Покосившиеся лавочки

1

По обочине мельтешили люди в форме. Машина взвизгнула тормозами, точно обиженный ребёнок, и остановилась, точно вкопанная метрах в трёхстах от поста автоинспекции. Серый принимал решение. Он понимал, что сзади ему дорога отрезана. Он в западне. И впрямь в зеркало заднего вида водитель увидел две машины полиции выскользнувшие тоже из-за поворота. Потом к ним подъехал автобус с вооружённым спецназом. Из громкоговорителя донеслись успокоительные слова о сдаче. Серый всё о чём то думал. Думал о зоне. Вспоминал пацанов. Улыбнулся чему то и завёл мотор. И мотор радостно взревел, точно почуяв какую-то внутреннюю боль хозяина машины, и набирая скорость иномарка помчалась на преграду.
- Уберите фуру! - орал зачем то какой-то офицер, закрывая глаза, и понимая уже всё. Взрыв подтвердил его мысли, отчётливые и короткие, как боль умирающего водителя.

2

Автозак въехал за железные ворота спец больницы, и затих. Сидевший внутри спец машины подследственный, невольно перевёл дыхание. Снаружи послышались голоса, чья-то команда. Привычная кутерьма этапа. Но вот внешняя дверь автозака открылась, влез в тесное отделение, что было рядом с отделением с арестованным краснощёкий прапорщик, открыл замок, вылез из машины, хрипло скомандовал:
- На выход, Мохов!
Серый вылез из спецмашины, озираясь. Автозак находился в просторном дворе, стена внешняя была с колючей проволокой.
- Но вот, Мохов, ты и на месте. Отдохнёшь месяц, каши поешь. Только с дурачками поосторожнее, они ведь того, - негромко иронизировал прапорщик из конвоя.
- Он и дурачков построит, так Серый? – ухмыльнулся другой конвойный, с помятым каким-то лицом в веснушках.
- Да я и сам того, - негромко пошутил Мохов.
- Это точно, не каждый фуру на таран возьмёт, - произнёс первый прапорщик, что советовал быть поаккуратнее в спецбольце, куда Серого по его просьбе с суда, привезли на судебно-психиатрическую экспертизу. Он мотивировал своё желание обследоваться, говоря, что не помнит ничего из происходящего на дороге, в том числе не помнит, как там оказался, и с кем был до этого злополучного удара о фуру.
Из больничного белого корпуса вышла низенькая старушка, с бледным лицом, в белом халате, за ней два рослых охранника. Одному из них прапорщик из конвоя отдал папку с делом Мохова.
- Пойдёмте, - доброжелательно сказала старушка, обращаясь к арестованному. И это обращение на вы особенно его успокоило. Значит действительно прав прапорщик – отдохнёт он здесь от следователей и тюрьмы.

3

На следующее утро Мохова вызвали в кабинет к врачу. Странное чувство испытал Серый, когда сел на предложенный стул во врачебном кабинете в своём большом не по его росту больничном одеянии коричневого цвета. Он односложно отвечал на задаваемые вопросы, помня свою легенду, кашлял, стараясь придать себе болезненный вид, но что то не давало ему играть доконца. Женщина в кабинете в белоснежном отглаженном халате со своими белокурыми волосами спадающими на её плечи, с добрым лицом не располагала к лжи. Он привык за последнее время к другому общению. В тюрьме охранниками работали тоже часто женщины, и многие из них были красивыми, но жёсткость работы делала их не от мира сего, а эта, сидевшая за столом врачиха, была чем то похожей на учительницу в школе, а он, вдруг почувствовал себя нерадивым учеником, и ещё мешала ему дурковать гордость, он чувствовал в себе мужское достоинство, и потому едва сдерживал ухмылку, когда врачиха пыталась разговаривать о его состоянии, о его памяти, заполняя только ей известные формуляры, необходимые для оформления решения судебно-медецинской экспертизы. Да, он был в машине один, как оказался на дороге, у него провал памяти, почему поехал на фуру, голос позвал его... Серый иногда глядел на докторшу даже с сочувствием, что ей нужно выслушивать весь этот его бред. Ей бы он на воле подарил огромный букет роз! Серый даже стал мечтать об этом, и может потому стал отвечать на вопросы невпопад, и врачиха стала его переспрашивать, и видимо нервничать, и вот именно эта нервозность и вернула Серого к реальности. Кто он для неё, этой выхолощенной блондинки, очередной подопытный кролик, каких она привыкла отправлять после положенных недель наблюдения опять в тюрьмы. Арестант сосредоточился, и стал привычно сухим в ответах, машинально отмечая про себя, как на них реагирует его врачиха.

