Ветераны

     Как в целях сохранения мирового военного паритета и стабильности, так и для удовлетворения неуемного научного поиска ученых обустройство Семипалатинского испытательного ядерного полигона было начато в одна тысяча девятьсот сорок седьмом году. Общая его площадь составляла около восемнадцати тысяч пятисот квадратных километров. Это больше Черногории и чуть поменьше Словении. С запада, севера и юга места испытаний окаймляли невысокие горы. До Семипалатинска на восток — около ста сорока километров. По всему периметру этой территории в короткие сроки соорудили ограждение из колючей проволоки, местами в несколько рядов, попасть на закрытую территорию можно было только по пропускам. Ученые и работники многочисленных вспомогательных служб первоначально, подобно туристам, геологам или археологам жили в палатках и прочих временных сооружениях типа бараков, естественно без всяких удобств цивилизации. Прибывшим на место службы молодым докторам двухгодичникам семидесятых годов удалось еще увидеть несколько таких построек оставленных под склады. Город Курчатов возник, поглотив собой местное село Молдары. На почтовых отправлениях указывались в разное время такие адреса: Москва 400, Берег, Семипалатинск-21. Игнат получал письма уже по последнему обозначению. На открытых картах это место помечалось как «Конечная».
Основных испытательных площадок было три. Кодовые обозначения их периодически менялись. Испытания были начаты на самой ближней к городку атомщиков двадцать девятого августа одна тысяча девятьсот сорок девятого года. Она находилась в нескольких десятках километров южнее. Всего было проведено тридцать наземных и восемьдесят шесть воздушных ядерных взрывов. Завершились исследования на этой территории тридцатого декабря одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года.
В одной из строительных частей, располагавшихся на той территории, Камскому пришлось некоторое время заменять убывшего врача.
Теперь снова обратимся к истории. Вдобавок к имевшейся испытательной площадке оборудовалась вторая, но уже на гораздо большем удалении к югу от Иртыша и гарнизона, а именно в горном массиве Дегелен. На ней с одиннадцатого октября одна тысяча девятьсот шестьдесят первого по десятое октября одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года было осуществлено двести девять подземных ядерных взрывов.
Третья площадка, или Балапан, всемирно известна искусственно созданным озером Чаган. На ней с девятнадцатого июня одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого по девятнадцатого октября одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года было проведен сто тридцать один ядерный взрыв. Итого на всем полигоне, как гласят источники, четыреста пятьдесят шесть.
Старший лейтенант Камский вел амбулаторный прием в лазарете. Он осматривал рядового с болями в животе. Фельдшер Сюртук и санитарный инструктор Ерошин делали перевязки. В строительных частях в связи со спецификой работы было немало кожных гнойничковых заболеваний. Вслед за очередным больным в кабинет врача поспешно зашел посыльный из штаба части и быстро проговорил:
— Товарищ старший лейтенант, вас срочно вызывает подполковник Шустов.
Игнат уже давно понял, что вызовы к начальству не сулят ничего хорошего, а особенно срочные.
— Сейчас буду.
Пациента доктор решил направить в госпиталь, так как в лазарете вести таких больных под наблюдением было запрещено. Да и условий для этого не было.
Подполковник Шустов и начальник штаба капитан Фомин редактировали текст какого-то приказа возле стола, за которым сидела, ровненько выпрямив спину, молоденькая девушка, наносившая с помощью производственного инструмента под названием «Украина» то длинными, то короткими очередями буковки на белую мелованную страницу для отправки в каталог бесчисленных военных бумаг.
Увидев своего врача, Шустов прервал обсуждение и сказал:
— Доктор, есть тема для разговора. Идем в мой кабинет.
Потом командир спешно решал по телефону проблему, связанную с ремонтом подъемного крана, ответил на звонок вышестоящей инстанции. Камский терпеливо ждал паузы. И вот она наступила.
— Понимаешь, доктор, у нас есть несколько ветеранов, которые весь срок своей службы, а это более двадцати пяти лет, провели здесь на полигоне. Уволились, проживают в городке. Мы за ними, можно так сказать, шефствуем. Оказываем при необходимости помощь, обеспечиваем лекарствами. Накануне я тебе давал перечень препаратов, которые вдобавок к твоему основному списку, надо было закупить на аптечной базе в Семипалатинске. Все это предназначалось для них. У нас длительное время служил, а по достижении выслуги, да и по возрасту, и состоянию здоровья уволился два года назад старший прапорщик Таранов Антип Степанович. Он начинал службу здесь в сорок седьмом году рядовым. Потом оформился на сверхсрочную. Женился, у него тут жена, сын с семьей проживает неподалеку. Дочь уехала на Урал. Его пару недель назад прооперировали в госпитале.
