Эшелон с призывниками

     Стояла сухая осень. Ненадолго плеснув на дворы и улицы оттенки желтого цвета, листва начала, каждодневно набирая скорость, срываться с веток наземь и уноситься вначале робкими, а потом набирающими силу дуновениями ветра.
Прооперировав больного солдата с подкожным панарицием, Камский самостоятельно наложил ему марлевую повязку. Затем вместе с пациентом вернулся из операционной в кабинет амбулаторного приема. Прапорщик Сюртук и санитарный инструктор Ерошин участвовали в общей работе. И как это бывало неоднократно ранее, возбужденно нарисовался из коридора лазарета посыльный и объявил о необходимости срочного прибытия к подполковнику Шустову. Игнат снял перчатки, смыл под краном тальк, снял халат, шапочку и маску, облачился в китель и поспешил на рандеву.
— Разрешите?
     Дверь в кабинет комбата, когда он был на месте, всегда была открытой.
— Заходи доктор! Мне только что звонил начальник вашей службы, вашей мёд службы, — по последней фразе можно было понять, что командир батальона был не в духе, — и объявил, что я тебя должен откомандировать в качестве врача эшелона. Телефонограмма уже пришла. Видишь ли, никого другого не нашли!
— Какого эшелона? — поинтересовался Игнат.
— За молодым пополнением.
— А куда?
— Я точно не знаю, но скорее всего новобранцы будут с Кавказа. Убытие завтра. Срок командировки две недели.
     «Да в армии расслабиться не дают, — подумал Игнат. — Придется в дорогу взять пару монографий».
— Подполковник Береснев приказал тебе к пятнадцати часам прибыть к нему на инструктаж, — продолжал Шустов. — Я его предупредил, что медикаментов для комплектации походной укладки в батальоне нет.
— У нас действительно все на пределе. Бинты тоже экономим, широкие делим надвое. Увеличилось число больных с гнойничковыми заболеваниями…
— Вернешься из поездки, получишь деньги на закупку всего необходимого в Семипалатинске.Командировочное предписание оформишь у капитана Фомина.
     Получив документы, Игнат направился к начальнику медицинской службы гарнизона подполковнику Бересневу Ивану Дмитриевичу.
Отмахнувшись жестом правой руки от доклада старшего лейтенанта, начмед показал рукой на стул:
     — Присаживайся. Понимаешь, Игнат, — Иван Дмитриевич хорошо знал всех своих подчиненных врачей и в доверительных беседах всегда обращался по имени, — мне некого больше отправить. Из всех строительных батальонов только у тебя есть прапорщик в помощниках. Пока ты был на «Орионе», он же справлялся и не плохо. И сейчас пусть пару недель поработает. Из одной командировки в другую. Да, нелегко. Но такова армейская служба. Список необходимых медикаментов составил?
     — Да, — Камский протянул лист, достав его из папки.
     Прочтя, начальник медиков с выражением удовлетворения на лице произнес:
     — Хорошо. Допиши еще девяносто шестиградусный спирт ноль пять литра для хранения шприцев и столько же семидесятиградусного для обработки кожи. Если в дороге появятся страдающие от жажды, посылай их подальше. Ты догадываешься, о ком я. Все, что останется, вернешь мне. Ну, по крайней мере, постарайся.
     — А откуда новобранцы? — решил уточнить Игнат.
     — Из Азербайджана. В Баку ваш поезд будет укомплектован местными комиссариатами.
     — Еще вопросы есть?
     — Нет.
     — Ну, тогда действуй.
     На аптечном складе из имеющихся расходных запасов Камский укомплектовал свой ящик с красным крестом до верха, затаив мысль сэкономленное имущество доставить в лазарет.
Общий сбор был назначен на утро следующего дня. К этому времени на железнодорожных путях в тупике, на окраине городка среди жухлой степной травы уже стояло семь вагонов плацкартного типа. У начальника поезда майора Гусейнова Марата Зауровича в подчинении было одиннадцать младших офицеров, в том числе начальник продовольственной службы и врач, несколько прапорщиков и сержантов сверхсрочников. После построения, сверки списка личного состава была дана команда по вагонам. По пути следования в Чагане и Семипалатинске происходило доукомплектование состава, было добавлено еще несколько вагонов. Далее поезд решительно двинулся на юг. Ехали медленно, периодически пропуская пассажирские составы, порой, часами простаивая на запасных путях, где присоединялись, либо наоборот отцеплялись грузовые вагоны с каким-то армейским имуществом. Офицеры играли в карты, кто-то в шахматы, шашки или нарды. Камский читал монографию «Ошибки в абдоминальной хирургии». Миновали Актогай, с западной стороны осталось озеро Балхаш, проехали мимо Талды-Кургана, Капчагайского водохранилища, несколько часов простояли на станции Алма-Ата один, затем была железнодорожная развязка Берлик. Следующими городами на маршруте следования стали Джамбул, Чимкент и Ташкент. Осень чувствовалась и здесь, листва начала приобретать золотистые оттенки, но было очень тепло по сравнению с широтами Восточного Казахстана. После Джизака и Самарканда днем в вагонах стало душно и пришлось приоткрывать окна. В Бухаре была последняя остановка на территории Узбекистана. В Чарджоу, Мары и Ашхабаде опять что-то выгружали и загружали, одни грузовые вагоны заменяли другими. К исходу пятых суток пути, там, где желтая выгоревшая от солнца равнина смыкалась с горизонтом, Камский из окна вагона увидел лоскуток чего-то ярко синего. Небо над этой привлекающей взгляд синевой было чуть светлее, словно в дымке.
