Голуби

Хирургическое отделение детской городской больницы. Унылое серое здание довоенной постройки. Тускло освещенная палата  с высоченными потолками и массивными стенами. Огромные двери в коридор с облупившейся белой краской.

На скрипучей широкой кровати с панцирной сеткой лежит девочка лет 7-8, как тоненькая веточка на белых простынях. Она кажется потерянной в этом огромном незаполненном пространстве.  И, действительно, в больничной палате она совершено одна.

Вокруг еще стоят кровати, но они аккуратно заправлены синими шерстяными одеялами, а сверху подушка треугольничком, в белой застиранной наволочке. Наверно,   хотели поставить домиком, но так как подушка была худосочная, верхний торчащие уголок наклонился.
"Как заячье ухо"- подумала девочка.

Вчера ей сделали операцию, все говорили, что несложную - гланды и аденоиды. Почему несложную, если все было так сложно. Операция проходила под местным наркозом. Девочка все видела и слышала.
Страшно? Нет. Только непонятно все вокруг, люди незнакомые в белых халатах и масках. И мамы нет рядом. Больно? Тоже как бы нет, но эти подготовительные действия.... Сначала ей закрепили руки за спиной, ну чтобы не мешала, потом в рот вставили какой-то круг, чтобы не смогла закрыть, еще голову держала тетя, чтобы не вертелась. Только ноги были свободны, вот она ими и молотила, что было мочи.
 
Девочка помнила, что взрослые перед операцией говорили, что будут удалять только гланды, а аденоиды не нужно вырезать, она еще запомнила это новое странное слово, похожее на каких-то ползучих насекомых.
 Но, когда, наконец, операция подходила к концу и появилась надежда вдохнуть свободно и выйти из этого яркого света. направленной на нее лампы, хирург вдруг сказал: "Будем вырезать и аденоиды".
И снова это зудящее сверление и опрокинутая голова и снова, как матерчатая кукла мотыляла она ногами, вкладывая в эти бесконтрольные движения все свое бессилие.

А потом лежала на необъятной кровати и ей говорили, что нужно только на боку и не сглатывать окрашенную кровью слюну, а выплевывать в металлическую мисочку. Мисочка неприятно холодила щеку, была твердой и неповоротливой. Через некоторое время необходимо было выливать накопившуюся жидкость, для этого нужно было двигаться, а двигаться не хотелось. Ничего не хотелось и еще появилась боль.
- Это наркоз отходит, - шептались вокруг, но девочка все слышала.

Хорошо, когда приходила мама, тогда все вокруг успокаивалось и само  собой получалось.
- Чтобы быстрее зажили ранки в горле, - ласково говорила мама, - нужно  пить сырые яйца и есть сметану.
Но девочка терпеть не могла сырые яйца и сметану.
Особенно этот тягучий белок с отвратительным сгустком, она его называли "командир".
Девочке хотелось жаренной  картошки с томатным соком или хотя бы черный хлеб с маслом, посыпанный солью. Но ей НЕЛЬЗЯ - соленое опасно для раненого горла.

Мама не заставляла дочку пить гадкий яичный белок и давала ей только желток, а сметану тоненьким слоем размазывала по тарелке, посыпала сахаром и уговаривала:
- А ты представь, что это мороженное.
 
Когда мама уходила все вокруг снова становилось серым и печальным. И тогда девочка смотрела в окно. Ее кровать стояла прямо у большого окна с деревянными старыми рамами. Через стекло можно было увидеть кусочек синего неба, иногда по нему плыли облака, большие и маленькие. Деревьев не было видно, они не доросли еще до четвёртого этажа и шумели под ветром где-то внизу. Иногда казалось, что идет дождь, но нет, это колыхались кроны невидимых деревьев. 

Но главное, что было за окном и что больше всего привлекало девочку - это голуби. Вдоль стены, которая углом упиралась в край окна, был карниз и вот на нем жили голуби. Каждое утро девочка просыпалась под их громкое воркование. Птицы жили своей жизнью - они играли друг с другом, танцевали, подпрыгивали, чистили перышки, даже целовались, а потом вдруг вспорхнут дружно сизокрылой стаей, и шумно взлетают, становясь еще одним облачком на синем небе.

И так радостно и весело было за ними наблюдать. Девочка уже почти всех голубей знала "в лицо" и даже дала им имена. Они были ее хорошими друзьями и не спрашивали: "Что ты сегодня ела?", "Как ты себя чувствуешь?", "Какая у тебя температура?".
 Они были весточкой с вольного мира и несли бескорыстную и необъяснимую легкость и радость всем, всем, всем, а еще они были красивые.

Этой девочкой была я.