспорить. Ведь все историзмы и архаические увечья – это следствия наших переживаний.

Теперь, когда вы будете посещать музеи, отнеситесь внимательнее к  экспонатам. Какие тайны и события скрывают их трещины, сломы, кракелюры. И читайте внимательнее названия, чтобы им не было так обидно.