Общение с Богом

Бандиты шли за ним по пятам. Он почти физически ощущал, приезжая в какой-нибудь из городов, что-нибудь купить, что малейший его неверный шаг и эта ловушка захлопнется. Как умная мышка в лабиринте человеческих отношений и планов, он искал единственно правильный путь. Приезжал неожиданно - покупал предмет - и почти молниеносно садился в такси. И машина несла его от места возможных неприятностей. Его деньги манили к нему недоброжелателей, как магнитом. У него было такое ощущение, что он приезжая приносит с сотой ауру опасности и напряжения. Но ему везло. Как-то один из знакомых сказал: Кутузов. Фельдмаршал - он никогда не проигрывал. Эта кличка как-то прилипла к нему. И шла с ним вместе с его удачами, наперекор всему остальному, что скопил этот мир против него.
Одним из конкурентов его - который мог также смело платить деньги - был Крот. Мужчина в возрасте, не расстававшийся со своими перстнями в бриллиантах почти на всех пальцах, казалось никогда. Успевать порой он не мог - и вещь перекупалась у тех, кто знал и Кутузова - тем же Кутузовым. И Крот яростно верещал:
- Кому вы продали! Я бы больше заплатил. Кутузов.
Иногда получалось так, что оба они приходили на торговое место, в одно время, а предмет один - и Крот верещал и платил - и ошибался - как обычно и бывает, когда жадность заслоняет расчёт. И снова орал:
- Кутузов!
Причём за чашечкой кофе, когда у Крота была надежда что-то продать Кутузову, хозяин дома - Крот - рассуждал очень здраво - говорил о конкуренции, пояснял, что он всю жизнь в этом бизнесе- показывал на стену, увешанную крупными иконами Оружейной школы. Мол, пойми, кто главный. На что Кутузов, однажды, сказал, что его знакомый - всю жизнь копает траншеи - и от этого лучше у него получаться не стало.
Но откровенной вражды между Кутузовым и Кротом никогда не было. Крот был человек терпеливый и, наверное, мстительный - но умеющий сдерживать свои эмоции.
Территории покупок антиквариата во всех крупных городах центра России негласно были поделены. Целая система взаимоотношений сложилась вокруг этой сферы деятельности. И только такие одиночки, как Кутузов - приезжали на эти скупки, и платили больше всех,внося смуту и разноголосицу в упорядоченный строй жизни этого скрытного мира.
Они выступали и катализаторами торговли, и в тоже время не входили в системы тех городов, где торговля всем и вся давно контролировалась. Но такие люди были выгодны держателям скупок и потому те относились к ним с вынужденным терпением. Но, конечно, эти держатели скупок и пальцем бы не пошевелили, чтобы как-то помочь тому- же Кутузову, в случае непредвиденных осложнений.

В тот осенний вечер Кроту казалось, что время остановилось. Остановилось, впрочем, оно вероятно не сразу, а стало, как будто замедляться. И вот остановилось. Плохо было то, что вчерашнее посещение казино, вероятно, уже давно обсуждается его знакомыми. С одной стороны ему где-то было лестно, что о нём говорят, но с другой стороны он понимал, что причина весьма для него тяжела. Он слишком много вчера проиграл. И теперь что-то надо будет продавать из коллекции, чтобы вернуться опять в нормальное русло жизни. То ли его опыт, - был он человеком пожилым-то ли ещё что-то на подсознательном уровне, говорило ему: «Крот ты всё ближе к своей печали. Каждая вещь, проданная тобой, опустошает тебя - и так будет продолжаться, пока коллекция не закончится. А вместе с коллекцией исчезнет всё то, что и помогает тебе двигаться по жизни».
Крот не был человеком щепетильным и часто не жалел себя, но с годами силы неукоснительно убывали.
Откуда взялась эта тяга к казино? Он уже понаблюдал, что там оказывались самые алчные дельцы, и казалось самые хитрые. Среди них оказался и он. Никакая другая страсть в жизни теперь не давала ему такой живительной надежды на интересное впечатление. Но это интересное понемногу заменялось тоской-с каждым проигрышем эта тоска - скорее всего это была уже неуверенность в себя, поглощала его - он становился всё меньше среди этого моря тоски.
Крот вышел во двор. Непогода только усиливала его уверенность в правильности его мыслей. Низкие облака нависали над головой. Они точно придавливали его к матушке-земле.
А хотелось радости. Крот старался отвлечься, но мысль о возможности что-то изменить, исправить-отыграться. Она главенствовала. Ему вдруг показалось, что всё происходящее с ним странный сон. Что он не такой - он сильный.
Со стороны этот низенький, седой мужчина, стоящий посреди двора под лёгким дождичком напоминал заблудившегося путника. Такой растерянный был у него вид.
Телефонный звонок по сотовому телефону вывел его из томительного оцепенения и как охотник почуявший добычу Крот даже приосанился. Звонил Кутузов. Пустые слова не о чём. Они оба понимали, о чём может идти сейчас речь Они были ягоды одного поля. Крот тоже не помог бы Кутузову.