4

В палате Серый сел на краешек кровати, точно боясь помять покрывало, и задумался. По делу он шёл один, другие соучастники были как неизвестные лица. Директор спирт завода, впрочем, особенно их и не запомнил, а указывал именно на Серого, как основного участника событий - никаких иных доказательств у следствия не было, не было и никаких экспертиз, никакого воздействия на директора физического не было оказано. Конечно, Серый понимал, что суд не оправдает его, но его несознанка, при отсутствии других доказательств, кроме слов директора, значительно облегчала задачу адвоката по его защите в суде - и Серый понимал это. Не боялся он и зоны - привычное для него место. И потому глядя на понурых людей, сидящих, как и он в палате, неожиданно внятно сказал:
- Завтра с утра зарядка! Питание нормальное! Женщины красивые! Надо следить за своим здоровьем!
Неожиданно для Серого палата оживилась, обследуемые заулыбались, и что-то совсем уж доброе появилось на их бледных лицах.

5

По предыдущей отсидке Мохов сидел с одним тренером восточных единоборств, и не терял времени зря, и потому в час отдыха в комнате, где был телевизор и привинченные к полу лавки, на свободном месте, он стал показывать развивающие упражнения, и даже подивился, глядя на своих новых друзей, их энтузиазму.
- Мы почти что мастера, а наши одежды, почти что кимоно! - подбадривал своих новых друзей Серый.
Ошалевший огромный охранник, застыл у двери комнаты, где занимались наблюдаемые, точно изваяние, не понимая, что ему делать - хотя порядок и не нарушался, но всё происходящее явно было из ряда вон выходящее.
В кабинете врачиха очень внимательно посмотрела на Серого, и потом сухо спросила:
- Зачем вы это организовали?
- У людей здесь тоже жизнь. К тому же это ничем не нарушает распорядок.
- Это так, - задумчиво сказала женщина, и неожиданно улыбнувшись, произнесла:
- Да, Сергей, что у вас в голове одному Богу известно!

6

Сон у Серого в эту ночь был крепким, но даже этот сон был стряхнут в одно мгновение, криком в палате - Сергей мигом вскочил с постели, и увидел возле кровати напротив какое то копошение, и кинулся туда, отталкивая какого то волосатого верзилу от лежащего на кровати человека - это был высокий парень, едва передвигающийся, что то случилось с его психикой - он и разговаривал то протяжно выбирая слова. Именно на него напал мужик из соседней палаты - говорили, что его привезли на судебно психиатрическую экспертизу после убийства - такая ему была статья следствия. Появились дюжие охранники, и увели напавшего в карцер. Серый, когда всё успокоилось, лёг на постель, думая, о том, что видимо обследуемый за убийство желал показать свою болезнь именно таким образом... До утра Сергею так и не удалось нормально заснуть.

7

Увозили Серого как-то неожиданно. И уже у выхода из спец больницы, уже на ходу застёгивая телогрейку, с вещевым мешком в руке, он увидел врачиху, она остановилась, точно его пропуская, и он еще не веря своим ушам услышал:
- Пусть тебе повезёт, Сергей!

8

Стояла душная летняя ночь, в такую ночь хорошо бы ночевать у реки, чтобы её прохлада как то дала силы. Но реки в колонии строгого режима уж точно нет. Зато есть чифир, новенький чёрный костюм, который подогнали пацаны Мохову после изолятора, есть и освежающий иногда ветерок в локальном секторе. У всякого свои забавы в этой жизни. Сергей дышал полной грудью. Позади год срока, впереди ещё стена времени в застенках. А тут ещё это письмо от Ирины. Первая любовь, как никак, замуж захотела, вот и спрашивает, что ей делать то… Серый поглядел на звёздное молчаливое небо над головой, точно сверяясь с ним в каких то своих мыслях. Да, Ирина родная, нет тебя ближе на всём свете! А губить твою судьбу не могу! Ну какой из меня жених то… Пошёл Сергей в жилое помещение, взял из тумбочки школьную тетрадь, и на гладильной доске, что была у входа в отряд, где ночной дневальный мёл пол, и всегда светло, написал письмецо – мол, рад за тебя, родная, выходи замуж, создавай семью, чтобы было у тебя, родная сестричка, как у других, всё хорошо. Запечатал письмо Серый, написал адрес знакомый до боли, и чтобы не отказаться от своего порыва, попросил, дневального, низенького старика, всегда хмурого, взять письмо и утром в ящик возле контрольной вахты сунуть, чтобы не затерялось – чтобы верняк – когда пойдёт он, дневальный, на завтрак, с первой сменой зэков, идущих на работу. Он то, Мохов, не пойдёт на работу в этот день, сходит в санчасть, там ему Колька – санитар, что-нибудь придумает, чтобы не угодить снова в изолятор – ненавистное грустное место. Да и впрямь что-то уж нездоровится. Может чифиру перепил? Болит сердечко, ох, как болит! Вышел Сергей снова в локальный сектор, встал у двери жилого помещения, и глядел на звёзды молчаливые, не отрываясь, точно ждал он от них какого-то ответа на свои вопросы.

