А. Глава пятая. Главка 3

3


     С полминуты я лежал неподвижно, вдыхая терпкий травяной аромат, не в силах подняться и с беспокойством ощущая саднящую боль в колене. Поливальщик, кажется, не обратил на моё падение никакого внимания: по крайней мере, он продолжал с невозмутимым спокойствием выполнять свою работу, стоя от меня в нескольких шагах. Я собирался уже высказать ему своё мнение по поводу техники безопасности и нужности его профессии в целом, как вдруг почувствовал, что кто-то находится за моей спиной и, кажется, протягивает руку помощи. Я ощутил на своём плече ищущую ладонь и резко повернулся, отчего колено заныло ещё сильнее.
     Передо мной стоял, заслоняя солнце, упитанный человек с лоснящимся, круглым и необычайно внимательным лицом. Маленькие усики пробивались сквозь лёгкую накипь пота над его верхней губой. С земли трудно было определить рост, но был он, кажется, весьма высок. Черты этого лица показались мне знакомыми.
     Некоторое время мы смотрели друг на друга, совершенно не смущённые странностью такой диспозиции. Потом человек улыбнулся мягкой, очень приятной улыбкой и решительно протянул мне руку.
     – Поднимайтесь, уважаемый мой, дражайше прошу вас не доверять свои телеса этому мокрому покрытию земли нашей, потому как оно и для здоровья вредно.
     Этот воркующий, быстрый говорок и манера речи не оставляли сомнений. Передо мной стоял отец Иннокентий собственной персоной.
     – Ба! – воскликнул он, также, видимо, припомнив. – Не стал бы утверждать, что незнаком с вами, сударь. По крайней мере, лицо ваше я совершенно точно имел счастье видеть совсем недавно.
     – Вы правы… Бар “Дубрава”. Позавчера, мы сидели там с Маргаритой.
     – Совершенно верно, совершенно верно изволили заметить! – умилился он. – И позор на мою седую голову, что не смог сразу вас вспомнить. То есть про седины это я фигурально, с Божьей милостью волосы мои ещё не покрыты снегом времени, если позволите так выразиться. Только, кажется, я тогда не удосужился узнать вашего имени-отчества…
     – Александр Вадимович, – сказал я. Вся эта ситуация начинала меня забавлять.
     – Чудеснейшее имя! Благороднейшее! Ах, да что же это я, – всплеснул руками отец Иннокентий. – Занимаю вас разговорами, а вы всё так и лежите на этой неприветливой тверди. Вставайте, батюшка, вот так, – и он с лёгкостью поднял меня на ноги, проявив недюжинную силу.
     – Не расшиблись ли вы, Александр Вадимович? – заботливо начал расспрашивать он. – Вон коленки-то у вас все в траве, а это проблема, травку и не смоешь так просто, тут отбеливатель нужен, а они нынче дороги, ибо спекулянты проклятые не дремлют.
     Я осмотрел свои брюки. Они действительно были в зелёных разводах. Поливальщик с невозмутимым видом прошёл мимо нас, сворачивая шланг.
     – Колено немного побаливает, – осторожно заметил я. – Но это пустяки.
     – И не пустяки, вовсе не пустяки, дражайший вы мой! – всплеснул руками отец Иннокентий. – Давайте я вам помогу, вот тут как раз есть скамейка, на которой вы сможете восстановить свои силы и дать отдохновение сей пострадавшей конечности.
     Он довёл меня до скамейки, бережно помог мне закинуть на неё повреждённую ногу и сам уселся рядом. Одет он был в чёрную просторную рясу, подвязанную поясом, и епитрахиль. Голова была непокрытая и действительно нисколько не седая, хотя на вид отцу Иннокентию можно было дать лет сорок пять.
     – Ну вот теперь дело, – с удовлетворением заметил он, оглядывая меня. – Как же вы так сподобились, Александр Вадимович?
     – Сам не знаю, – усмехнулся я. Меня вдруг охватило желание пооткровенничать. – Засмотрелся на Храм, он сегодня очень красивый, а мне давно не приходилось там бывать, а потом… сделал шаг в его сторону – и вот. Как думаете, это меня Бог предупредил, чтобы я туда не ходил?
     Отец Иннокентий серьёзно посмотрел на меня и покачал головой.
     – Ну что вы, дражайший мой, Бог бы никогда такого не сделал, ему каждое невольное движение нашей души приятно, тем более уж если оно к храму его направлено. Так что скорее неловкость и восторженность вашей души стали тут причиной.
     – Наверное… Но, полагаю, я вас задерживаю, вам нужно на службу.
     – Нисколечки, и даже не беспокойтесь об этом. Служба у меня нескоро, да и оно, знаете, не всегда хорошо, если по расписанию-то. Тут ведь опять же – движение души, так что если захотел кто с Богом поговорить и пришёл в его храм, так тотчас же и помолился, и облегчил себя. А служба-то по часам – это так, скорее для формы.
     – Должен заметить, что вы совсем не ортодокс, отец Иннокентий, – с широкой улыбкой сказал я.
