Матвейкин змей Часть2

Марина Курылёва
Андрей Медведев

Матвейкин змей (2 часть из 6)

Часть 2.

Глава 4. Оползень

Несколько дней назад, когда Симбирск гудел в ярмарочном хороводе, отец Матвейки отпустил его на несколько часов прогуляться. «Дел в лавке немало, - думал он, - но ярмарка есть ярмарка, и мальчишке нужно проветриться, погулять, на скоморохов поглядеть, а то, неровен час, зачахнет в лавке, как чайный лист». Однако Матвейка вопреки соблазну на ярмарку не пошёл. Вместо этого он отправился на рыбалку, достав самую главную свою ценность – удилище из куста орешника, выросшего прямо в центре большого муравейника. Такое удилище считалось самым сподручным для любого рыбака, так как приносило, как говаривали, большую удачу и везение в рыбной ловле. 
Конечно же Матвейка любил ходить на рыбалку с шумными весёлыми друзьями. С ними всегда можно было похохотать, потолкаться, или обсудить последние городские новости. Но, если случалось, что друзья были заняты, Матвейка с не меньшим удовольствием отправлялся на рыбалку в одиночку. Так было и на этот раз.  Быстро слетев к дырявым, пропитанным духом речной рыбы сараям на берегу Волги, мальчик вытолкал из одного старенькую, но достаточно прочную отцовскую лодчонку. Спустив её на воду, он выгреб со дна лёгкие сосновые вёсла и, поднатужившись, оттолкнулся от берега одним из них. Рябые с просинью речные воды встретили лодчонку и мальчика в ней бесшумно и мягко. У самого носа лодки Матвейка заметил под водой крупную неторопливую тень, подстерегающую прыгающих с берега лягушек. Тень, впрочем, тут же ушла в глубину, видимо, тоже заметив юного рыболова.  Над Волгой кружились чайки. Могло показаться, что они подвешены к небесному своду за длинные, тонкие, прозрачные нити, которые иногда вдруг рвались, и птицы камнем падали в серебристые волны реки, чтобы в следующий миг от самой воды резко взмыть вверх уже с зажатой в клювах удивлённой рыбой.
Если Матвейка отправлялся рыбачить без друзей, то он всегда плыл на одно и то же место. Путь к этому месту был неблизкий. Нужно было преодолеть вверх по течению не одну версту и, оставив позади все угодья рыбацких артелей, высадиться на левом берегу Волги в довольно глухом местечке под названием «Ползущая гора». Однако в ясную солнечную погоду отсюда можно было разглядеть крохотные, белые с золотом, куличики храмов на симбирском Венце. Место это получило своё название из-за горы, похожей на застывшую неподалёку от берега земляную волну. Из-под горы большим полумесяцем выдавалась вперёд рыжая песчаная отмель двадцати саженей в длину. Слева и справа она была отграничена от остального берега крутыми, почти отвесными, склонами Ползущей горы, которые заканчивались в реке внезапными свалами – опасными для непутёвого рыбака резкими увеличениями глубины у самого берега. До заветной отмели невозможно было добраться посуху, только вплавь, или на лодке. Именно этим она и нравилась Матвейке. Здесь хорошо ловились пескари, а более крупная рыба сюда не заплывала. На солнце, особенно летом, вода нагревалась у отмели до горячего, и множество рыбной мелочи толпилось в тени разлапистой, мраморно-белой, старой коряги, высоко торчащей на мелководье у самого берега. 
Втащив лодку на песок, Матвейка кинул вёсла на камни – просохнуть, а сам, зажав заветное удилище в зубах, с ловкостью ярмарочной обезьянки перебирая руками и ногами, забрался на горячую корягу. Здесь в неглубоком дупле было его насиженное место для ловли. Из широкой сухой трещины в стволе он вытащил острый загнутый гвоздик с ушком и моток бечёвки из конского волоса. Привычно приладив гвоздик к бечёвке, а бечёвку к удилищу, мальчик достал из-за пазухи коробочку с червями.