Встретились через полчаса. Такси отъехало от дома Крота. Открылась автоматически калитка железная во двор. Кутузов стремительно прошёл во внутрь двора и калитка мягко закрылась. Как западня. Кутузов, улыбнувшись, подошёл к Кроту. Они были одинакового роста. Но Кутузов моложе и потому беспощаднее. Вошли в дом. Крот собственноручно заварил кофе. Поболтали. Потом прошли в другую комнату. Домашние Крота им не мешали - такой порядок был в доме у Крота. Иконы висели на стенах - древние образа были молчаливы и прекрасны. Прикидывая цену, Кутузов показывал то на одну икону, то на другую - приценивался. Торг шёл тягучим, как мёд потоком слов. Кутузов знал, что именно Крот сейчас в западне. Ему нужны деньги. Весть о проигрыше вчерашнем Крота уже долетела до него, как надёжный воробушек. Он охал и ломал цену на половину, пока вконец раскрасневшийся Крот не согласился. Расплатился быстро Кутузов, тая торжество. Стал собираться. Крот вызвался его проводить до центра. Довёз на машине, а затем машина Крота сорвалась с места. Кутузов проводил её долгим изучающим взглядом - он уже точно знал, что не ошибается- Крот поехал в сторону казино.
Быстро пройдя к автовокзалу с увесистой сумкой на весу, Кутузов вышел через другую дверь, ведущую к площадке посадочной автобусов и быстрым шагом, не замечая луж, прошёл мимо автобусов к одиноко стоявшему возле территории автовокзала такси - его ждали.
На следующий день все знакомые Крота обсуждали его очередной поход в казино - он проиграл.

Такси ехало по трассе с монотонно-стабильной скоростью. Это как-то располагало к размышлениям. Кутузов почти физически чувствовал, как мысли его лениво перескакивают с одной темы на другую. То, что рядом лежала увесистая сумма с иконами и что впереди будет нормальный куш, понемногу уходило в сторону. Как охотник догнавший добычу остывает к своей забаве на время, так и Кутузов понимал, что его оживление уступает место холодным размышлениям. Судьба Крота, как наглядное пособие для курсанта первого курса по тактике из военного училища была в воображение его коллеги. В общем-то, Крот даже чем то -напоминал по характеру Кутузова. Но был ещё более дерзок и ещё более спокоен. Позади у Крота немалый срок. Был на зоне и Кутузов, но совсем немного. По статье весьма простой-хулиганство. Как-то по молодости попал он в грустную историю. Пошёл разбираться за свою знакомую - так и сел. Зона отучила его пить. Он понял, что всякое затуманивание мозга ослабляет и делает беззащитным. Выйдя на волю не пил. Пытался работать. Потом пошла эта волна перестройки. Стал коммерсантом. И несколько лет у него получалось достаточно успешно. Иконы покупал на заработанное, будто понимал, что это его всегда выручит. С каждым годом всё больше становилось всяких тётушек из слабо понятных организаций - и аппетиты их только росли. И он ушёл. Вот тут и пригодился его интерес к старине. Понемногу это стало образом жизни. В родном городке он ничего не покупал. Старался, чтобы его семья была в безопасности - к тому времени у него была жена и маленькая дочурка. Ездил по соседним областям - мотался в столицу-общение с такими же людьми, давало ощущение независимости и успешности. Вот почему наблюдая сейчас за судьбой Крота, понимал подсознательно Кутузов, что не так всё просто в мире. Есть, какие- то законы небесные, и их человеку преодолеть не удаётся никогда.
Эта ещё не до конца понятая истина мешала хорошим размышлениям, как заноза.
Кутузов открыл глаза и пристально посмотрел на полотно дороги убегающее вдаль.
Дорога была пустынная, и казалось бесконечная.
Машина всё катила, напевал мотор свою монотонную песню. Вспомнил Кутузов о Катьке - его знакомой. Иногда он брал её с собой - в столицу. И ей было приятно, развеяться и ему было веселее. Да и помогала она своей красотой в торговле - иконы антиквары покупали охотнее.
Девушки в жизни Кутузова занимали своё почётное место. Он не жалел на них денег, желая, чтобы жизнь его спутниц приобретала краски яркие и запоминающиеся. Причём он не был завсегдатаем увеселительных заведений - музеи,туризм. При завязывании романтических отношений, он чувствовал, как будто юность возвращается к нему. Обаятельная улыбка, юмор становились как бы его визитной карточкой. Мир светлел вокруг него.
И уходили грустные порой мысли о том, что жизнь его полна неожиданностей и опасностей. Он старался каждый день прожить весело. Он точно пытался прожить день за два, чтобы как-то наверстать то время, которое он пробыл в зоне - время своей молодости.
Был ли он философом, Кутузов, об этом не задумывался всерьёз, но рассуждал он явно старше своих лет. Размышляя вот в такие минуты дороги, когда жизнь приобретала мифическую ширь, он радовался своей личной свободе, как радуется ребёнок новогоднему подарку.
