Военный квартал

  Виталий Викторович шёл сдавать оружие в дежурную часть. На открытом пространстве плаца, через который нужно было идти до штаба, декабрьский хиус, весело ярясь, с разбегу ударялся о бушлат, холодя тело. «Вот чем ты лучше Онопки? – сварливо нудила в голове мысль. – А сам-то кто? Злой ты стал, доцент, как собака злой!»
  На крыльце штаба его настиг звонок мобильного, на дисплее высвечивалось: «Кислая».  Звонила, вернее сказать, вызывала начальница кафедры, фамилия которой вообще-то была Брусникина. В этот момент он просто ненавидел свой телефон, но не ответить было нельзя. Нажав на зелёную телефонную трубочку, молча приложил телефон к уху, знал, что никто его «да» и ждать не будет. В ухо тотчас влилось раздраженное и требовательное:
  – Вы где, Виталий Викторович? – «где, где, в азиатском городе», – подумалось.
  – В штабе, оружие сдаю, – ответилось.
  – Как сдадите, срочно ко мне!
  – Есть, командир!
  – И не паясничайте…,  детский сад какой-то!
  «Он самый и есть, – подумал Бузин, нажимая отбой и пряча телефон в нагрудный карман бушлата, – у меня в тревожном чемоданчике и памперсы имеются».
  В дежурке в комнате выдачи оружия, маленькой и невентилируемой, с двумя столами и бачком с оружейным маслом, обливаясь потом в расстегнутых бушлатах, уже стоял в очереди к окошку приема-сдачи оружия народ. Бузин занял очередь и обреченно про себя предсказал: «сейчас кто-нибудь войдет и весело так: кто тут за колбасой крайний? В ответ раздастся смех».
  – Кто крайний за колбасой! – Бузин повернулся на знакомый голос, и широко улыбнулся добрейшему и роднейшему, простому, нос пуговкой, лицу зам. начальника учебного отдела Борису Борисовичу Гуглееву. Говорят, предсказуемость – это тень счастья. Скорее всего, не всё, что говорят, так и есть.
  Гуглеев очень добро улыбнулся и протянул руку для бузинского оздоровления, тот и оздоровился. 
  «Интересно, поставит он меня к стенке по приказу? – вдруг подумал Бузин. – Поставит, даже не по приказу, а даже с начальственного намёка, не задумываясь. А я его? – продолжал Бузин эту странную игру. – А за что?
  – Бузин, – сказал Бузин, укладывая с железным стуком пистолет на маленький подоконник окошка приема-сдачи оружия.
  – Нормально почистили? – Дежурный вознамерился заглянуть в железные внутренности пэ-эма.
  – Конечно! Только не надо лезть к нему в эрогенные зоны, он этого не любит! – Дежурный ухмыльнулся шутке и вскоре вернул вместо оружия жёлтую карточку, которая почему-то называлась «заместитель». В ней рядом с бузинским фото были полные «выходные данные» пистолета: звали "его" - ПМ № НК 3990 и 9-мм патронов 16 шт. Кто кого тут замещал, в карточке не уточнялось. Судя по возрасту своего табельного "коллеги", а был он 1962 года «рождения», Бузин подозревал, что заместителем в этой паре явно был все-таки он.
  Сунув карточку в корочку удостоверения, он, пару раз тыркнувшись в толпе о бока коллег, выбрался, из парилки дежурной части, глотнув свежего воздуха на крыльце штаба.
  Путь от штаба к учебному корпусу лежал через плац, обрамленный, как ему и положено, плакатами, изображающими приёмы строевой подготовки, какие-то медали и ордена, да средней пушистости елками.
  Вокруг плаца стояли барачно-казарменного вида одноэтажные постройки из красного кирпича дореволюционного обжига. Когда-то в них располагался Верхнереченский 12-й Сибирский пехотный полк, ушедший отсюда на русско-японскую войну и там, в дальневосточном тумане Маньчжурии, геройски бодавшийся с самураями. Смутно проявились в памяти усатые и бородатые лица солидных дядек в шинелях и папахах со старой фотографии из энциклопедии. Бузин попытался мысленно примерить этот усато-бородатый антураж к почти детским лицам проходивших навстречу курсантов, получилось смешно.