Первый червяк был толстым и вёртким, как уж. Рыбы, что разлетелись было в разные стороны при появлении Матвейки, теперь уже вернулись обратно к коряге и внимательно поглядывали на червяка. Матвейка почти изловчился, чтобы посадить приманку на крюк, как вдруг вся рыба, что была поблизости, снова метнулась прочь от берега. Щука что ли на мелководье заплыла? – удивился Матвейка и тут же почувствовал, как корягу, на которой он разместился, затрясло. Не успев ещё испугаться, мальчик обернулся и остолбенел. Ползучая гора целиком, прямо на глазах проваливалась вниз, будто бы её кто-то подрезал огромным серпом у основания.  Огромная стена из земли и глины вместе с растущими на её вершине молодыми берёзами и редкими кустами шла прямо на него. Мальчик рванулся было прочь, но ему под ноги попалась удочка, он потерял равновесие и плашмя, лицом вниз упал в воду. Мгновение спустя за его спиной вздыбилась кверху коряга, придавленная с одного конца одним из огромных валунов, рассыпавшихся по всему берегу.
Выплёвывая попавший в рот ил, Матвейка ошарашенно поднялся из воды. Ещё не веря в собственное везение, он поспешно ощупал себя со всех сторон - цел? Неужто цел?! Вроде бы цел – и облегчённо вздохнул. Оползень убавил Ползучую гору ровно вполовину. Вся верхняя её часть теперь лежала внизу, образовав груду вывернутого наизнанку чернозёма, песка и глины, из которой в разные стороны удивлённо и беспорядочно торчали тонкие берёзки и ветки кустарника. Обвал почти полностью засыпал всю отмель, завалил Матвейкины вёсла, сдвинул с места старую корягу, зацепил носовую часть отцовской лодки и только каким-то чудом не задел самого Матвейку.
Зрелище разрушенного после оползня берега пугало, но ещё ужаснее было то, что открылось в недрах самой горы. Чуть выше поваленных берёз, прямо из сухого глинистого склона торчало нечто, больше всего похожее на гигантское бревно. Или, может быть, на остов какого-нибудь причудливого древнего корабля, потерпевшего здесь когда-то кораблекрушение. Приглядевшись внимательнее и вдруг рассмотрев, Матвейка почувствовал, как голова у него закружилась, а сильные загорелые ноги вдруг стали ватными и перестали его слушаться.
Перед ним из земли торчал чудовищный череп!
В своей жизни мальчику доводилось видеть черепа животных, но ничего похожего на этот огромный череп он прежде не встречал!  Громадные останки существа, которое при жизни могло бы, пожалуй, целиком проглотить взрослого человека, не могли принадлежать ни рыбе, ни зверю. Вытянутое вперёд страховидное рыло напоминало лютзверя – крокодила, чьё изображение Матвейка видел на картинке в какой-то книжке. Жуткие челюсти были усыпаны крупными, почти с ладонь величиной, зубами. Зияющие мертвые глазницы забились серой окаменевшей глиной.
Кое-как справившись с первым испугом, Матвейка стал осторожно приближаться к черепу. Промокшая насквозь после падения в воду одежда прилипала к телу и холодила, в волосы забился песок и мелкие речные ракушки. Но мальчик ничего не чуял. Завороженно, почти не мигая, глядел он на свою находку и всё никак не мог понять, не мерещится ли ему это. Подойдя поближе, мальчик нагнулся, схватил ком земли и что есть силы швырнул его прямо в лоб чудовищу. Ком стукнулся о плоскую кость и разлетелся на кусочки, но чудище не шелохнулось. Порядочно осмелев, Матвейка быстро забрался по валунам прямо к морде звероящера и коснулся её рукой. Он конечно не ждал, что жуткая голова сейчас же проснётся и оттяпает ему руку, но всё равно дотрагиваться до неё было боязно.
На ощупь череп был твёрдым, холодным и шершавым, ничем не отличавшемся от камня. Где-то Матвейка слышал, что если кость много веков пролежит в глине, то она превратится в камень, окаменеет. Видимо, это и произошло с таинственным черепом, торчащим сейчас наружу из земли. В конце концов отбросив сомнения, мальчик ловко полез на него. Исследуя свою находку, Матвей несколько раз деловито прошёлся по черепу взад-вперёд: от холки до самого носа, безуспешно попытался отковырять один из зубов, мужественно потыкал палкой в окаменевшую глазницу, наконец посидел, болтая босыми ногами, на его загривке и окончательно успокоился. Развешивая свою мокрую одежду на кошмарной морде, мальчик решил пока не рассказывать о своей необычной находке взрослым.  «Авось сгодится для чего», - подумал он.