     На море Игнат был только один раз. После окончания шестого курса института, перед началом интернатуры выдался свободный месяц июль. И вот по приглашению своего двоюродного брата он прибыл в портовый город Клайпеду. Местные жители радовались и говорили, что наконец-то наступило лето и стало тепло. Для балтийцев семнадцать градусов — почти жара. Родственник в полдень повел Игната на пляж, чтобы искупаться. Людей было много, они лежали среди песчаного светло-желтого изобилия на надувных матрацах, одеялах или покрывалах, некоторые добротно разместились на дощатых щитах. Часть посетителей пляжа купались. Игнат решил последовать их примеру. Он быстро зашел по щиколотки в воду, острый холодок иглами вонзился в кожу, на руках появились пупырышки. Инстинктивно поежившись, он привлек к себе несколько насмешливых пытливых взглядов. Набравшись смелости, гость соседней южной республики быстрыми шагами углубился до пупка. Нижняя половина туловища, как ему показалось, выжалась в верхнюю часть более теплую. Хотелось повернуть назад, но под гнетом наблюдающих глаз пришлось плюхнуться в воду и рвануть в направлении буйка. Холод стал чувствоваться меньше, но руки и ноги сводило. Преодолев некоторую дистанцию кролем вглубь, Игнат развернулся, перешел на брасс и выбрался на спасительный берег. Даже вытершись полотенцем, он не чувствовал себя согревшимся, его трясло. В тот момент сладостно представлялся живописный берег родного озера, где можно было плескаться на теплом мелководье часами. На третий день морских процедур Игнат заработал добротный насморк, затем, ограничившись несколькими экскурсиями по городу, убыл домой.
С приближением к Красноводску морские изумрудно красивые просторы все более оттесняли степные желтые и безводные. Вскоре эшелон прибыл к железнодорожной переправе через Каспий. К полуночи вагоны были погружены на паром «Советский Азербайджан», личный состав разместился в каютах на верхней палубе. Был дан гудок, и массивное судно отчалило в сторону Баку. Камскому не спалось. Через некоторое время он приподнял пластмассовую створку иллюминатора, защищавшую стекла. Вид был завораживающим. На небе ярко светила луна, редко мерцали, посматривая на землю, звезды, внизу беспредельно плескалось море. У самого борта волна поблескивала серебристым лунным светом. Камский оделся и вышел на палубу. Там стоял и курил майор Гусейнов.
     — Что, доктор, тоже не спится?
     — Такая красота. Жаль пропустить.
     — Да, душа радуется!
     С юга, со стороны Ирана, налетал мягкий теплый ветер.Бросив окурок в урну, Гусейнов ушел отдыхать. У Камского было ощущение полета над землей. За звездным небом, смыкающимся с морем, яркой луной, светящимися волнами по бортам парома и серебристой полосой бурунов за кормой хотелось наблюдать бесконечно. Вскоре на востоке едва уловимое глазом пробилось утреннее мерцание. Игнат возвратился в свою каюту и тут же уснул.
     В полдень следующего дня железнодорожный паром пристыковался к причалу в порту столицы Азербайджана. В ожидании дальнейших распоряжений начальства Камский и еще несколько его попутчиков решили пройтись вдоль берега. Ласкающие дуновения ветра, солнце, малооблачное небо, сине-зеленоватое море с небольшими волнами, набегавшими на гальку и песчаные дышащие полосы береговой кромки, создавали в душе умиротворение. С одного из катеров доносилась музыка. Проникновенный голос Муслима Магомаева летел ввысь и вдоль берега:
Море вернулось
Говором чаек,
Песней прибоя
Рассвет пробудив.
Сердце, как друга,
Море встречает,
Сердце, как песня,
Летит из груди.
Командированные офицеры остановились, завороженно слушая мелодию.
О, море, море,
Преданным скалам
Ты ненадолго
Подаришь прибой.