     – И совершенно верно заметите, совершеннейше! Но только не извольте понять меня неправильно, ортодоксов я уважаю, и даже почитаю в некотором роде за оплот, за твердь. Только самому мне проторенная дорожка никогда не были мила, Александр Вадимович. Дорожка узка, а Бог – он ведь всё вокруг, вокруг, он – как мир, так что по колее-то оно тоже хорошо, да только к пониманию не приведёт. К настоящему, нутряному понимаю, если позволите так выразиться.
     Я с удивлением смотрел на отца Иннокентия. Чувство эйфории медленно, капля за каплей, овладевало мной. Странное дело – менее всего прочего я склонен к восторженности, но в тот момент меня буквально переполнял самый настоящий восторг. Прекрасен был этот день, прекрасен был этот голубоглавый храм и не менее прекрасен – этот священник, болтавший столь несуразные вещи. Мне казалось, что ещё минута – и я буквально расплачусь от умиления. Отец Иннокентий, кажется, заметил это моё состояние, потому что взял меня за руку и внушительно произнёс:
     – Вы, я вижу, разволновались, батюшка, это не стоит, это воспаление нервов, оно, знаете ли, неполезно. Успокойтесь, воздуха свежего вдохните, да так поглубже, всею грудью. Вот, ну, вот так, видите, так гораздо спокойнее. Воздух целителен, это субстанция в высшей степени божественная, и доступная, доступная, дражайший мой, абсолютно каждому! 
     – Спасибо, я… мне уже хорошо, мне вполне хорошо, – пробормотал я.
     – Ну вот и славно, вот и отлично. Вам бы в горы, Александр Вадимович, куда-нибудь в Альпы, знаете, так чтобы на месяц-другой. Чудеснейшие виды иногда можно наблюдать. Маргарита Николаевна посетила Швейцарию и была очень довольна, так что даже и удивительно в столь… основательной женщине, если позволите так выразиться.
     При упоминании Маргариты он как-то посерьёзнел и посмотрел на меня с сочувствием. Я улыбнулся в ответ и, кажется, довольно глупой улыбкой.
     – Отец Иннокентий, я уверен, что вы прекрасный духовник. Я… давно не исповедовался… то есть никогда. Но хорошо представляю, как это всё и… даже завидую Маргарите, ей действительно с вами повезло.
     Священник вздохнул и грустно покачал головой.
     – Позволите ли полюбопытствовать, Александр Вадимович, – мягко произнёс он, – хорошо ли вы знаете Маргариту Николаевну? Давеча, когда я встретил вас у того вертепа, что носит гордое название “Дубрава”, вы не произвели на меня впечатления… старых друзей, то есть, я имею в виду, именно друзей.
     Я несколько смутился, но отвечал всё с той же удивительной для себя откровенностью:
     – Да, вы правы, но… Это в прошлом. У меня было увлечение, влюблённость, но она действительна прошла. Очень внезапно.
     – Любовь – это хорошо, всегда хорошо, – задумчиво сказал отец Иннокентий. – Удивительный и огромный дар, но не всем сынам человеческим дано использовать его с лучшею пользой. Маргарита Николаевна – прекрасная женщина, редкой красоты особа, ко всему тому наделена недюжинном умом и проникновенностью. Но если вы говорите, что чувства ваши теперь в прошлом, я рад, искренне рад за вашу… свободу.
     Такие слова даже от отца Иннокентия были несколько удивительны. Я смотрел на него в некотором недоумении. Он, однако, быстро замял тему и не стал об этом больше говорить.
     – Думаю, что настало время и мне отправляться на службу, – добродушно заметил он, подымаясь. – Желаю вам всего наилучшего, Александр Вадимович, ножку свою берегите и постарайтесь вдыхать чистые ароматы нашей великолепнейшей планеты.
     Мне не хотелось так его отпускать. Приятное чувство лёгкости, обретённое мною сейчас, было слишком прекрасно.
     – Отец Иннокентий! – воскликнул я. – А приходите ко мне в гости! Не сегодня, но как-нибудь, а? Честное слово, я серьёзно, приходите!
     Он весело рассмеялся, отчего искорки в его глазах засверкали ещё сильнее.
     – Да почему бы и не прийти, если вы просите? В гостях я бывать люблю, да и любопытно всегда, как другие люди-то живут.
     – Только вот адрес… такая досада, у меня с собой нет ни бумаги, ни ручки.
     Не успел я это сказать, как отец Иннокентий уже протягивал мне красивую золочёную ручку и крохотный в кожаном плетении блокнотик. Мне оставалось лишь послушно принять их и быстро написать на первой странице свой адрес.
     – Вечерами я всегда дома, – торопливо поведал я. – Приходите в любой день, буду рад, очень рад.
     – Непременно, Александр Вадимович, и с превеликим удовольствием. А пока позвольте откланяться, долг, долг не дремлет.
     И мягким округлым движением потрепав меня по плечу, он засеменил по дорожке вдоль газона и вскоре уже скрылся за массивными дверями храма.