Юрий Пахомов. Прощай, Рузовка! гл. 14

Тренировки и сборы выбили меня из учебной колеи, я основательно подзалетел с органической химией. Надгробные плиты формул, не умещающиеся на грифельной доске, приводили меня в ужас. Скрыть свою стерильность в области столь нужной науки не удалось. Нашу группу вела профессор Дробинцева, добрейшая женщина, называющая нас, балбесов, мальчиками. Она всякий раз пугалась, когда перед лекцией старшина командовал: «Смирно! Товарищ профессор…» Дробинцева махала пухлыми ручками и умоляла всех сесть.

Кафедрой руководил ее муж - профессор полковник медслужбы Васюточкин. Остроносый, всегда почему-то взъерошенный, в укороченных брючках, он напоминал деловитую птицу, вроде дрозда. Его обожали, любили его яркие лекции, манеру говорить, нараспев повторяя химические термины. Возможно, у него был своеобразный дефект речи, а может, он специально растягивал слова – эффект получался эстрадный. Задрав голову, он сладостно возглашал: «А-а-рабиноза и глюко-о-пираноза!» Аудитория взрывалась от хохота. Васюточкин, не обращая внимания, продолжал лекцию дальше. Иногда, наверное, чтобы еще больше развеселить нас, он рассказывал истории из своей жизни. Подтянув брюки и встав на цыпочки, профессор после полуминутного молчания доверительно сообщал:
– Мы с женой, профессором Дробинцевой, недавно купили машину.
– В самом деле? – заинтересовался кто-то из курсантов.
– Представьте. Поразительное легкомыслие. Поехали в Озерки. А там машину у нас украли.
Гул негодования.
Васюточкин всплеснул руками и с детской улыбкой сообщил:
– Но мы не растерялись и купили дру-гу-ю.

На этот раз хохот был такой силы, что в аудиторию заглянул командир роты.
Профессор Дробинцева оказалась строгим и решительным преподавателем, неделю я вместо самоподготовки ходил на дополнительные занятия и в конце изнурительных уроков понял и полюбил органическую химию. Дробинцева удивлялась: «Товарищ Носов, вы совсем ничего не знали, а теперь все знаете. Признайтесь, вы меня разыгрывали?»

Продолжение следует.