Откопав лодку и вёсла, Матвейка забросал череп ветками так, чтобы с воды его невозможно было разглядеть, сел в отцовскую лодку и поплыл в сторону города, унося с собой леденящую душу мысль о том, что легендарный Волжский змей – сказочный персонаж из городских легенд, на самом деле когда-то существовал.

Глава 5. «Ай да литератор!»

Пока Матвейка разглядывал трость литератора и мечтал, коляска со столичными гостями тронулась с места. В последний момент он опомнился и поспешил было сесть с извозчиком, но Александр Сергеевич жестом пригласил его внутрь. Потеснив недовольно заворчавшего Гаврилу Михайловича, мальчик уместился между пассажирами и с удовольствием откинулся на мягкую спинку сидения. Коляска, подрагивая, покатила к центру города. Из неё открывался совсем иной, чем с тротуара, вид на улицы и здания. Поэтому Матвейка с любопытством оглядывался по сторонам, рассматривая встречных прохожих и выискивая среди них знакомых. С широкой и людной Саратовской коляска свернула на Мясницкую и поехала дальше, мимо северной стены Спасского женского монастыря в сторону Венца, где располагались каменные дворцы симбирского дворянства. Когда впереди из-за крыш показались поблескивающие на солнце купола Никольской приходской церкви, Свято-Троицкого кафедрального собора и, немного правее, мощная глава ещё строящегося неосвященного храма, Александр Сергеевич вдруг обратился к Матвейке.
- А есть ли, приятель, у вас в Симбирске книжные лавки, или места, где можно было бы купить журнал или газету?
Неожиданный вопрос смутил Матвейку. Обычно приезжие интересовались местами, где можно было сытно поесть, но отнюдь не книгами!
- Была одна лавочка на Московской, - с трудом припомнил Матвейка. - Там бумагой торговали и книгами, но она давно закрылась, я ещё маленький был. Сейчас только на Базарной площади у моста книги поискать можно. Есть там один старьёвщик Ефим, так у него завсегда кучи всякого хлама на рогожке свалены. Книги тоже, бывает, попадаются, только старые все, ветхие, даже в руки боязно брать, того и гляди рассыплются.
- Это очень даже хорошо, что старые, - кивнул Александр Сергеевич, в очередной раз удивляя мальчика. - Отведёшь меня потом к этому твоему Ефиму?
- Отведу, – согласился Матвейка. - Отчего ж не отвести?
- Хорошо, - кивнул путешественник и повернулся к кучеру. - Любезный, далеко ли ещё ехать? Обещали за две минуты доставить, а в пути уже все пятнадцать.
Тот только пожал плечами.
- Так не приказали, куда ехать-то: к барину Языкову или во дворец.
- Языковых, как мне сказали, нет никого в городе, – несколько неуверенно проговорил Александр Сергеевич.
- Верно так. Значит, во дворец, к губернатору?
- Выходит так.
- Тогда приехали уже, – усмехнулся в бороду кучер и прикрикнул на жеребца, когда коляска чуть не проскочила нужный поворот. - Тпру, негодный! Приехали, кому сказано!
Дом губернатора выгодно располагался между Никольской церковью и Свято-Троицким собором. Своим главным фасадом он выходил на центральную площадь города – Соборную. Это было строгое двухэтажное здание, облицованное снаружи, словно дорогая шкатулка, гладкими белокаменными плитами, что являлось для деревянного Симбирска большой редкостью. Всякий раз проходя мимо губернаторского дворца, Матвейка не мог удержаться и начинал считать высокие арочные окна второго этажа, хотя прекрасно знал, что было их ровно шестнадцать. Нравился мальчику и изящный металлический балкон над парадным входом. Каждую весну его обновляли белой краской крепостные маляры – очень старательные и вечно что-то поющие дядьки. Над балконом на чердаке жили стрижи. Летними вечерами многочисленные стаи этих маленьких юрких птиц вылетали с весёлым писком на охоту за насекомыми и, резвясь, носились друг за другом.
Многие симбирские обыватели считали неоправданным называть губернаторский дом Дворцом. С их точки зрения, здание для дворца было слишком простым и незатейливым. Однако Матвейка был с ними не согласен. Дом губернатора казался мальчику верхом совершенства и был, по его мнению, достойным этого звания! В окнах второго этажа Матвейка часто видел дочку губернатора Загряжского – Елизавету Александровну, девочку всего лишь на пару лет старше самого Матвейки. И если губернаторский дом был Дворцом, то Лиза Загряжская вне всякого сомнения – настоящей юной царевной. 