Море, возьми меня
В дальние дали
Парусом алым
Вместе с собой…

     Песня «Синяя вечность» была очень популярна в то время. Мотивы из репертуара знаменитого певца слились воедино с событиями тех лет, будь то масштабные государственные дела, либо личные впечатления и устремления. Непосредственно у причала берег был забетонирован, облицован, огражден, застроен, разделен ограждениями и не создавал романтического восприятия. Далеко в море были заметны вышки нефтедобывающих сооружений.
Разгрузка завершилась довольно быстро. Путейцы начали стыковать вагоны. Железнодорожный состав перегоняли на окраину Баку, откуда с новым армейским пополнением он северным маршрутом будет следовать к месту назначения.
Камский взял санитарную сумку с наиболее значимыми медикаментами и спиртами с собой, опечатанную укладку с остальным перечнем оставил в вагоне, где была организована охрана имущества и продовольствия. Пребывание офицеров до отправки эшелона было организовано в гостинице местной квартирно-эксплуатационной части. Здание располагалось недалеко от центра города. Игнат с группой офицеров походил по улочкам Баку, покрытым брусчаткой, посетил мемориальный комплекс «26 бакинских комиссаров», зашел на местный базар, где решил купить пару килограмм гранат. Его товарищи тут же потерялись в бесконечных торговых рядах рынка. Внимание доктора привлек морщинистый лицом старик с седой бородой, пышными и тоже побеленными бровями, характерным азербайджанским носом и карими глазами. Заметив, что на него смотрит военный в звании старшего лейтенанта, он громко его позвал:
     — Эй, старший лэйтенант! Подходы, пакупай! Самый лучший гранат! Са своего сада. Вот выбирай! Дэшево отдам!
     — Салам! — произнес Игнат, подойдя вплотную к прилавку старика.
     — Салам алейкум! — ответил продавец.
     — Почем продаете? — поинтересовался офицер.
     — А дагаварымся! Ты скажи сам откуда?
     — С Казахстана.
     — А пачэму так далеко ехал?
     — За молодым пополнением.
     — А, слыхал. Цэлый поезд будет. У меня внук в армии служит, младший сержант уже.
     Игнат отобрал около двух килограммов рубиново-красных плодов и положил на весы. Старик с улыбкой посмотрел на военного, затем спросил, показав пальцем на золотистую алюминиевую эмблему со змеей, повисшей над чашей:
     — Мэдыцына, значит?
     — Да, я врач.
     — Уважаю ваенных! Сам ваевал. Забирай так. Дэнег не нада.
     Как ни уговаривал старший лейтенант медицинской службы старика взять плату за товар, ничего не вышло. Пришлось ограничиться дружеским рукопожатием и попрощаться с искренним и добрым человеком. По возвращении в гостиницу Камский понял, что это только начало гостеприимства. Родственники призывников с партизанской смекалкой быстро выяснили, где остановились офицеры сопровождения, и стали осторожно появляться в вестибюле гостиницы, чтобы выяснить все детали и обстоятельства будущей службы своих детей. Они дипломатично завязывали беседы и радушно вручали военным пакеты со снедью и домашним вином, одновременно прося проявить заботу о том или ином новобранце. Это было нелегким испытанием: надо было все объяснить, не отказать, не обидеть. Употреблять спиртное в пути следования запрещалось, поэтому служивые пробовали домашние горячительные настойки до глубокой ночи. Два офицера из командированной группы были похожи на армян, поэтому вырвались из объятий одноименной диаспоры только к трем часам утра. И по причине того, что вход на ночь был заблокирован вахтером, им пришлось пробираться в свою комнату через окно, которое им приоткрыли товарищи.
На следующий день эшелон был загружен солдатским пополнением и после нескольких проверок и уточнений направился в направлении Махачкалы. Призывники набрали с собой баулы с продуктами, и начальник продовольственной службы сокрушался по поводу того, что ему некуда девать консервы и сухие пайки.
     Обратная дорога также проходила с остановками, ожиданиями, задержками, однако график движения был более скоростным. Огибая Каспий, миновали Астрахань с многочисленными протоками Волги. На разъезде Потуй воинский эшелон продолжил движение в северо-восточном направлении. Не доезжая Кустаная движение было откорректировано в южном направлении. Потом последовали Целиноград, Павлодар, Кулунда и Семипалатинск. Команды новобранцев разгружались на всем пути следования поезда и отправлялись в воинские части по предписанию. На станцию Конечная эшелон прибыл с опустевшими наполовину вагонами. Начальник продовольственной службы бегал от одного офицера к другому, упрашивая забрать неизрасходованные продукты. Камский взял десяток банок консервированной говядины. После доклада о прибытии он вручил подполковнику Бересневу нетронутые запасы медицинского спирта. Иван Дмитриевич с выражением удовлетворения на лице незамедлительно поместил их в свой массивный сейф.