Путевой обходчик. Часть пятая. Пастушок

  В 18.. году Петербург был потрясён известием о странной трагедии, разыгравшейся на глухой почтовой станции.
 Когда конный жандармский патруль добрался наконец до сторожки, там были только заметённые снегом тщательно обглоданные голодным лесным зверьем человеческие кости да клочки одежды. Даже намёка на документы кого-либо из участников событий обнаружить не удалось. И только в особом отделе тайной полиции уже составили подробный отчёт о происшедшем, приложив к нему ходатайства о награждении коллег.
 
 А началось все за три года до означенного финала...

                ***

 Пастух Игнатий всё чаще жаловался на недомогания: то ноги дрожат, то рука кнут не держит. Стар стал совсем.
 Деревня решила найти ему помощничка, мальца какого-нибудь толкового. А то глядишь - без коровушки-кормилицы останешься. Вот и сыскали.
 Малец и впрямь оказался толковый. Никому в помощи не отказывал. Доктора позвать? Вмиг слетает. Бумагу какую написать? Да хоть две. А уж гармонист какой оказался! Девки все на наряды изошли. Так и заливается гармоника-то по ночам, так и плачет под окнами.
 Лишь под утро замолкает у реки. А другая девка плачет-заливается в подушку - обманул..
 Уж как бабушки его любили! И блинцов ему с собой на дорожку, и одежонку какую получше.
 Ни в чем отказу не знал.
 
 Только вот не удосужились любители пригожих да умных пастушков спросить, не знал ли каких других слов-языков тот малец-молодец.
 Ан знал, как оказалось. Да не просто знал. Письмена на них выводил да отправлял невесть куды. Как и однажды.
 А приехал за одним таким письмом другой удалец, постарше да покрасивше нашего. Письмо-то взял, да и сгинул. Вместе с ним и пастушок исчез.
 Хотя и не искали его сильно. Только напрасно ждали коровушки и овечки ударов кнута поутру. Да и дудочки его никто не слыхал оттоль. Что ж говорить о девках?
 Извелись совсем без ночной-то речки!

 С речки тянуло сыростью, хотя утро давно уже разгулялось и солнце освещало верхушки деревьев в лесу.
 На опушке было тихо. Даже птички куда-то попрятались, совсем как перед грозой.
 Из шалаша пастушонка выглядывали опорки, рядом с ними валялся кнут. Неподалёку щипала травку случайно забредшая сюда корова.
 Бабка Аксинья, известная в округе ведунья, как всегда сама выгуливала свою козу Настьку, потому что боялась сглаза через молоко. Она-то и увидала опорки, сиротливо торчавшие из шалаша.
 Как будто толкнул кто в спину - помчалась к деревне, забыв про козу и молоко. Ещё не добежав, растерла глаза, как бы от рыданий.
 Заорала, завыла, запричитала.


(Продолжение следует)