Отец Лизы – Александр Михайлович Загряжский получил назначение в Симбирск на пост губернатора года два назад. Девочке тогда только исполнилось восемь лет, но она уже привыкла к постоянным переездам и быстро освоилась на новом месте. В первый же день она познакомилась со всеми слугами в доме и запомнила нескольких подчинённых отцу чиновников. На второй день Лиза обзавелась новыми знакомыми за пределами губернаторского дома. Как только матушка Каролина Осиповна взяла её на прогулку в город, она выяснила имена родовитых купцов, их сыновей и дочерей, а также коробейников, бакалейщиков, скорняков, молочниц и встретившихся извозчиков. Трудно было предположить, что в этой хрупкой на вид, тонкой и прозрачной, как паутинка, девочке живет столь неугомонный дух и неуёмная любознательность.
Матвейка, хотя и был почти ровесником Лизы, выглядел намного крупнее её и уже вовсю помогал отцу в чайной лавке. Смышлёный и бойкий, он с появлением Лизы впервые почувствовал себя неуклюжим увальнем. Однако ребята сдружились.
Гостей в доме губернатора уже ждали. Два швейцара в новых тёмно-синих фраках с блестящими золотыми пуговицами встретили Александра Сергеевича с камердинером Гаврилой Михайловичем у крыльца и почтительно повели в дом. Даже дежуривший у входа жандарм лихо взял под козырёк, будто перед генералом. Как Матвейка позже узнал, Ионыч не ошибся, Александр Сергеевич был человеком государственным, имел задание от самого императора, а губернатору являлся дальним родственником, имел с ним кое-какую переписку, хотя и не был лично знаком.
Когда вошли в дом, оказалось, что из хозяев навстречу никто не вышел. Где-то в глубине дома громко разговаривали. Матвейка и слуги недоумённо стали оглядываться вокруг. Тогда Александр Сергеевич поднял свою чёрную трость, зелёные камушки - глазки змеи сверкнули, и с силой стукнул ей о паркет. Три раза. Тут же, будто по волшебству, в вестибюль, театрально раскинув руки, ворвался Загряжский.
- Добро пожаловать, дорогой мой Александр Сергеевич! – щёки его, как заметил Матвейка, пылали алым и говорил он, задыхаясь, словно бежал от кого-то. - А у меня для Вас письмо! От Натальи Николаевны. Давно ждёт в столе! Пройдёмте в кабинет! Очень рад! Всё Ваше читал! Глубоко! Оригинально! Надолго к нам? Устали с дороги? Добрались без происшествий? Ах - ах. Ну и славно!  Жить будете у меня. Отказа не приму. Комнаты готовят. Как я рад!
Загряжский продолжал говорить - говорить, а литератор вроде бы и отвечал ему что-то, живо, остроумно, но мыслями был где-то далеко. Верно уже предвкушал встречу с письмом из дома. Так по крайней мере решил Матвейка. Гость ему нравился. Он не был похож на всех тех людей, с которыми мальчику доводилось встречаться прежде. Не было в нём той особой горделивости, что отличала людей знатного происхождения – дворян, что на всех сверху, будто бы на табурет забравшись, поглядывают. Не было суетливости и деловитой сноровки мещан. А была какая-то борьба, будто бы он один против целой невидимой дивизии французов сражается. Бьётся, саблей машет и ищет союзников, да всё не находит. По-другому Матвейка придумать не мог.
Губернатор увёл гостя к себе в кабинет, слуги ушли по своим делам, и мальчик остался в вестибюле один.  Он много раз бывал в доме губернатора - в основном по поручению отца - и хорошо знал, где можно с пользой скоротать время, пока его снова не позовут в сопровождающие. Кухня, без всякого сомнения, была его самым любимым местом во всём дворце.
На кухне хозяйничали Марфа Яковлевна и Олена Яковлевна – сёстры кухарки. Отменные поварихи. Обе большие и добрые. Матвейка каждый раз, когда бывал в доме губернатора, заходил поздороваться и проведать их. Яковлевны угощали мальчика то пирогом с лапшой, то чашкой киселя, то кремовым бисквитом или пряничным коньком с изюмом. Бывало, они и кормили его, нежно гладя по голове и сплетничая. Однако в этот раз, когда Матвейка заглянул на кухню, на него даже не обратили внимания.  Кухарки что-то очень оживлённо обсуждали с поставщиком рыбы из Подгорья. Обе женщины раскраснелись и пыхали отнюдь не ласковыми словами. Они выражали своё возмущение каким-то событием такими жаркими фразами, что на кухне впору было яйца вкрутую без воды варить. Мальчик тихо прошмыгнул за стол и уселся слушать. Ему было любопытно, что могло вывести кухарок из себя.
