065. Цесаревич Николай - принцессе Аликс

Письмо Цесаревича Николая Александровича принцессе Гессен-Дармштадтской Аликс.
На английском языке с переводом на русский.

Мая 15/27 1894.       Гатчина.
№ 25.

My own beloved Darling,

How I wish cover your sweet face with tenderest & softest kisses for your two dear letters that came separately today – therefore it was a double joy & surprise to me! If you only knew what utter happiness comes to me, when I read all the kind & touching things, which you, my love, spoil me with in your letters. Oh! you are much, much too good for me, my own sweet girly-dear, I wish I were worthy of such a pure heavenly love; but I am not – I feel I cannot be! How can I thank God Almighty enough, for giving me such happiness – that I used to pray for daily & hardly dared to hope!

I write on this big sheet, because I want my different papers to have the luck  of coming & being received by you, my Alixy-dear!//

I ordered it for the long voyage & a whole box has yet remained, so why not use it; when we were not allowed to write to each other, I hated this paper – but now! Now it is luckily some thing quite else! It puts me in mind of my cabin on board that ship “Pamiat Azova”, of all my things & photos, that used to slide about the table when it rolled; but always I think of one particular little photo, that stood beside my bed – it looked so sweet, but sad & alas! never spoke!

Forgive me, my sweet little owl, if this letter never ends & if it is stock-full of slow & tiresome sentences!

I am on duty today (Lord in wayting) as my Father’s a.d.e. & have to appear in church or at the meals in uniform; all my cousins do just the same, we take it in turns with the simple adjutants, having to be on service once a fortnight of course, you know, we have nothing hardly to do except sending petitions off to Papa & having to be present at receptions! That is all! In town one// duty more is added: we have to go to all the fires whether in the day or in the night and on coming back must report to Papa what has happened!

Some of the family came to church & to luncheon. Aunt Miechen enquired about you & sends you her kindest love!

In the afternoon we went out – Misha & I, in our canoes, as usual; Papa & Baby walked. It blew very hard, but it was very fine, though far from being hot. Misha is a killing creature! He bought a big umbrella, which he used as a sail whenever he goes out in his canoe. Today, the wind being so strong, it carried him along at a tremendous speed which he was delighted with. But I was rather anxious for such a mad creature & had to follow him closely, in case he needed help.

Now I must be off, sweety, dress & rash for dinner! A kiss!

Dinner is over, so I again belong to you entirely my own darling! I have read your dear letters through and must thank you once more my beloved little girl!//

Oh! that delightful pink schlumper, I saw you in twice at Coburg, will I see it been put on again&

I have stuck a good lot of photos & large groups fr. the Rosenau in my enormous album – & I must look at them every day. I gave Papa the small one of us both in fur – he liked it very much! Soon I shall run short of them again, as I gave so many away already.

Xenia goes on bombarding me with her telegrams – she must feel more or less like what I felt when I came to Darmstadt – now that she has come to Sandro’s place & with him by her side!

I must leave a few lines to be written tomorrow, so as not to make this letter so old. Good-night! my sweet beloved little girly-dear! May 16/28. Here I am again my love. Good-morning! I wanted to ride but a storm is blowing, that wld. make my eyes water in a cruel way, so I gave it up! In two hours my term is finished, I shall be relieved by a captain of the navy. I return back to the camp for the evening. I enclose another list, the old lady insisted upon my sending it you; all the dresses & things of Mama’s trousseau for you to have an idea of it!

Хотел было покататься, но идет сильная гроза, так что дождь совсем лишил бы меня зрения и я бросил эту затею.


Мая 15/27 1894.       Гатчина.
№ 25.