— Подполковник Сомов оперировал? — поинтересовался Камский.
— Это мне не известно. Так вот, — продолжал Шустов, — накануне его выписали домой. Сегодня мне позвонила его жена и сказала, что Антипу Степановичу очень плохо. Поезжай к ним, вот его координаты, — командир протянул листок бумаги, — разберись, потом доложишь мне обстановку.
Камский тут же отправился по указанному адресу. Квартира у Антипа Степановича была двухкомнатной со стандартной обстановкой того времени: шкаф, стол, стулья, сервант, черно-белый телевизор. Хозяин лежал на диване под ватным одеялом, хотя в комнате было тепло, а с улицы даже жарко. На дворе заканчивался март. На полу находилось ковровое покрытие. Лицо больного серо-мраморного цвета, тусклый безучастный взгляд, впавшие щеки, покрытый морщинами лоб, редкие седые пряди волос, бесцветные губы, худые руки, бессильно лежащие параллельно туловищу для практического врача были информацией, которая заставляла предполагать худшее.
— Антип Степанович, можно я вас осмотрю? — попросил прибывший доктор.
Отставник кивнул головой в знак согласия и, приподняв с трудом руки, начал сдвигать одеяло с туловища к ногам. Его жена поспешила помочь.
Камский приподнял нательную рубашку. Живот был вздут, слегка болезнен, однако признаков воспаления брюшины не определялось.
— Покажите язык! Так хорошо. — Слизистая органа речи и глотания была сухая и шершавая, как наждак.
— Он уже двое суток ничего не пьет, — пояснила его супруга. — Ой, милые мои, что же это делать? — запричитала она и стала платочком вытирать выплаканные глаза.
Продолжая обследование, Камский прослушал перистальтику, измерил давление, температуру. Эти показатели были в пределах нормы.
— Покажите, пожалуйста, мне выписку из истории болезни, что вам дали в госпитале.
Ганна Александровна, так звали хозяйку, принесла документ. Предположения Камского подтвердились. Онкология, запущенная форма. Подполковник Сомов сделал паллиативную операцию, наложив обходной анастомоз. В те годы было не принято говорить таким пациентам правду о характере их болезни. Диагноз шифровали, а сообщали что-либо безобидное, чтобы не травмировать психику. В настоящее время от такой тактики отказались, и лечащий врач, подробно информируя больного о течении заболевания, способствует тем самым мобилизации всех сил его организма на борьбу за выживание.
Надо было что-то предпринимать. Игнат, съездив в лазарет, взял несколько систем для переливания, а также флаконы с полиионными растворами. После капельницы язык у Антипа Степановича стал влажный, глаза прояснились, и он стал даже разговаривать.
Несмотря на свою занятость, доктор в течение недели посещал больного ежедневно, делал инфузии, регулярно информировал командира части. Для снятия боли периодически приходила делать уколы участковая медицинская сестра.
На второй неделе лечения пациент начал пробовать есть. Игнат предположил, что у больного спали отеки в местах анастомозов, поэтому и наступило облегчение.
В один из дней старшему лейтенанту медицинской службы Камскому сообщили, что его приглашает для беседы заведующий хирургическим отделением госпиталя, и в урочный час он прибыл в ординаторскую к подполковнику Сомову.
— Ну, посвяти меня в суть дела. Что ты там затеял? Мне звонил ваш командир. Возмущался. Говорил, что приходится врача отвлекать от основных дел. Капельницы ставишь?
— Да уже вторую неделю.
— Ну и как?
— Начал пить воду, пробует жидкую пищу.
— Ты же понимаешь, что это все временно?
— Конечно. Но он бы уже умер от обезвоживания.
— Ваш командир, как его…?
— Шустов.
— Да, решительный ваш этот Шустов, требует, чтобы я заказал санитарный вертолет для транспортировки больного в окружной госпиталь в Алма-Ату.
— Ну, так закажите! Он же туда все равно довольно часто летает.
— И ты тоже из той оперы.
— Антипу Степановичу сейчас лучше. Особой срочности нет. Вы его возьмите при ближайшей оказии.
— Ладно, — согласился Сомов. — И так уже шума много.