Разговор шёл об ограблении. Том самом, о котором рассказал Матвейке Ванька. Обобрали приезжего купца, торговавшего на ярмарке дегтярными товарами и самим дёгтем. Да как ограбили! Увели всю выручку подчистую, а это, судя по словам взволнованных кухарок, была не одна «тыща»! Торговец этот все деньги прятал в большом ларце с бирюзовыми петухами на крышке, закрывал его на хитрый английский замок, а ключ носил с крестом на шее. Ключ-то цел остался, а вот денежки прямо вместе с ларцом из номера гостиницы, где жил потерпевший, похитили.
Раздувая красные щёки, Марфа Яковлевна сокрушалась о том, что она лично покупала у ограбленного мыла дегтярного на пять рублей про запас, банку очищенного дёгтя для приправы к мясу и пачку жевательного дёгтя для одной старой знакомой.
- Это значит, - бурлила она, - ворюги бессовестные и мои деньги увели! Грабастики окаёмныя !
Рыбак на это значительно кивал, так что его жидкая борода ходила вверх-вниз будто маятник, и поддакивал, что тоже третьего дня брал у барина соснового дёгтя на снасти для лодки, да для лаптей, да для «покрасить кой чё».
- Мы-то ладно, мы-то люди простые, – сетовала Олена Яковлевна, вытирая большие красные руки о передник, - а вон Александр Михайлович распоряжение давал, сама слышала, купить у дядьки этого четыре бочки чёрного на зиму: одну для своей конюшни, одну для жандармерии и две для пожарных обозов. Каждый третий в городе у него дёгтя купил. Кто баночку, кто ведёрко, а кто – бочонок. Вот и считайте, сколько у барина денег было в ларе-то. Как скверновцы поживились, а! Как думаешь, Матвейка? Отец-то твой тоже, небось, чёрного закупил?
Все неожиданно обернулись к Матвейке, который к этому времени посчитал было, что его вообще уже не заметят.
- Ещё бы! - мальчик пожал плечами. - Целый день вёдрами таскали, да в колодец выливали, пока до краёв не наполнили, а как через край полилось, так корыто подставили.
Сёстры Яковлевны на секунду опешили, а затем, ухватившись за бока, разразились дружным хохотом. Они привыкли уже к выходкам Матвейки, но тем не менее его шутки-прибаутки им нравились. Засмеялся и рыбак, только потише и не сразу. А затем из-под стола послышался ещё один смешок, вернее глухое хихиканье, которому явно мешала сдобная булка, втихаря замятая за обе щеки. Услышав подозрительные эти звуки, Марфа Яковлевна тут же просунула под столешницу руку и выудила за ухо на божий свет своего племянника – толстого Мишку.
Мальчик очень удивился, что его обнаружили. Он отчаянно пытался прожевать внушительный ломоть сдобы, чтобы начать умолять тётушку о пощаде. Тем временем Марфа Яковлевна вытащила Мишку на середину комнаты и спросила, что же он тут делает. Вопрос, ясно, был чисто риторическим. Словно немая рыба, пойманная на хлебную наживку, мальчик стоял на цыпочках посреди комнаты и не мог вымолвить ни слова в своё оправдание. Матвейка первый раз видел его в таком беспомощном состоянии. Обычно Мишка, не без основания прозванный друзьями Жиздорём, то есть задирой, мог выкрутиться из любой сложной ситуации и обернуть её в свою пользу. Сейчас же он оказался в ловушке.
Несмотря на свою репутацию драчуна и задиры Мишка Жиздорь был верным и справедливым другом. Он всегда приходил на помощь тому, кто в ней нуждался, и всегда угощал тумаками и тычками того, кто их заслужил. С Матвейкой они часто ходили купаться, вместе ловили огромных пучеглазых раков на свияжских островах, собирали в лесу грибы и орехи. 
Видя безвыходное положение своего друга, Матвейка не мог не прийти ему на помощь.
- Марфа Яковлевна, - обратился он к кухарке, - нашли что ли воров-то?