  Верхнереченский институт МВД России занимал целый квартал в центре города. Эта территория, отгороженная высоким пикастым чугунным забором от гражданской повседневности, уже более ста лет оставалась царством военщины: воинские части уступали место военным  училищам, - погоны, петлицы с кубиками и ромбами, снова погоны, латунные звёзды, кокарды, шевроны, знамёна, военные марши, строевой топот, командные окрики…
  Кроме того, это было любимым местом городских ворон, регулярно слетавшихся сюда в огромном количестве и чувствовавших себя здесь превосходно. В отличие от людей, только вороны видели постоянное броуновское движение разношерстной толпы милитаристских призраков, с деловым видом сновавших по этой территории. Бородачи Верхнереченского полка в папахах, с шашками поверх шинелей, злобно косились на комиссаров в кожанках, и недоумённо разглядывали живых курсанток в современной форме российской полиции, тщетно силясь понять их звонкое девчачье щебетание. Курсанты артиллерийского училища, вечно теперь ожидающие отправки на фронт, маршировали под командованием молодых лейтенантов, вовсе не замечая ни таких же бесплотных курсантов Верхнереченского военного авиационного училища летчиков, ни нынешних живых обитателей этого мирка,  просто проходя сквозь них.  Меж всеми ними тихо бродила тень девицы Дуньки, вглядывающейся в лица, и безнадёжно выискивающей ненаглядные черты бравого прапорщика, из-за неизбывной тоски по которому, равнодушно её бросившему, удавилась она где-то здесь, на сосне, в конце позапрошлого века. Над всем этим столпотворением военных духов плыл, как звуковая эманация невозмутимого светила, кристальный колокольный звон Знаменской церкви, когда-то полковой, теперь общегородской.
  Автоматически вздергивая ладонь в перчатке к козырьку в ответ на приветствия курсантов, причем, пару раз курсанты-то, как раз и не приветствовали, - наглые старшекурсники, Бузин дошел до крыльца учебного корпуса. Поднялся по центральной лестнице, вестибюль – огромные люстры, в углу кожаные диваны, - лепота! Второй этаж – ласково-мечтательный взгляд премьер-министра, третий – проникновенно-участливый – президента. Скользнул мимо приоткрытой двери кабинета начальника кафедры, аки облачко, и вошел в свой кабинет.
  Три стола по углам, большое окно с прямым видом на КПП и улицу Матросова, хоть пулемётную точку для обороны заведения организуй, отличный кабинет. Вспомнилось, как во время визита министра, толпились здесь коллеги из дружественных кафедр, с шиканьем друг на друга и, приоткрыв рты, чуть раздвигали они шторки жалюзи, чтобы увидеть, как входит министр со свитой, и крадущимся строевым подползает к нему начальник института с докладом. Мы, хозяева такого удивительного кабинета, шутливо одергивали их.
  - Шторки, сильно не разевайте, чтоб не видели вас!
  - А, что такое?
  - Получишь в свой любопытный открытый рот пилюлю от снайпера – узнаешь!
  Сейчас в кабинете тихо развёртывалась обыденная трагедия, что на бюрократическом наречии именуется «учебным процессом». За столом с тоскливым выражением лица сидел подполковник полиции в очках. Перед ним стояла курсантка, тоже тосковавшая по чему-то, явно для нее несбыточному. Взгляд одетой в серую полевую форму («пэпээску») девицы растерянно скользил по обложкам живописно разбросанных по столу препода книг, и незнакомые имена, причудливые заголовки, лишь вызывали у неё ощущение абсолютной безнадёги и изжогу: « Элиас Канетти. Масса и власть», «Ортега-и-Гассет. Дегуманизация искусства», « М. Хайдеггер. Бытие и время», «Э. Хромм. Бегство от свободы»…
  - Ну, почему неправильно, товарищ подполковник - ныла будущая защитница правопорядка.
  - Да потому, - монотонно отвечал препод, хотя Бузин уже слышал в его голосе раздражение, - вы понятие «самолёт» разделили на «крылья», «фюзеляж» и «хвост»…, что, понятие «курсант» вы будете делить на «фурашка», «голова», «руки», «ноги»?
  - И хвост. – Без усмешки добавил Виктор Витальевич, пытавшийся затолкать бушлат в тесный старый шкафчик.               
  - Идите и читайте тему «понятие», всю тему, а не только про операцию деления! – Подытожил подполковник, и, видя, что курсантка состроила плаксивое выражение на своем милом личике, поспешно добавил, - идите, идите, у вас сегодня уже не буду принимать отработку, - без восклицательных и устало, так убедительней.
  - Веня, опять ты толпу «отработчиков» собрал в коридоре, - сказал Бузин, роясь в ящике своего стола.
  - ****ь, Виталя, они же в наглую  измором берут, но прочитать и что-то понять…, да ну их!
  - На кафедральном стенде, над надписью «подполковник полиции Григорьев Вениамин Валерьевич» красуется фото с тщательно выколотыми глазами, не замечал?
  - Ты бы лучше свои глаза поберег, тут «Кислая» бегала, о своей "любви" к тебе кричала: «Люблю, кричит, Бузина, аж не могу!» - Парировал Григорьев.
  - Да я в курсе. Ладно, пошел, грешно игнорировать любовь женщины.