Свои визиты к Таранову Камский стал теперь делать через день. В силу постоянной загруженности работой они были непродолжительными, да и ветеран не проявлял словоохотливости. Гриф секретности был вмонтирован обстоятельствами жизни в его сознание, как имплантат, извлечению он не подлежал, так как стал неотъемной функцией мозга. Только Ганна Александровна однажды обронила, что ее муж видел Курчатова и даже самого Берию, когда те приезжали на место взрыва.
В третьей декаде марта к дому больного ветерана подъехала санитарная машина. Антипа Степановича уложили на носилки и перенесли в автомобиль. Его супруга поставила рядом саквояж с личными вещами. Камский был назначен сопровождающим. Вскоре они были на аэродроме. В вертолете уже было четверо госпитальных пациентов: один лежачий и трое на сиденьях. Быстро погрузились, все расселись по местам. Заработал мотор, лопасти пришли в движение, и винтокрылая машина взяла курс на Алма-Ату.
На военном аэродроме неподалеку от столицы Казахстана их уже ждал санитарный автобус. Больных и сопровождавших переместили в него. В отдалении на фоне синего неба виднелись вершины и хребты гор, покрытые снегом. Миновав пригороды, живописные алма-атинские скверы и кварталы жилых зданий, автобус вырулил к шлагбауму окружного госпиталя, корпуса которого располагались вплотную к центральной площади неподалеку от монументальных правительственных зданий.
В приемном отделении на доставленных пациентов были оформлены истории болезни, а сами они отправлены в стационар. Сбор на обратную дорогу был назначен через два часа. Игнат решил, насколько позволяло время, осмотреть достопримечательности. Ему хотелось также выпить какой-нибудь газированной воды или кваса. На улице было тепло, ярко светило солнце. Декоративные насаждения начинали зеленеть. На ближайшей улице было многолюдно. На ней в длинный ряд стояли будки-автоматы, разливавшие пиво в стаканы и бокалы в зависимости от достоинства брошенной монеты или их набора. Газировка и квас поблизости не продавались. Игнат подставил стакан в наливное устройство, послал пятнадцатикопеечную монету в обозначенную щель и стал ждать, пока наполнится стакан.
В этот момент его окликнули:
— Старший лейтенант! — почему-то без слова товарищ.
Камский обернулся. Перед ним стоял высокий подполковник с голубыми петлицами на кителе и эмблемой военно-воздушных сил.
— Я вас слушаю, товарищ подполковник.
— А почему вы не приветствуете старшего по званию?
Согласно положениям устава в общественных местах это не было обязательным требованием, но доктор решил не обострять ситуацию.
— Здравия желаю, товарищ подполковник!
— Удостоверение! — послышалось в ответ.
Повязки, обозначавшей принадлежность к патрульной службе, у летчика не было, но попросить встречного представления Камский не рискнул. Он достал из внутреннего кармана документ и протянул его старшему по званию. Тот, не глядя, сунул его в боковой карман кителя и, удаляясь, бросил резкую фразу:
— Заберешь в комендатуре!
Забыв про стакан, наполненный янтарной жидкостью, Игнат отправился обратно в госпиталь, чтобы предупредить о случившемся начальника их командировочной группы. Он уже прошел половину пути, как услышал позади быстрые шаги. Обернувшись, Камский вновь увидел подполковника в летной форме. Прежней решительности на его лице не было. Два офицера встали друг против друга: один высокий и в возрасте, второй среднего роста и молодой.
— Что ты тут делаешь в Алма-Ате?
— Доставил больного с запущенной формой онкологии с полигона в окружной госпиталь.
— Ты врач?
— Да. А по эмблемам не видно?
— Ну, такие эмблемы и у санитарных инструкторов есть.
— Но у них не бывает офицерских званий.
Подполковник достал удостоверение Камского. Рука у него нервно подрагивала. Затем открыл и прочел:
— Значит, Камский Игнат Павлович. У нас служит полковник с такой фамилией. Может он твой родственник?
Игнат понял, что это удача, и дерзкий летун в сомнениях, поэтому ничего не говорил в ответ, а только спокойно смотрел в лицо собеседника.
— Ладно, забирай свой документ! В другой раз будь более внимательным.
Доктор поместил удостоверение в карман рубашки, надежно зафиксировал хранилище пуговицей и вернулся в госпиталь. Вечером того же дня он докладывал командиру о проделанной работе.
Спустя некоторое время Камский забрал ветерана из алма-атинского госпиталя и поездом благополучно доставил домой. В этой поездке его сопровождал сын больного.