Вопрос тут же заставил тётушек Мишки забыть о своём племяннике и вновь окунуться в мир криминального Симбирска. Выпустив покрасневшее приплюснутое ухо пойманной с поличным жертвы, Марфа Яковлевна снова принялась браниться. По её словам, воров не только не нашли, но и не думают искать. Жандармы совсем обленились после ярмарки. Только и делают, что таскают по своим кабинетам честных людей, да допросы чинят. Уже допросили самого ограбленного барина, его помощников – французов, хозяина гостиницы, где произошло ограбление, и всех соседей. А нет бы воров ловить! И ловить их нужно ясно, как день, где – в «ямах» да «кирпичных» сараях. Оттуда вся зараза по городу ползёт, туда и уползает обратно, своё лихое дело учинив.
Конца бурного монолога Марфы Яковлевны мальчишки уже не слышали. Едва стало возможно, они ушмыгнули прочь из кухни.
- Ну, Жиздорь, ты даёшь! – усмехнулся Матвейка, когда они оказались в безопасности и расселись на деревянные диваны для ожидающих аудиенции губернатора в вестибюле. - Сам толще самовара, а всё тебе мало.
- Сам-то зачем на кухню к моим тёткам пришёл? – парировал Мишка. - Дома не кормят? Но вообще-то спасибо – от гибели спас. Она меня в печи бы испекла за ту булку.
Ребята весело посмеялись и на какое-то время примолкли.
- А знаешь что? – Жиздорь задумчиво глядел на потолок, заполненный замысловатой лепниной. - Вот есть на небе звёзды, так?
- Ну так, – согласился Матвейка, не понимая к чему ведёт друг.
- Так. У звёзд есть названия там всякие, так?
- Ага. Есть.
- А я вот всё думаю, откуда учёные люди узнали, как эти звёзды называются?
Матвейка тоже поглядел на красивый белый потолок. Действительно, откуда? Он как-то об этом никогда не задумывался, а Жиздорь, вон погляди-ка, куда загнул.
- Тебе бы не пироги с кухни таскать, а на гусе по небу летать! – Матвейка со всей силы пихнул Мишку в плечо. - Куда тебя завернуло-то!
Потирая плечо, Жиздорь весело расхохотался и тоже толкнул Матвейку, да так, что тот едва не слетел с деревянного дивана на пол.
Посмеявшись от души, ребята вернулись к разговору о происшествии с купцом.
- Думаю, я этого барина знаю, ну того, у которого ларец увели, -  сказал Матвейка, подумав. - Червякин его фамилия, они с моим батей каждый вечер, пока ярмарка шла, чаи да кофеи на веранде распивали. Беседовали.
-  Что за французы с ним? … - Мишка снова жевал. Его упитанные щёки раздувались и слова вылетали изо рта вместе с крошками прихваченного с кухни пирога. - Тётушка говорила – помощники?
- Ну да. Так и есть. Они с ним и приехали из Самары, вместо него с дёгтем возились, продавали, а он ларец у себя в номере караулил, доходы раскладывал. Я их близко-то не видал, но чудные такие. Лопочут по-русски вроде, а ничего не поймёшь, всё жу-жу-жу, да жу-жу-жу.
Увлёкшись своей болтовнёй, мальчишки даже не заметили, как в вестибюле появился приезжий литератор. Он не стал сразу выходить на середину залы, а остановился у дверей и принялся задумчиво крутить в руках свою трость, то ли о чём-то размышляя, то ли прислушиваясь к разговору ребят. А мальчишки ещё долго и громко обсуждали странных французов, делились впечатлениями, перебивая друг друга и махая руками. Выболтав всё, что знали про инородцев, включая только что выдуманные подробности, Матвейка и Жиздорь замолчали, чтобы перевести дух, и тут же заметили приезжего. Втянув головы в плечи, они уставились на него выпученными глазами, будто два перепуганных совёнка.
- Не хотел Вас прерывать, господа сыщики, - тупой наконечник тяжёлой трости глухо бухнул в пол, и ребята, не сговариваясь, вскочили на ноги, -   занимательные дела у вас тут в Симбирске творятся. Только приехал, а уже всё про всё и про всех знаю. Знаю даже, почём у вас нынче морковь на рынке! Будто бы я специально за морковкой приехал за тысячу вёрст! Словно, ей богу, всю жизнь здесь прожил. Но довольно пустых речей! Меня ждут государственные дела, а вас, пожалуй, ваши друзья, которые будут просто в восторге услышать из первых уст подробности моего приезда.