Задремал Кутузов-дорога, убаюкивала. И сон пришёл неожиданный и свежий. Будто бы он - из детства мальчишка лет пяти-шести русоволосый и курносый сидит на лавочке во дворе, а над лавочкой белоснежная цветущая яблоня навешала своих ветвей ожерелий. А рядом с ним бабушка Арина-мать его матушки - и что-то говорит ему такое доброе, что он - маленький улыбается. И весь мир вокруг светел и чист. Уютно так. И хочется верить в хорошее и будто это хорошее будет вечным и не налетит вихрь неудач, приходящий вместе с возрастом. И он даже позвал бабушку, и проснулся.
- Говорил я что-нибудь?- тревожно спросил Кутузов.
- Да нет, будто плакал. Всхлипывал во сне,- тихо сказал таксист, не отрывая своего взгляда от дороги.
И вот это раздвоение жизни, так явственно пришедшее к нему, было сейчас Кутузову таким трогательным, точно в минуты сна он улетал на другую добрую планету.
Столько прожито!
Летела дорога перед глазами Кутузова, не давая опомниться, не давая понять сущность идущего времени-времени его судьбы.
И только сон - сон, вернувший его в детство – подсказывал, что есть у него что-то иное, кроме мыслей о заработке - есть у него его душа!
- Расчувствовался что-то я сегодня,- сказал Кутузов, желая выговориться, обращаясь к таксисту.
- Бывает,- очень спокойно ответил тот, кивнув седой головой, будто понимая, о чём ведёт речь этот не по возрасту усталый человек, не отпускающий от сумки свою руку даже во сне.
Тревожное ощущение утерянного времени, будто отошло из воображения Кутузова, сон отступил. Он снова закрыл глаза, точно пытаясь снова вернуться в своё детство, хотя понимал, что это совершенно невозможно и что даже сон о детстве вряд ли повторится таким же ярким, трогательным и близким.
Путь был долог. И Кутузов, сидя в машине, с закрытыми глазами, точно просматривал в воображении известный только ему фильм - свою жизнь. И в этом фильме много было запоминающихся актёров. И ему сейчас казалось, что они также вспоминают его и от того как-то веселее становилось.
Всякий раз, сталкиваясь в воспоминаниях с самим собой - понимая свои поступки со стороны, Кутузов и сам порой не мог понять, как уживается в нём доверчивость с жёсткостью, равнодушие с радостью о добрых поступках, которые он преподносил как-то незаметно - и это делало его в глазах людей необычайно непредсказуемым человеком.
Может от того, что жизнь дала ему шанс почувствовать свободу вот так - соприкасаясь с миром икон, он и был очарован этой возможностью. Иконы Кутузов любил. Эти образы, написанные в давность невообразимую доставляли ему радость земную и, расставаясь с ними, он всегда оставлял в себе память - яркую и незабываемую. Наконец вдали показались дома его городка на берегу реки - привольной и тихой. Кутузов довольно потянулся и почти крикнул:
- Ну, слава Богу, подъезжаем!

Крот ворочался на поскрипывающей кровати и никак не мог уснуть. Вот эта пустынная, маленькая его комната, где он спал один, чем-то напоминала ему камеру. Но, как ни странно, именно здесь он чувствовал, как легко ему думается. И он вспоминал отца и мать, уже ушедших в иной мир. Думал о том, как мало он смог найти в себе душевного тепла, чтобы дать его им. Образ матери нависал в его воображении, как дамоклов меч, и мучил его – она-то молилась за него при жизни, а ему недосуг было приехать к ней лишний раз в деревню, и стыд сейчас заполонял его, как заполоняет вода при разливе весеннем поля. Он лежал со сжатыми крепко губами и молча смотрел в потолок, стараясь не завыть, как неприкаянный волк, потерявший стаю.
Что-то в нем надломилось в последнее время, как ломается хрупкая веточка после первых заморозков. Он все чаще вспоминал зону, холодные бараки и тянулся мысленно к светлой памяти, но те воспоминания в нем жили своей, будто автономной жизнью. А ведь больше двадцати лет прошло! А не отпускало Крота прошлое, как не отпускает сердобольная мать маленького сына в школу, все норовя его проводить.
Игра в казино, все эти светящиеся азартом залы отгоняли эту тяжесть прошлого. Может, и ходил он туда, чтобы ожить.
Но и остановиться он уже не мог. Как будто уже не было иного мира для него.
Крот часто думал о том, как складывается судьба человека. Лежа вот как сейчас в своей комнате, он пытался как-то изменить мысленно свои поступки и думал о том, что тогда бы из него получилось. Но выходило все как-то скучно, совсем не так, как он жил сейчас. И как ни странно, это Крота успокаивало. Так он и засыпал, думая о себе с надеждой.
Крот проиграл всё, и, когда кредиторы приходили к нему, он важный выходил в бархатистом халате из комнаты, ибо после дурдома очень любил халаты, и блаженно ухмыляясь, спрашивал у уставшей, испуганной худенькой жены:
- Лена, а кто это? Напои их чаем.
А сам уходил худенький и седой глядя куда то в пол, и затихал за дверью, в пустой соседней комнате, точно там никого и не было.
Но Крот был там. Он стоял на коленях перед маленькой простенькой иконой Божьей Матери и его бледные губы шептали молитву.