9

На следующий день на зоне был выходной, и после завтрака зэки пошли по отрядам, строем в клуб – был какой-то кинофильм, про какую-то огромную любовь, с расставаниями на пару дней, как и положено по сюжету, потом встреча, опять любовь. Мохов почти механически отмечал глазами перемены в судьбах людей на экране. Не было никаких эмоций, он почти наизусть помнил теперь отосланное с утра дневальным письмо к Ирине – и губы его шептали её имя, и он стиснул зубы, стараясь забыть это родное имя, но даже и это не помогало, а было ощущение опустошения, которое всегда приходит после важного поступка в жизни.

10

Дневальный метался по жилому помещению отряда, точно загнанный в ловушку зверь, неуклюжий, коротконогий, он подскакивал к кроватям, и тряс их, стараясь разбудить зэков.
- Ты что сдурел!
- Михаил, Серёга вскрылся в комнате отдыха, сказал мне, что надо погладить костюм, я открыл комнату, а он взял ключ, и заперся, я почуял неладное, звать, а он мне в ответ: «Не мешай!»…
- Что ты пургу гонишь, старик, может Серёге одиночества захотелось…
- Вскрылся, нутром чую, когда ему ключ от комнаты отдавал, почуял что-то неладное, но что я могу ему сказать, Серёге!
Вышел завхоз из каптерки, услышав сбивчивый доклад ночного дневального, тихо сказал:
- Вскрывайте дверь! Я на вахту позвоню.
Дверь открылась под умелыми руками зэков, отмычка помогла. Мохов лежал на полу возле подоконника, пол под ним был точно красное знамя от крови.

11

Перевязанные руки не болели, Колька-санитар перед этапом успел вколоть обезболивающий укол. Спец мащину трясло на ухабах, и эти толчки, как ни странно как то отвлекали, и от боли, и от мыслей в голове. Серого везли на больничку. И уже от того, что изменится как-то ситуация, будет он в другом месте, становилось полегче. Невольно вспомнились слова хитрого опера, перед отъездом: «Отдохнуть хочешь, Сергей. Отдохнёшь, только от себя ведь не уйдёшь!»

12

В больничной палате была тишина, после отбоя, и эта тишина нарушалась лишь монотонным, но внятным пересказом интересной, когда то прочитанной книги. Пересказывал Шнурок великолепно, с деталями, с какой-то собственной завороженностью. Он завтра актировался – рак горла. И жить ему, видимо, осталось совсем недолго.
Утром Шнурка провожали, поддерживали зэки, будто не он выходил на свободу, а они. Мохов отдал ему большой шерстяной шарф – прислала когда-то Ирина. Посмотрел на Шнурка, на его худое, бледное лицо, и пожал крепко руку.

13

Снился странный сон Серёге, будто стоит он в поле, а перед ним люди, знакомые люди, в том числе, и очень близкие, а он стоит и глядит, куда-то вдаль.
- Так что же ты не подходишь то к нам? – спрашивает один из этих людей.
- Так я, наверное, умер, раз я не живу среди вас, - поясняет он, и так и стоит, точно отяжелели его ноги, точно зачарован он вот этой неподвижностью, и своей нестерпимой болью, гложущей его, как собака голодная мясную кость, постоянно, не покидая его сознание ни на миг.

14

Те же улицы, те же тенистые скверы с покосившимися лавочками, точно не было лет разлуки с этими родными местами. Сергей постоял посредине улицы, перевёл дыхание, точно, успокаиваясь. Может ничего и не изменилось на этой улице, изменился он сам. Изменился его мир. Изменилась его жизнь. Мохов шёл к автовокзалу, уже не оглядываясь, точно стараясь забыть прошлую боль, словно убегая от своего прошлого. Но прав был хитрый опер из колонии: «Отдохнёшь, Сергей. Только от себя ведь не уйдёшь». Серый улыбнулся.
" Врёшь ты всё, опер!"