Матвейка, как и любой городской обыватель, знал, что в этом году морковь не уродилась, и цены на неё были не просто очень высокие, а совсем небывалые. Продавцы моркови драли с покупателей по три шкуры, а перекупщики и вовсе распоясались. Одного такого покупатели даже закидали его собственным товаром и прогнали с торгов. Поэтому осведомленность гостя вызвала у ребят большое к нему уважение. Хоть и литератор, а человек дельный.
Александр Сергеевич решил остаться у губернатора. Матвейке он дал распоряжение отправляться к хозяину гостиного двора и передать ему о своём решении.  После этого мальчик мог быть свободен до завтра. Утром после завтрака у Загряжских литератор собирался прогуляться по Симбирску. 
Когда мальчишки выбежали из дома, Жиздорь вдруг дёрнул приятеля за рукав.
- Какой-то странный этот твой лисе… лисератор. Не поймёшь, что за человек -  добрый или злой.
- С чего это он мой!? – возмутился Матвейка.
- А кого к нему «хвостом» приставили? Меня что ли? Тебя приставили, значит, теперь он твой! – не унимался Жиздорь.
- Да это всего на день – два. Он, говорят, к другу своему приехал, а того дома не оказалось. Завтра-послезавтра дальше поедет.
- Вон оно как! – Жиздорь довольно оскалился. - Вот и доказательство! Я, к примеру, таких подробностей не знаю. Значит, твой он! Твой!
Спорить с Мишкой было бесполезно. Он был способен переспорить любого ярого спорщика, а если тот оказывался всё-таки не по зубам зубастому Мишке, то в ход шли кулаки. Одно слово – жиздорь. Чтобы перевести разговор на другую, более приятную тему, Матвейка поинтересовался, не видел ли Мишка сегодня Лизу Загряжскую.
- Её Высочество нынче вальсируют, - благодаря своим тётушкам, Мишка много времени проводил в доме губернатора. Иногда он выполнял мелкие поручения кухарок, но чаще всего таскался по той части дома, где жили слуги, и выискивал, как бы подкрепиться. Таким образом, он почти всегда знал, когда, где и чем занимаются обитатели дворца. И конечно же он знал, где сейчас Лиза.
- У них сегодня уроки танцев в парадном зале, – Жиздорь очень живописно поскрёб пятернёй загривок, оскалился и, раскинув руки в стороны, начал монотонно переваливаться с ноги на ногу, изображая, видимо, вальсирующих. При этом из его горла вылетали странные звуки вроде «бурум – бурум – бум - бум», должные, судя по всему, передавать мелодию вальса. Матвейка не выдержал и расхохотался.
Вдруг его приятель замер, озарённый какой-то новой идеей, и взвился на месте как ужаленный.
- Айда за мной! - он сгрёб Матвейку в охапку и, чуть не приподняв его над землей, поволок за собой. – У них наверняка окна растворены, поглядим как пляшут!
Мальчишки свернули с главной аллеи на узкую крапивистую тропку за кустами, промчались вдоль всего дома, забежали за угол и оказались под окнами парадной залы дворца. Окна действительно были приоткрыты, из них раздавалось пиликанье двух визгливых скрипулек. Играли вальс, а значит, урок был в самом разгаре. Матвейка воспользовался заминкой товарища, пихнул того к стене и в один миг запрыгнул ему верхом на спину. Мишка даже не успел пикнуть, как оказался осёдланным ловким приятелем. Он было попытался возразить, ущипнув Матвейку за ногу, но тот лишь лягнул его в бок, как взаправдашнюю лошадёнку, и цыкнул, чтобы не мешал подсматривать.
- Ладно уж, сиди, - покорился Жиздорь. – Расскажешь! – Матвейка тем временем вцепился в подоконник пальцами и заглянул за тяжёлую малиновую штору.
В парадной зале, несмотря на ясное время суток, горели свечи. Несколько юных барышень в светлых платьях с облаками вместо рукавов и множеством разноцветных лент в волосах, выкруживали по блестящему паркету какие-то замысловатые и непонятные Матвейке фигуры. Казалось, они даже не касались пола маленькими ножками, а плавно скользили над ним, поддерживаемые своими воздушными рукавами. Кроме девушек в помещении находилось трое или четверо юношей, едва ли намного старше Матвейки, но одетых в маленькие фраки и жилеты. Тут же в зале зорко и настороженно следили за уроком со своих расставленных вдоль стен скамеек учитель танцев – пожилой высокий француз Пьер, два старых пруссака – скрипача и воспитательницы. Елизавета Загряжская выделялась на фоне своих подруг. Она двигалась порывисто, изящно, раскованно и быстро, обгоняя музыку.
