Правильное дело писателя

"Человек с больной, не знавшей покоя совестью" - скорее исключение, чем правило. Так рассказывают про Михаила Зощенко, который родился в интеллигентной дворянской семье и мучился от осознания того, что родился на чистых белых простынях.

Зощенко удручало, что люди смеялись над его рассказами. По его мнению, над ними надо было плакать. Зощенко был последователем гоголевского направления в литературе. Если внимательно вслушаться в его смех, можно заметить, что шутки являются лишь фоном для боли и горечи.

Кто такой обыватель? Зощенко считал, что такого понятия в чистом виде не существует. Есть люди - носители обывательских черт. Эти черты есть в каждом человеке, только у одного их меньше, у другого - больше.
"Я соединяю эти характерные черты в одном герое, и тогда герой становится нам знакомым и где-то виденным".
Зощенко высмеивал обывательские черты в человеке, а не самого человека. В своих рассказах он призывал не бороться с людьми, носителями обывательских черт, а помогать им от этих обыватеьских черт избавляться.

Необыкновенным считали уровень мышления писателя. Один человек одинаково владел двумя культурно-речевыми системами. Такое не каждый день встретишь. И повести и мелкие рассказы он писал одной и той же рукой.

Герои "Сентименальных повестей" были, на первый взгляд, вполне интеллигентными людьми. Зощенсковский интеллигентный человек - это человек, отличающийся от малограммотной массы лишь некой сравнительной культурой: чиновник низко оплачиваемой категории, тапёр, бывший помещик, бездельник из захудалых дворян, сочиняющий дрянные стишки. Какие же это интеллигенты?
Зощенко назвал подобных людей - средние люди... Зощенко хорошо знал среду, из которой вышли эти люди. Разные по своему социально-культурному уровню, прототипы этих героев были схожи в одном - все они ПРОСПАЛИ ПРОШУМЕВШИЙ ПОД ОКНАМИ ХОД ИСТОРИИ...
Зощенко в целом грустно сочувствует им, потому что это и правда несчастье - оказаться в положении лишних, выброшенных на задворки жизни.
Средние люди пробуют покинуть задворки, обмануть судьбу, они начинают ловчить и приспосабливаться, пускаются во все тяжкие, рассчитывая, что повезёт, подвернётся случай, благодяря которому удастся не только удержаться на поверхности, но, может быть, и испытать счастье.
Зощенко предлагает каждому из них воспользоваться таким случаем, но...ничего не выходит. Всякий раз из-за какого-нибудь нелепого пустяка, глупой мелочи рушатся все надежды и планы очередного соискателя счастья.

Какое счастье ищут герои сентиментальных повестей?

- О чём поёт соловей?
-Жрать хочется - оттого и поёт.

Оказавшись в лапах жизни, эти люди теряют и до того не ахти какой симпатичный человеческий облик. На пороге утраты героев всего человеческого, Зощенко не отказывает им в праве на последнее слово. И они, как за соломинку, хватаются за это предоставленное им право.
Как бы не иронизировал над ними автор, как бы не сводил их существование до "червякового", они по собственной вине пришли к той жизненной формуле, которую высказал за них за всех Вася Былинкин. Они настаивают, что виновник всех бед, приведших их к катастрофе, - революция. Но дело не только в революции.
Мысль о том, что не революция погубила ничтожных героев с их мелкими страстями и переживаниями, а ВЪЕВШАЯСЯ В ИХ СОЗНАНИЕ, ПСИХИКУ, КОСНОСТЬ ПРОШЛОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, явилась к Зощенко и была им выношена ещё в дописательские годы хождения по людям.

Не городская жизнь формирует человека и делает его культурным. Существует провинциальное качество сознания, непонимание определёнными категориями людей своих отношений с меняющимся на глазах миром.

Эти люди могут жить и в столице, крутиться в столичных толпах, всё видеть, всё слышать, но им не дано почувствовать, осознать перемену общественного бытия, будь то даже революция.

С помощью литературы переделать реального человека, заставить его отказаться от тех пошлых навыков и инстинктов, что накапливались и укоренялись в условиях дореволюционной России столетиями, очень сложно. Зощенко хотел верить, что это возможно. Он считал, что помогать людям в их перестройке - правильное дело писателя.