Моя любимая и драгоценная,

Как бы мне хотелось покрыть твое лицо нежными поцелуями в благодарность за твои два письма, которые пришли сегодня порознь, так что это был двойной сюрприз и двойная радость для меня! Если бы ты могла представить все то наивысшее счастье, с которым я читаю обо всех милых и трогательных подробностях, которыми ты балуешь меня в своих письмах, любимая. О! Ты слишком, чересчур хороша для меня, моя нежная, дорогая девочка. Хотел бы я быть достойным такой чистой, божественной любви; но это не так, – я чувствую, что не достоин! Как мне благодарить Всемогущего Господа за такое блаженство, о котором я ежедневно молился, и на которое не смел надеяться!

Пишу на этом большом листе, потому что хочу, чтобы ему посчастливилось дойти и очутиться у тебя в руках, моя Аликси, дорогая.//

Я заказал их для длинного путешествия, и вся пачка еще осталась почти не тронутой, так что, почему бы не использовать ее по назначению. Когда нам не разрешалось писать друг другу, я ненавидел эту бумагу – но сейчас, сейчас все по-другому! Мне вспоминается моя каюта на корабле «Память Азова», все мои бумаги и снимки, что скользили по столу, когда судно качало; но из них я всегда особенно помню ту самую маленькую фотографию, что всегда стояла у моего изголовья – такую нежную и, увы, всегда молчаливую!

Прости меня, моя нежная Совушка, за длинные отступления и за то, что письмо полно утомительных и длинных фраз!

Сегодня я несу службу (в качестве адъютанта) моего Отца и должен появляться в форме в церкви и на обедах; то же самое касается моих кузенов, мы меняемся по очереди с обычными адъютантами и дежурим каждый один раз в две недели. Ты, конечно же, знаешь, что нам не приходится заниматься ничем особо тяжелым: мы лишь пересылаем прошения  Папa и присутствуем на приемах! И это все! В городе добавляется еще одна// обязанность: мы должны в любое время суток выезжать на любой пожар и потом докладывать  Папa обстановку!

Кое-кто из родни приходил в церковь и на обед. Тетя Михень спрашивала о тебе и просила передать самый нежный привет!

После полудня мы с Мишей совершили прогулку в лодках, а  Папa и Беби гуляли пешком. Дул очень сильный ветер, но погода стояла чудесная, хотя и совсем не жарко! Миша – убийственное создание! Он купил огромный зонт, который использует как парус всякий раз, когда выезжает в лодке. Сегодня, при таком сильном ветре его несло с огромной скоростью, чему он был неслыханно рад. Но я всегда волнуюсь об этом безумце, так что мне приходится следовать вплотную за ним, в случае, если ему понадобится помощь.

Теперь мне надо идти, дорогая, я должен переодеться и спешить к обеду! Целую!

Обед окончен, и я снова безраздельно твой, моя родная! Я перечитал твои письма и должен снова поблагодарить тебя, моя дорогая девочка!//

О! Тот твой восхитительный розовый капот [нем.], что я дважды видел на тебе в Кобурге, ты оденешь его снова?

Я вклеил большое количество фотографий и групповых снимков из Розенау в свой огромный альбом, и смотрю на них каждый день. Я дал  Папa нашу карточку, где мы оба в мехах – ему очень понравилось! Скоро они у меня снова закончатся, так как я много раздавал.

Ксения продолжает заваливать меня телеграммами – она должна себя чувствовать более или менее, как я, когда приехал в Дармштадт – теперь, когда она переехала к Сандро, и он рядом с ней!

Мне надо оставить место, чтобы написать несколько строк завтра, чтобы письмо не выглядело совсем старым. Спокойной ночи, моя нежно любимая, дорогая девочка! 16/28 мая. Вот я и снова здесь, любовь моя. Доброе утро. Хотел было покататься, но идет сильная гроза, так что дождь совсем лишил бы меня зрения и я бросил эту затею. Через два часа заканчивается моя смена, и меня примет капитан флота. Я возвращаюсь в лагерь вечером. Прилагаю еще один список, пожилая дама настаивала, чтобы я тебе его послал; все платья и другие вещи приданого  Мамa – в твоем распоряжении, чтобы ты получила представление об этом!