Матвейка привык видеть Лизу обычно в более простом наряде, удобном для прогулок по городским улицам, и невольно заглядевшись на неё, совсем забыл про друга, на спине которого сидел.
- Ну, что там? – Мишке надоело терпеть своё неудобное и унизительное положение, он снова стал ворочаться и щипаться. - Ты там заснул что ли? Слазь давай, нагляделся. Слышишь? Нет?
- Да слышу! Слышу! – Матвейка с неохотой оторвался от окна и уже собирался было спрыгнуть на землю, как вдруг сразу обе скрипки запнулись, пискнули последний раз и замолчали. – Постой-ка!
В залу, торопясь и скользя по паркету, вбежала одна из подружек Лизы - долговязая Катрин. Вид у неё был несколько испуганный и взбудораженный. Врезавшись в нестройный круг удивлённых учениц, она вцепилась в руку Загряжской. «Сочинитель! - услышал Матвейка её испуганный сбивчивый шёпот, усиленный акустикой зала. – Там! К нам!»
Мгновением позже в зал, постукивая чёрной тростью о лакированный паркет, уверенно и не торопясь вошёл недавний Матвейкин знакомый – темноволосый литератор из столицы, Александр Сергеевич.  Появился он чрезвычайно эффектно и был вознаграждён восторженными взглядами присутствующих.
Матвейка тоже смотрел во все глаза, и только бедняга Жиздорь оказался не у дел. Упёршись головой и руками в стену, он глухо рычал себе под нос о том, как засунет Матвейке за шиворот дюжину холодных мокрых лягушек. За все его проделки!
Тем временем в зале царило оживление. Девушки и их воспитательницы знакомились с поэтом. Они то и дело приседали в реверансе, а он целовал им ручки и говорил любезности, от которых на их щеках распускались розы. Не прошло и пяти минут, как девушки наперебой стали просить литератора потанцевать с ними. Отчего ж не потанцевать с такими милыми созданиями? Литератор с вежливым поклоном отступил от окруживших его девушек и быстро прошёл к тому самому окну, за которым притаился Матвейка. Мальчик едва удержался, чтобы не спрыгнуть вниз и не помчаться прочь. Он вдруг очень живо представил себе картину, как его, будто провинившегося щенка, на виду у всех втаскивают в бальную залу через окно за ухо!
Однако оказалось, что литератор его даже не заметил. Он прислонил свою трость к стене и опустил руку во внутренний карман фрака. Мгновение спустя тяжёлый чёрный дорожный пистолет с внушительным грохотом лег на подоконник. Гулкое эхо, похожее на глухой выстрел, пролетело по зале. Положив оружие, Александр Сергеевич повернулся на каблуках к застывшим зрителям:
- Мешать будет во время вальсирования, - пояснил он, добродушно улыбаясь, - тяжёл, зараза.
Появление пистолета вызвало у присутствующих настоящий ажиотаж. У юных впечатлительных особ вдруг возникли перед глазами сентиментальные сюжеты французских романов. А чинным воспитательницам припомнилось, как прошлым летом Лексашка - жандарм уронил свой служебный пистолет в Волгу, когда переправлялся на левый берег на пароме.
Матвейка какое-то время остолбенело смотрел прямо в чёрное дуло пистолета, оказавшегося практически в двух пядях  от его носа. Оружие было похоже на маленького чёрного хорька, приготовившегося к молниеносному прыжку. Казалось, в нём сейчас что-то щёлкнет, хрустнет, сверкнёт, и раздастся оглушительный выстрел. Матвейка слышал о случаях, когда взведённые пистолеты вдруг палили сами по себе от сильного удара, и не на шутку перепугался. Будто ошпаренный, соскочил он с Мишкиной спины и что было сил пустился на утёк.
Жиздорь догнал Матвейку уже на пересечении Спасской и Московской улиц, там, где обычно останавливались извозчики – перекусить и почесать языками, и заставил рассказывать всё подробно и обстоятельно. Когда Матвейка добрался до рассказа об оружии, Мишка только с завистью хлопнул себя по толстым ляжкам и с чувством произнёс: «Вот так - так! Ай да дядька, ай да лисератор!»